Корниловец - Валерий Большаков

Фанас вздохнул.

— Двадцать шестого октября большевики свергнут Временное правительство. Они захватят власть по всей стране, — проговорил он, морщась, будто открывал постыдную тайну. — Корнилов, Деникин, Алексеев уйдут на Дон, чтобы оттуда дать отпор немцам и их наймитам — большевикам, но победить им будет не дано. Слишком поздно! И Белая армия отступит с боями, организованно покинет Родину. Навсегда. А потом…

Фанас сжато, не жалея красок и деталей, описал Авинову, что будет потом, — колхозы, застенки НКВД, разрушенные церкви, сталинские лагеря, уравниловка, разгул мещанства и тотальный запой. Сто лет разложения и развращения человеческих масс…

— Вы не хотите верить тому, что я говорю? — спросил гость.

— Это слишком гнусно — то, что вы говорите! — выпалил хозяин.

— Но это правда! Так будет!

— Правда?! — вскипел Авинов. — Да это же гибель! Это конец всему!

— Да, — покорно согласился Фанас, — гибель.

Кирилл вскочил, сжимая кулаки, — и медленно опустился обратно. Стереопроекция угасла, но страшные факты, даты, имена не выпадали из распалённой памяти.

— Ужасно… — прошептал Авинов, сникая.

— Вот потому-то я и решился прибыть сюда, к вам, — с неожиданной силою сказал гость из будущего, — чтобы ничего этого не случилось, чтобы красные потерпели поражение!

— Понимаю, — серьёзно сказал Кирилл. — Одного в толк не возьму: почему вы считаете себя преступником?

— Это не я так считаю, — слабо улыбнулся Фанас, — а те, кто остался в сорок первом веке. Ведь, изменив прошлое, я изменю и будущее… И тогда многие из моих современников могут попросту исчезнуть, или же их личности необратимо изменятся, что тоже равносильно гибели. Ах, я всё это прекрасно сознаю, для меня это мука и боль, но разве можно построить рай на руинах потушенного ада?! Резвиться в цветущем саду, зная прекрасно, что корни удобрены останками миллионов мучеников? Летать к звёздам, воспитывать детей — и не помнить, не думать о том, сколько было выстрадано, сколько было пролито слёз и крови, сколько испытано боли, унижения, страха? Разве так можно? И потом, я же не для того явился в ваш кромешный век, чтобы отнимать жизни. Я их спасти хочу! Кхе-кхм… Извините, звучит так, будто оправданий ищу…

— А почему сейчас? — спросил Кирилл негромко. — Почему я?

Фанас слабо улыбнулся.

— Не знаю уж, огорчу ли вас, — проговорил он, — разочарую ли, но всё же не считайте себя избранным. Всё куда грубее и проще — это Большая Машина… мм… указала на Кирилла Авинова. По её исчислениям, воздействие на реальность именно через вас оказывалось наиболее действенным.

— Понятно… — протянул корниловец и нахмурился. — Ммм… Не совсем. Фанас, вы же сами сказали, что изменение прошлого и будущее изменит. Стало быть… Постойте, тут какая-то несуразица! Ведь, если я меняю своё настоящее — меняется и ваше настоящее. Тогда вы не прибываете из своего далёка в наш семнадцатый, и… и ничего не меняется вообще!

— Но я же здесь! — хихикнул пришелец из грядущего. — Парадокс, о котором вы только что упомянули, на самом деле надуман — время устроено куда сложнее, чем вы полагаете, Кирилл. Это мы так говорим — прошлое, будущее… На самом-то деле время безначально и бесконечно, и все ваши действия предопределены. Вы поступаете как должно, а будет как суждено. Судьба, Кирилл, тоже функция времени… Просто вы не ведаете её, мечетесь, пытаясь обмануть рок, но тщетно — именно метания ваши и есть предопределённость бытия. Всё уже случилось, вся миллионолетняя последовательность событий уже запечатлена во времени, замершем в гомеостатическом равновесии. А посему обойти судьбу можно только одним способом — познав её! Скажем, суждено вам утонуть — и вы утонете. Но если вы получите известие из будущего, предостерегающее вас от купания, то обыграете фатум! Вот и я нырнул на две тыщи лет против течения реки Хронос и предостерегаю вас, Кирилл. Пока что всё остаётся неизменным, но как только вы приметесь воздействовать на реальность, время тут же выйдет из равновесия. Возникнет ретросдвиг: будущее изменится почти на миллион лет вперёд, после чего вновь стабилизируется… Ну? Успокоил я вас?

— Немного, — улыбнулся Авинов.

— Тогда займёмся делом, — деловито сказал Фанас. — У вас найдётся… как это… тетрадка, прописная… нет, записная книжка? Ручка или карандаш?

— Найдётся! — Кирилл вытащил блокнотик из кармана гимнастёрки. — И карандаш при мне.

— Записывайте… Я продиктую все минимально необходимые воздействия,[11] которые следует совершить, чтобы реальность стала иной. Последовательность МНВ просчитана Большой Машиной… мм… искусственным мозгом колоссальной мощности. МНВ прямо или косвенно повлияют сначала на десятки, потом на сотни, на тысячи, на миллионы судеб. К горю моему, я не смогу проделать эту работу сам, как хотел, как мечтал, — просто не проживу столько, сколько нужно. Но вы возьмётесь, да?

— Да, — твёрдо сказал Кирилл.

— Обещаете?..

— Слово офицера!

Фанас успокоился, улыбнулся, расслабленно откидываясь на подушки.

— Записывайте, — повторил он. — «27.09.17. 9 часов 20 минут. Петроград, Фурштатская, дом 13. Приклеить на дверь объявление: „Павел, вспомните Ревель!“».

Авинов сперва записал, а потом спросил, не скрывая своего недоумения:

— Простите, а… зачем?

— Павел Валнога, — вымолвил гость из будущего, облизав почерневшие губы, — служил мичманом на линкоре «Петропавловск». Напоминание о Ревеле изменит ближайшие планы Валноги, помешает ему… как это у вас говорят… спиться. Убережёт его от ненужных встреч, приведёт к генералу Юденичу… Мичман поможет ему набрать экипажи из матросов, не подцепивших «красной заразы», и генерал угонит четыре новейших линкора из гавани Гельсингфорса, призвав под свою руку гвардейцев из Преображенского, Измайловского, Семёновского полков, а также адмиралов Григоровича, Трубецкого, Эбергарда… Они обойдут всю Европу и ударят с юга по Дарданеллам, когда адмирал Колчак будет штурмовать Босфор… Теперь вы понимаете?

Кирилл сглотнул всухую и кивнул. В голове было пусто, зато в сердце разгоралась бешеная радость: «Мы победим! Победим! Вот вам всем! АГА!»

— Пишите дальше, корниловец… «27.09.17. 10 часов 37 минут. Петроград, Екатерининский канал. Положить кирпич на Львином мостике, примерно посерёдке, ближе к фонарю слева, если смотреть от Малой Подьяческой…» Что? — слабо усмехнулся Фанас, — объяснить?

— Ну-у… — затянул корниловец.

Гость кивнул, утёр пот с лица вялой ладонью.

— Без двадцати одиннадцать, — заговорил он, — по мостику пройдёт ротмистр Щукин. В него выстрелят из винтовки, но промахнутся — ротмистр в этот момент заденет ногой за кирпич. Упав, он выпалит из «маузера» — и попадёт.

Сохранив жизнь Щукину, вы измените реальность ещё сильней — ротмистр отправится в Крым, где находится генерал Врангель. Вдвоём они отобьются от красногвардейцев, явившихся арестовать барона, скроются в горах, а ближе к декабрю подадутся на Дон, к Корнилову. Если же кирпич не положить, то Щукина убьют. Врангель будет жить долго, но к белым барон присоединится слишком поздно, а он фигура весьма значимая… Пишите…

Кирилл с готовностью нацелил карандаш, но так и не услышал диктовки. Недоумённо глянув на Фанаса, он горестно застонал — гость из будущего умер.

— Фана-ас… Что же я за дурак такой, всё выспрашивал? Кретин! Осёл! — Авинов крепко зажмурился, чувствуя, как жгут злые слёзы. Ему не столько гостя было жалко, сколько Россию. Как теперь сохранишь единство её, величие и неделимость?! Если этот корниловец — дурак распоследний? Овен! Вместо того чтобы МНВ записывать… Стоп. Кирилл широко раскрыл глаза. Но ведь знание будущего осталось с ним… Оно тут, в глупой его голове! Да если он переживёт завтрашний день («Переживёт! Переживёт!»), то исполнит кучу необходимых воздействий — и минимальных, и самых что ни на есть макроскопических! Значит, что? Значит, следует поднапрячься и думать, сметь, действовать!

И тогда поручик Авинов исправит настоящее, приведёт туманное далёко в норму, заворотит клячу истории на верный путь! Кружит голова, пухнет? Да и пускай! Зато какое немыслимое счастье выпало ему — стать на перекрестке пространств и миров, сомкнуть на себе прошлое с будущим!

— Так, ну ладно, — сказал поручик Авинов, поднимаясь. Хватит ему решать мировые проблемы, пора разводить церемонии. Траурные. Эх, Фанас, Фанас… Вот же ж судьба человеческая! Для будущего Фанас — злодей, каких мало, а во времени текущем — герой. Воплощение зла и средоточие добра. Эх…

Перетащив мёртвое тело в капсулу MB, Кирилл шлёпнул ладонью по красному «грибку», а после медленно опустил колпак. Отступил на шаг, ожидая сиреневых сполохов, но никакая иллюминация не воссияла — «эмвэшка» просто исчезла. Лишь странный голубой туман поплыл над полом, кружась и вызывая покалывание в ладонях.