Разбуди меня к августу - Алексеева Оксана

Она свела рыжие брови, но ответила задумчиво:

– А у меня всё не хуже, чем у тебя. Мама, папа, море друзей. Ругаемся с мамой иногда, конечно. Особенно когда я ей говорю, что не хочу быть бухгалтером. Но это так, жизненная суета. Видишь, у нас с тобой жизни очень похожи!

– Ну да, один в один просто, – я снова, уже в который раз, тихо рассмеялся. – Только без бухгалтерии, зато с ремнем. Но если серьезно, почему ты ко мне в парке подошла? Вообще-то, юным девам твоей весовой категории надо от неприятностей прятаться, а не искать их самостоятельно. А вдруг я оказался бы каким-нибудь маньяком? Ладно бы просто насильником, но маньяки бывают разной степени задора.

Она наклонилась ниже, но смотрела мне в глаза, у нее привычка какая-то дурная – подныривать.

– Май, вопрос ведь не в том, почему я на ту лавку села, а в том, почему ты в итоге за мной пошел.

– Да просто ты попала в такой момент, когда пошел бы за кем угодно.

– Вот! Тебе очень повезло, что я не маньячка. Думай в следующий раз!

Мне с ней было развязно и свежо, но больше от той чуши, которую она способна нести перманентно, вообще без передышки. Наверное, мне эта перезагрузка и требовалась? Чтобы просто ни о чем не думать и катать на языке непроходимую чушь. Хочешь жить весело – возьми и веселись, не жди, когда явится кудесник и извне сотворит это чудо. Болтай ногами над водой, тряси головой и смейся по самому пустяковому поводу. Особенно если впереди еще два месяца лета, а ты так и не определился – волонтером устроиться или рвануть с Лешкой на Мадейру. До полного просветления я еще не дозрел, но одной ногой подмахивать уже начал.

И именно это движение заставило Октябрину признаться:

– А ты, оказывается, неплохой парень. Я только что это разглядела.

На такой тон можно отвечать только такой же искренностью:

– Неправда, Октябрина. Я – классический мудак.

– Это вижу. Но хорош хотя бы тем, что это понимаешь.

– То есть признание вины снимает саму вину?

Она зависла над вопросом. А ведь это был самый серьезный, самый важный вопрос, на который я хотел бы получить ответ.

– Не знаю, – произнесла наконец. – Возможно, частично и снимает. Ну как можно казнить человека, который сам падает на колени и подставляет голову? У меня бы топор не поднялся.

У меня, наверное, тоже. Хладнокровия бы не хватило, жестокости или силы воли. Эх, не быть нам с моей новой знакомой палачами. Не всем дано. Зато половина из нас рискует стать бухгалтерами, а половина – моделями. Потом разберемся, кому какая доля выпадет, лишь бы не мне – бухгалтерия.

Звонил Лешка, но я скинул. Пока не придумал, какие каникулы ему предложить, разговаривать с боевым товарищем можно лишь имея боевой план. И пропустил наступление вечера. Заметил только, что сам продрог, тогда и глянул на Октябрину – она, оказывается, свою куртешку снова натянула и не забыла застегнуть. Это что же, мы тут несколько часов уже торчим? А где эти часы? Хотя насрать. Подобное про всю жизнь можно сказать: «Офигеть, у меня уже внуки? А куда делись все мои годы? Что-то я их не припомню».

– Пойдем отсюда, – позвал. – Прохладно.

– Ну пойдем! – Она бойко подскочила на ноги и снова раскорячилась на перилах, перелезая на пешеходную дорожку. Помочь, что ли? Да ну – у нее платье-мешок очень смешно от этих маневров задирается. Октябрина сопела: – Немного по набережной пройдемся, а потом еще куда-нибудь поедем. Надоела вода.

– Да как скажешь.

Она выпрямилась по другую сторону, отряхнулась и поддела:

– Фу, какой ты ведомый! Просто бери за поводок и тащи куда пожелаешь.

– А разгадка сей тайны до тошноты проста: мне банально насрать, куда идти.

– Тюлень ты просто!

– Да нет, почему же, я вполне могу взять руководство на себя. Но тебе не понравится. Вернее, понравится, но атмосфера уже хрустнет. Успеем добежать до машины? У меня презервативы в бардачке.

– Май, а ты можешь думать о чем-нибудь, кроме секса?

Я перекинул сначала одну ногу, наклонился и протащил поверху вторую. Сказал:

– Мне двадцать один. О чем мне еще прикажешь думать? О судьбах мира? Хотя на самом деле, я и на сексе не так чтобы очень зациклен. Просто добавляю нашему общению юмора. Давай хоть целоваться начнем – я по химическому составу твоей слюны пойму, подружимся мы с тобой или нет.

– А, поняла! Неосознанно воссоздаешь привычную тебе обстановку тупой пошлятины, чтобы чувствовать себя в своей тарелке? Так расслабься, Майчонок: сегодня, так уж и быть, я веду. Отдавай свой поводок, кобелина, придавленная собственной охренительностью. – Она пошлепала вдоль моста к берегу, продолжая меня хаять: – Вот же теленок свалился! А выглядит-то – такой весь из себя красавчик, покоритель сердец, грустный принц со страшной тайной в загашнике, от которого все девки балдеют, и все такое. Прокололась я с первым впечатлением! Терпеть не могу мужиков, которые ни бэ ни мэ…

– Октябрина, у тебя на ноге синяк. Видела?

– Да помолчи ты уже, мямля! Здесь я решаю, где у кого синяки! Ты ведь отказался от любых решений, так что помалкивай там.

Она шла впереди и бухтела, а я плелся следом и смеялся. Как на поводке, да.

Три

Права она была в одном – нам следовало или разойтись, или принять какой-то план, поскольку эти хождения туда-сюда давно надоели, а время было уже позднее. И хоть из нас именно я назначен «мямлей», но Октябрина не особенно спешила внедрять новаторские идеи в повестку дня:

– В центральном парке давно не была! Может, туда съездим?

– Мы сегодня в парке познакомились. Пусть не в центральном. И что ты там на ночь глядя делать собралась? Прохожих пугать из-за кустов? Я уж молчу, что становится прохладно, через два часа мы драться за твою джинсовку будем. А если наш спор все еще в силе, тогда самое верное место – ночной клуб. Там такой шум, что уснуть не получится.

– Клуб? – она поморщилась. – Какой же ты зануда! Почему-то от тебя я только таких банальных предложений и ожидала.

– Вот занудой меня раньше никто не называл.

Мне самому туда не очень хотелось – вернее, самое мощное оружие против сна лучше оставить на тот момент, когда собственных силенок не будет хватать. Но блуждать всю ночь по городу я тоже желанием не горел, да и жрать давно охота. К себе в квартиру позвать? Даже у меня в голове брякнуло двусмысленно. И симпатичные рыжухи вполне бывают отличными воровками.

– К тебе? – предложил я, совершенно уверенный в отказе.

– Ты что? У меня дома родители! С моим папой хочешь познакомиться?

– Абсолютно нет. Особенно с таким строгим папой. Он ведь даже ни разу не позвонил, хотя тебя столько времени где-то носит.

– Куда он позвонит? Я телефон дома забыла.

– А-а! – до меня дошло, отчего разобрал смех. – Ты с предками, что ли, поссорилась? Выбежала из дома, ничего не взяв, и потому ко мне прицепилась? Решила устроить бунт? Тебе точно девятнадцать, а не семь с половиной? Хотя мне даже в детском возрасте такая чушь ни разу в голову не приходила.

– Не придумывай, Май, ничего такого не было! Просто телефон забыла!

Я остановился у торца здания, прикидывая:

– Пошли для начала в пиццерию, у меня желудок к позвоночнику прирос.

Октябрина заметно стушевалась и снова отпила из своей бутылки, которую все еще не успела прикончить:

– Ты иди, я а ноги разомну. Есть пока не хочется.

Меня разбирал смех все больше и больше:

– То есть кошелек ты тоже дома забыла? Ладно уж, я угощаю. Или фигуру бережешь?

– Да, берегу! – разозлилась Октябрина. – Пиццу не ем, ясно?

– Ясно-ясно. – Я принял решение, которое уже давно назрело. Девушка эта на воровку вообще не похожа, раз так очевидно стесняется. Но если все-таки ею окажется – что ж, у меня там даже личных вещей почти нет, не будет же она лампочки из люстры выкручивать? Но если начнет, то этот день станет у меня самым смешным за последние пару лет. – Тогда поехали ко мне. Поспорить на бессонницу – это один род идиотизма, но в процессе простыть – уже другой. Там, правда, из жратвы ничего не водится. Заедем в супермаркет. Если ты умеешь готовить, то сегодня выживем.