Десантный вариант - Александр Зубов

Замечательно было еще и то, что Миша не походил на типичного еврея — кровь матери-таджички сделала свое дело. Если бы представители рода Абдуллы-хана приехали к Штромбергам в гости, в среднюю полосу России из далекого Таджикистана, то, увидев Мишу, они бы с восхищением зацокали языками, узнав в нем старейшину своего рода. Вообще появление на свет Штромберга-младшего, полукровки, полутаджика-полуеврея — тема для отдельного романа в жанре социалистического реализма. Вкратце дело было так.

Отец Миши, Штромберг-старший, молодой инженер, после окончания института попал по распределению на стройку ГЭС в горный Таджикистан. Здесь он встретил семнадцатилетнюю таджичку Охмаджон из старинного рода Абдуллы-хана. Красавица Охмаджон и Штромберг полюбили друг друга, но рассчитывать на то, что отец Охмаджон отдаст ее замуж за «неверного» и без калыма, не было ни малейшего шанса. Развитой социализм пришел в эти места в виде техники и организации колхозов, председатели которых — те же баи, только в современном оформлении. Нравы и обычаи остались здесь средневековые и свято соблюдались.

Преодолев вековой страх восточной женщины, Охмаджон сбежала с молодым инженером. Оба они рисковали жизнью — такое здесь не прощали; и по обычаю гор только кровь могла смыть позор с древнего рода. Спрятаться в огромной стране молодые смогли на одной из северных строек, где требовались тысячи рабочих рук.

Через несколько лет, заработав гигантскую для простого человека сумму денег, семья Штромбергов с двухгодовалым черномазым сыном приехала в родной кишлак Охмаджон. Их появление было настолько неожиданным, что даже старейшины рода растерялись. Штромберг-старший понимал, что его попросту могут убить. Горячее обсуждение горцами их судьбы, как это ни банально, прервали пачки денег, которые их нечаянный зять положил на ковер в гостевой комнате. Калым был получен, а значит, древний обычай соблюден. Чету Штромбергов простили и со всем восточным гостеприимством приняли в родном доме Охмаджон…

— Миш, ну книжка — просто класс! Думал, неделю буду читать, а как начал, так оторваться не смог. Интересно только, а много там писатели нафантазировали? — С этими словами Орлов протянул другу зеленый брусок книги.

— Да я и сам первый раз слышу об этих писателях. Как они ее втроем писали? Собрали три фамилии в кучу — Гривадий Горпожакс. Я с тобой согласен. Таких книг у нас пока в Союзе нет. Отец ездил в Москву патент пробивать, у знакомых взял на время. А насчет фантазии… Согласен, тут ее многовато, но ведь на чем-то она основана, я так думаю. «Джин Грин — неприкасаемый» — это собирательный образ. С десяти героев взяли, в одного перевели их качества и приключения. Почему нет? Да ты садись, поболтаем, а то у меня голова кругом идет от этих переводов, — Мишка хлопнул себя по лбу, спохватившись. — Стоп машина! Я тебя сейчас кое-чем угощу. Как говорит Райкин, «дефицитом». Ты пока погляди, что отец привез, — он подвинул по столу к Сане книжку в суперобложке и вышел.

Орлов уселся в старинное кресло, в который раз с интересом оглядывая Мишкину комнату. Порядка тут было мало: груды книг, тетрадей, географических атласов лежали вперемешку на столе и полках. Иностранные плакаты обнаженных мужчин с накачанными мышцами висели по стенам. Арабская вязь украшала вход. На полу валялись гантели, гири, эспандер, у кровати притулилась штанга с «блинами». Какое-то самодельное спортивное сооружение громоздилось в углу. Каждый раз, когда Саня с иронией замечал Мише о кавардаке в его комнате, тот со смехом отвечал: «Все путем. Это творческий беспорядок».

С интересом Орлов стал листать похожую на учебник книгу. Книга была иностранная, на английском, с какими-то схемами, фотографиями борцов в разных стойках, различных ударов, захватов, бросков. Борцы на фото были низкорослыми узкоглазыми и в белых спортивных костюмах. Саня учил в школе немецкий, так что прочитать ничего не смог, понял только одно, что книга о какой-то восточной борьбе.

Мишка, хитро улыбаясь, появился с двумя дымящимися чашками кофе. Предложил Сане:

— На-ка, попробуй!

Несколько глотков темного, вкусно пахнущего напитка поразили Орлова. Более приятного кофе он еще не пил. Подняв большой палец вверх, Саня одобрил:

— Класс! А какой вкус! Миш, ни разу не пил такого кофе.

Мишка засмеялся:

— Конечно, не пил. Кофе из зерен, да еще с французским коньяком.

— А откуда зерна?

— Так я ж говорю, отец в Москве был.

Саня кивнул на книгу, лежащую на коленях:

— Миш, а это о чем? О какой-то китайской борьбе? Тоже из Москвы?..

— Да нет. Это японская борьба. Карате называется. Тут такие чудеса о ней написаны. Я еще только половину перевел. Книга японского мастера, основателя школы Масутацу Оямы; в ней все: и физическая и психологическая подготовка, и блоки, и удары, и фото, как правильно это все делать.

— Очередное увлечение? — заулыбался Саша.

— Да как сказать, Сань. Пока молодой, надо все попробовать. Вкус жизни — в ее разнообразии. И даже если в этой книге половина вранья, то пригодится другая половина, из которой я возьму только то, что нужно, — рациональное зерно.

— Миш, ты у нас всезнайка. Не слышал ничего о такой рукопашной борьбе — русский стиль?

Штромберг на несколько секунд задумался, потом достал из шкафа толстую книгу — то ли справочник, то ли энциклопедию на английском языке.

— Щас поищем, — внимательно листая страницы, бормотал он про себя. — Так, так… Как ты говоришь? Русский стиль?.. Щас найдем, в этом талмуде все есть… Саш, разочарую тебя. Нет такой борьбы. А откуда ты узнал об этом русском стиле?

— Да так, слышал разговор, — уклонился Орлов от прямого ответа. Ему не хотелось врать другу, но и о встрече с Шаровым он решил умолчать, ведь тот просил держать рот на замке. Зная неудержимое Мишкино любопытство, перевел разговор: — Ты знаешь, Миш, я завидую этому Джину Грину. Сильный, смелый, мир повидал — Америка, Вьетнам, Россия. А что мы видели в жизни? Как бы я хотел хоть немного побыть на месте Джина! Зеленые береты — здорово!

— Это точно, Саня. Только ни тебе, ни мне это не светит, — Штромберг, запнувшись, замолчал.

— Почему не светит?! Попасть бы куда-нибудь, в разведку… Только как?

— Ты еще скажи — в КГБ, — Мишка насмешливо поглядел на друга.

— А что? — с юным оптимизмом воскликнул Орлов.

— Ладно, не горячись. Закуривай. Побалуемся. — Штромберг вынул из стола пачку «Кэмела». Прикурил, внимательно и серьезно поглядел на друга, продолжил: — Остынь, пацан, остынь. Поговорим на полном серьезе. Я знаю, ты не болтун. Вражьи голоса слушаешь?

— Да так, иногда.

— Между прочим, они не все время врут. Выдают иногда такую информацию, о которой у нас ни гу-гу. Правда, с хитрым комментарием против СССР. — Штромберг резко встал, взволнованно стал теребить копну своих черных, как воронье крыло, волос и, глядя в глаза другу, чеканить слова с еле заметным напряжением в голосе: — Эх, Саня! Ты что, не видишь, что вокруг нас? Ты поговори со своим отцом серьезно, хоть он, может, тебе немного откроет глаза на нашу жизнь, на нашу гнилую систему!

Орлов вздрогнул. Ведь недавно он разговаривал с отцом, и тот тоже сказал о стране «ГНИЛАЯ СИСТЕМА».

— Какая разведка, Сань, ты что?! Знаешь, как хохотал мой отец, когда я с ним разговаривал на эту тему?

Орлов возмущенно хотел что-то возразить другу, но тот остановил его жестом руки:

— Это утопия, Саша. Утопия. Ты оглянись кругом, где мы живем, что мы знаем кроме того, что «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить»? Мне — еврею, у которого родичи разбросаны за железным занавесом, — ни в разведке, ни в дипломатии, ни во внешней торговле ловить нечего. Меня из-за пятой графы в анкете[3] туда и на пушечный выстрел КГБ не подпустит. Так-то, брат. А ты, Саша? Ведь ты из дворянского рода, и не секрет, что твои предки рубили шашками славных конников Буденного, а в конце гражданской мясорубки рванули за кордон. И если сейчас начнут копать, то, уверен, пару-тройку родственников у тебя за границей найдут. И все — шлагбаум опустят сразу.

Конечно, ты можешь поступить в какое-нибудь военное училище высшей пробы, типа воздушно-десантного. Конечно, хорошо защищать Родину, но можно стать и пушечным мясом для коммунистического режима. За что гибли ребята в 1956-м в Венгрии и в 1968-м в Чехословакии? За приказ. Мне, например, обидно, что наш коммунистический режим безвозмездно помогает неграм, арабам, а свой народ держит в черном теле. Ты сам видел, как доживают свой век старухи — вдовы солдат Отечественной войны — в деревнях под соломенными крышами? Такой интернационализм мне не нужен. Хотя я в душе больше русский, чем еврей или таджик.

— Ну а если окончить хороший институт?

— И в путный вуз без большого блата не поступить, будь ты хоть семи пядей во лбу. Например, МГИМО — Московский институт международных отношений. Там учатся дети наших партийных бонз. Из привилегированных английских, французских специальных школ, и туда нам хода нет. Ну как, развеял я твои иллюзии?