Взахлёб. Невыдуманные истории - Алёна Аворус

Мы с Серёжей спрятались за портьерами и ждали. И вот донесся голос Игорька:

– А сейчас, уважаемые зрители, этот задорный танец для вас исполнят Мишка и Дылда!

Сейчас, конечно же, я понимаю, что Игорёк хотел сказать «кукла», но просто переволновался. Сам, наверное, не слышал, что говорил. Но тогда!

Мне очень захотелось тут же спрыгнуть со сцены, поймать этого злополучного конферансье и отвесить ему тумаков. Как я злилась! Серёжа махал мне из-за портьеры напротив, а я всё не выбегала. Кто-то из старшеклассников крикнул из зала:

– Мишка с Дылдой, танцуйте уже! Сколько ждать?!

Закусив губу и давясь злыми слезами, я выбежала на сцену под хохот зала. Как я топала: чуть пол не проломился. Хлопала я тоже так, что у Серёжи ладони покраснели.

Слёзы на моих глазах быстро высохли, и всю свою злость на Игорька я вложила в танец. Видимо, я искрилась, как шаровая молния, которая вот-вот взорвётся. Даже неповоротливый Серёжа скакал, словно горная лань и кружился, как настоящая балерина.

Когда музыка закончилась, бешено аплодируя, вскочила наша учительница танцев. Нас даже вызывали кланяться на бис.

Игорёк же в это время тихо пробирался к выходу, боясь моей расправы. Тумаков он всё-таки получил. Но не от меня, а от Серёжи.

После этого концерта мы подружились с Серёжей, он провожал меня домой и носил портфель. Увидя нас, Игорёк кричал:

– Тили-тили тесто, жених и дылда!

Серёжа за ним гнался, и они дрались на мешках с обувью.

Весной открылась новая школа, и Игорька перевели туда. А с Серёжей мы ещё дружили до пятого класса…

Дылдой я оставалась совсем недолго. Вскоре сверстники стали подтягиваться: расти, обгонять. Так что в своём поколении я уже не самая высокая, а всего лишь «чуть выше среднего»…

Знахарка

В детстве у меня очень часто болели уши: гнойный отит, обычно двусторонний.

Когда в ухе зрел нарыв, боль была просто нестерпимой. Ещё и ухо практически переставало слышать. После того, как нарыв лопался, становилось легче, слух возвращался, но зато из уха долго тёк противный гной.

Родители куда только меня не водили: даже в платную поликлинику к профессору. Все лишь руками разводили:

– Строение уха такое, генетическая предрасположенность.

Когда мне было лет восемь, врачи объявили:

– Со слухом будут проблемы. У неё на барабанной перепонке нет живого места от шрамов. И если ваша девочка не оглохнет совсем, то слышать всё равно будет очень плохо…

Вскоре после этого бабушка тайно отвезла меня к знахарке. Мы долго ехали куда-то на метро, потом на автобусе. Я оказалась в какой-то полутёмной комнате, где увидела маленькую, сухонькую старушку в чёрном платочке.

Она долго шептала какие-то наговоры, а может молитвы, слов я не разбирала. Потом знахарка налила в воду воск, получился какой-то бесформенный и довольно большой комочек. Она завернула его в ткань, сделала мешочек. Привязала к нему красную нитку и повесила мне на шею.

Мы ещё не доехали до дома, а я уже злилась и порывалась сорвать этот ужасный мешочек. Останавливало только то, что была зима, и сделать это было очень сложно.

Как только мы приехали домой, я сразу же сняла этот воск и выбросила за окно: прямо в снег. Моя бабушка проявила редкостное упорство. Оделась, пошла искать и нашла. Но на шею мне не повесила, а спрятала в бельевом шкафу.

Ещё долго мне снился по ночам шелестящий шёпот знахарки. Во сне я вслушивалась, вслушивалась, но так и не могла разобрать ни слова.

Когда нас в школе повели на диспансеризацию, врач поразилась:

– Не понимаю, куда делись шрамы?

Много-много лет после этого уши у меня не болели… Действительно ли знахарка их заговорила? Если так, то почему заговор подействовал? Ведь я же всеми силами ему противилась…

Дыня

Родители часто ездили в командировки по работе: запускали химические производства по всей стране. Где только они не побывали! И всегда привозили какие-нибудь сувениры и подарки.

Уже под самый Новый год мама полетела в Чирчик. Перед обратным вылетом из Ташкента позвонила папе:

– Обязательно встречай на такси, у меня с собой сюрприз!

Я ждала этот сюрприз с огромным волнением. Интуиция подсказывала мне:

– Мама везёт что-то немыслимое и прекрасное.

Услышав, как открывается дверь, я бросилась в коридор. Папа занёс вещи. Невообразимый аромат тут же заполнил всю квартиру.

Папа понёс сумку на кухню. Я, как привязанная, бежала за запахом:

– Мама, что это? Что так восхитительно пахнет?

– Это пахнет сюрприз.

Наконец-то папа достал её: огромную, жёлтую, продолговатую узбекскую дыню! Мы положили дыню на стол и заворожённо смотрели на это чудо.

За окном были синие декабрьские сумерки. Завывала метель, и снежная крупка стучала в окно. А у нас на столе лежала огромная, яркая, как солнце самого жаркого дня, настоящая дыня.

– Так не годится! Есть такую красавицу на кухне. Я достану сервиз.

Мы накрыли в большой комнате стол, достали самый лучший праздничный сервиз. Дыню помыли и положили на огромное блюдо посреди стола.

Папа её разрезал, и мы увидели ещё одно чудо. Мякоть дыни была розовая и прозрачная. Я даже подумать не могла, что дыня может быть розовой.

Для меня вкус этой дыни остался в памяти как самое лучшее, что только можно представить. Когда в школе нам рассказывали про божественный нектар, которым питались боги Олимпа, я представляла, что он именно такой: как узбекская дыня.

Когда на рынках появились «торпеды», я покупала их в надежде снова ощутить этот врезавшийся в память чудесный вкус. Дыни были сладкие, вкусные. Но их вкус был бесконечно далёк от ароматной сладости той незабываемой розовой дыни…

Тимка

После истории с котятами я долго переживала, что мне не досталось котёночка: даже плакала пару раз.

И вот однажды я проснулась и услышала:

– Мяу! Мяу! Мяу!

Выглянув в коридор, я поняла: папа пришёл с Птичьего рынка! Я выбежала навстречу, а папа распахнул пальто и достал серого пушистого малыша. От радости я скакала как бешеная.

– Теперь у нас есть котик!

Назвали мы кота Тимофеем.

Котёнок был такой крошечный, что помещался на одной папиной ладони. Если папа его другой ладонью накрывал, то Тимофея было вообще не видно: один хвостик свисал…

Мы все недоумевали:

– И кто только додумался таких маленьких котят продавать?

Тимка даже лакать не умел. Есть просил, а молоко не пил. Так пронзительно мяукал от голода, что даже из соседнего дома прибегали, спрашивали:

– Что вы с котом делаете, почему он у вас кричит?

Я его кормила несколько дней так: макала палец в молоко и мазала Тимке рот. Он лизал палец, шерсть вокруг рта – немного молока ему перепадало.

Потом наш котик научился сам лакать и стал быстро расти. Но меня так и считал за маму: утыкался носом куда-нибудь в бок, начинал мурчать и кофту мою сосать, а сам когти точил об меня как котята, когда у кошки молоко пьют.

Тимка вырос в огромного пушистого кота. Он был очень похож на манула, только весь серо-голубой. Наш котик очень любил гулять по перилам балкона: жили мы не высоко, на втором этаже. Однажды он не удержал равновесие и полетел вниз.

Я побежала кота искать. Бегала, бегала под балконом – нет Тимки. Хорошо, что я догадалась в окошечко подвала покричать:

– Тимка! Тимка!

Он сразу же вылез из подвала: очень напуганный, на «коротких лапах». С тех пор Тимка часто с балкона летал. То ли он падал, то ли сам прыгал. Далеко не убегал: гулял под балконом и ждал, когда за ним придут.

После того как Тимка побывал в подвале, мы решили первый раз его помыть. Раньше мы мыть кота боялись, продавщица на Птичьем рынке папе сказала:

– Котёнок у меня чистый, домашний. Маленьких котят нельзя мыть, вы его, если на улицу выпускать не будете, не мойте до года примерно.

Хотя Тимке ещё не было года, когда он угодил в подвал, но все испугались:

– Вдруг на него успели блохи напрыгать?

И понесли мы с папой кота мыть. Тимка упирался всеми лапами: не хотел никак в ванну.

Как же он не любил мыться! Таким утробным голосом завывал, даже страшно становилось. Терпел, не вырывался. Пока мы его мыли, Тимка стоял в ванне и подвывал диким голосом:

– Мяу! Мяу!

Кот такой смешной становился мокрый: огромная пушистая морда, тело без шерсти в два раза меньше, а хвост – совсем тонкий.

Наш Тимка был необыкновенно умный. Однажды мы заметили: газеты в его лотке всё сухие и сухие. Так прошёл день, наступил вечер, а в лотке было без изменений. Мы испугались и стали думать:

– Всё, заболел наш кот!

Нос потрогали – мокрый. И ел Тимка так, что только за ушами пищало. Мама первая заметила, позвала всех:

– Идите, посмотрите, какая новость!

Мы прибежали, а Тимка на унитазе сидит – важный такой! Так с тех пор лоток больше и не понадобился. Мы кота не приучали, ничего не делали. Сам додумался…