Берега Кортеса - Роман Воронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
Судья смотрел на Обвиняемого. Давно немолодой человек со спокойным и слегка насмешливым взглядом не отводил глаз и, казалось, в ответ изучал Судью. Все это напоминало дуэль, волею насмешницы судьбы происходящую между товарищами. Каждый из них считал другого не врагом, но соперником, ибо в подобных случаях предметом спора является женщина, и пуля, выпущенная в друга, избавляет всех троих от неопределённости, то есть является благом. Судья не пользовался Делом, он прекрасно помнил все многочисленные факты, описанные в нескольких томах убористым почерком следователя, бесстрастно зафиксировавшего микроскопические подробности деяний Обвиняемого. В основном преобладала ложь, она была рассыпана по его жизни, как звезды по Млечному Пути, незначительными укусами совести, вырванными пуговицами с одежд Истины, театральными паузами в диалогах с близкими и любимыми. Судья видел оппонента насквозь, Обвиняемый походил на решето. Каждая неправда, произнесенная когда-нибудь, выжигала в целостности Сути дыру по размеру сотворенной лжи. Привыкший к вранью упрощает свое сознание. Судья же, по роду службы сталкиваясь с такими ежедневно, видел их как, плоские мишени на полигоне, качественно продырявленные прицельным огнем снайперов. В данном случае у мишени в районе сердца зияла огромная дыра. Такой кратер в душе оставляет только предательство и, как правило, не кого-либо, а самого себя. Обвиняемый переступил через Бога в себе, Судья видел это, знал это, прожил это. «Какое же решение вынести ему? – думал он. – Капитан корабля, загнанного вражеской эскадрой в ловушку, видит своим долгом взорвать арсенал, затопить корабль и сохранить честь, но на борту экипаж, сотни людей. Кто осудит капитана, сдавшего корабль и сохранившего жизни? Как будет судить себя сам капитан, уничтожив и корабль, и экипаж? Да, судейское дело не простое», – думал Судья, глядя на Обвиняемого, печально возвращающего ему взгляд из зеркала.
3
Ангел сидел в обнимку со своим подопечным у зеркала. Тот зачем-то напялил смешной парик и свою рабочую мантию и теперь с любопытством рассматривал ряженую куклу в отражении. Для ангела это был момент развлечения. Человеческая суть раздваивалась при помощи неких атрибутов плотного мира. Он не раз наблюдал эту сногсшибательную метаморфозу. Цвета ауры менялись иногда на противоположные, стоило снять с тела генеральский мундир и обрядить его в домашний халат, или, например, заменить на женской шее украшение из кремния на полиморфы углерода, и шея тут же удлинялась, а с ней вытягивалась цветовая гамма Сути. «Люди – удивительные создания», – сделал вывод Ангел и энергетически вернулся к подопечному. У того шло активное раздвоение посредством отражения через сознание своих грехов. Судья впервые в жизни решил судить самого себя. Вообще самобичевание – процедура неудобная для человека: нет размаха, да и достается больше тылам, а тыловики – толстошкурая сонная братия, им все нипочем. Надо бы, чтоб плеть взял кто-то снаружи, и роль палача с удовольствием берет на себя гордыня. Вращая от негодования глазами, она размахивается столь широко, что стороннему наблюдателю кажется, не слишком ли строг и критичен к себе этот прекрасный человек, осуждающий жизнь свою и поступки? Оправданны ли душевные муки его, находящего в себе изъяны, коих нет, и на какие вершины мученичества он хочет подняться, когда стигматы и так кровоточат по всему телу его? Выслушав все это, гордыня удовлетворится театральным замахом и опустит руку с плетью, плавно и медленно. Сейчас, разглядывая картонную драму, разыгрывавшуюся между Судьей и зеркалом, Ангел улыбался. Партия была как на ладони. Ментальное тело главного героя выдавило себя из кокона и бросало обличительные взгляды-молнии на простиравшуюся под ним жизнь. Эфир, разорванный в клочья плетью воспоминаний о мелких прегрешениях, секунду назад казавшимися невинными спотыканиями, сгибал до безобразных форм и без того неюношескую спину Судьи. Оболочка Причин реагировала выбросом крупных капель пота на загривок, прикрытый париком, и дрожью в коленях. Астральное тело выбрало обычную тактику защиты собственных границ: расслабило мышцы пищевода, заставляя физическое тело ретироваться в определенные места, хотя, надо отдать должное Судье, он еще держался. Всем дирижировал Страх. Не проявляли себя только Высшие Тела, полагая происходящее внизу ничтожным. В многочисленных молниях, проскакивающих между Судейскими очами и зеркальной поверхностью, Истинное Я, а именно Искра Божья, не присутствовала. Эго-программа отрабатывала запрос на собственное величие. Подконтрольные тела, встроенные в сеть, вели себя штатно. Человеку оставалось оторваться от зеркала и поставить точку в этом спектакле: не виновен. «Я не виновен ни в чем», – говорит себе Судья, и отправляется на службу (большой вопрос, кому?) со спокойным сердцем. Таков запланированный финал Здесь и Сейчас.
4
Судья отвернулся от зеркала. Ментал опустился с высокой трибуны в положенные ему пределы, эфир затянул лохмотья, Астрал перестал трястись, и над коконом неожиданно воссиял Атман. Гордыня, ослепленная светом Истины, выронила из рук плеть самобичевания, суть стащила с головы парик и сняла клоунский нос. В глазах Судьи стояли слезы.
–– А Бога я все так предал, – молвил он и бездыханный рухнул наземь.
Ангел, не осознавая произошедшего, продолжал улыбаться, глядя на Судью, развалившегося в невообразимой позе перед зеркалом. А сзади, за крылатые плечи уже обнял его тот, кто столько раз смешил Ангела в своем воплощении.
Через лес
Ты входишь в лес, весенний лес,
Где каждый птах из-под небес
Поет тебе «Христос Воскрес»,
И всякий зверь у ног твоих
Готов взрастить детей своих,
Но глух твой ум к подаркам сим,
И лес становится пустым.
Вообрази себе, что ты входишь в лес под сень дерев, принарядившихся молодой сочной листвой. Эти яркие смелые мазки экспрессиониста, набросанные дерзкой рукой и точным взглядом, не скрывают полностью скелетов ветвей и стволов, но заполняют пустоту пространства полотна весенним
