Чаша Одина - Сергей Танцура

Но в тот миг, когда их поражение казалось уже неизбежным, к дружинникам Харальда пришла подмога. Не замеченный в пылу боя, к их кораблям приблизился ещё один драккар, и на залитую кровью палубу хлынула ревущая волна воинов, мгновенно зажав хирдманов Къятви в тиски, из которых уже не было выхода.

– Рагнавальд! – радостно завопили воспрянувшие духом дружинники Харальда, словно плетью хлестнув этим именем по натянутым нервам Гейра. Забыв обо всем, молодой викинг даже опустил меч, высматривая в гуще атакующих своего заклятого врага, и едва не поплатился жизнью за эту беспечность.

Заметив эту краткую заминку, один из новоприбывших, чья одежда была куда богаче, чем у остальных, а рыжая борода, выбивавшаяся из-под шлема, была изрядно тронута сединой, одним прыжком покрыл разделявшее их расстояние и взмахнул топором, метя в образовавшуюся брешь. Опомнившись, Ингард неловко рванулся навстречу, стремясь извернуться, проскользнуть под летящей к нему смертью. Но, уже разворачиваясь и начиная свой маневр, он понял, что не успевает, опаздывает на какую-то жалкую долю секунды. «Один, я иду к тебе», – мысленно воззвал Гейр, будто наяву слыша треск ломаемых тяжёлым лезвием рёбер и уже практически смиряясь с неизбежным.

Однако вместо него успел Мард. Не имея времени придумать что-нибудь получше, он подставил под топор единственное, что было в его распоряжении в этот момент – собственное тело. И рухнул, содрогаясь в конвульсиях и захлёбываясь кровью, хлынувшей у него изо рта.

– Безбородый ублюдок! – глядя на заметно растерявшегося убийцу, прокричал побелевший от ярости Ингард ругательство, из-за которого, бывало, целые роды вырезали друг друга под корень, ища отмщения. – Да будешь ты добычей троллей!

Дружинник Харальда зарычал в ответ, оскалив гнилые зубы, и его глаза в прорезях шлема зло сощурились. Гейр выдержал этот взгляд – и вдруг вздрогнул, пронзённый внезапным узнаванием, как будто пелена спала с его памяти. Перед глазами Ингарда всплыло лицо матери, искажённое известием о гибели мужа, и стоявший напротив неё убийца, насмехавшийся над горем своей жертвы.

– Ты – Рагнавальд?! – выдохнул он, поражённый.

– Ты знаешь меня? – удивился дружинник.

– Ты убил моего отца, а потом и мою мать!

– И кого же из убитых мной ты называешь своим отцом? – издеваясь, с кривой ухмылкой поинтересовался Рагнавальд. – Их ведь было так много, что я давно уже потерял им счёт.

– Но, может, ты всё же вспомнишь конунга Вемунда из Мёри, которого ты сжёг заживо, побоявшись дать ему честный бой? – сузив глаза от переполнявшего его гнева, выдохнул Гейр. Рагнавальд задумчиво прищурился, пройдясь по фигуре своего противника цепким, оценивающим взглядом.

– Так ты сын Вемунда. А я всё ломал голову, кого ты мне так напоминаешь. Я-то был уверен, что выкорчевал всю его породу под корень, когда разделался с твоей матерью. Сигрид, кажется? Если бы ты знал, как она умоляла оставить ей её жалкую жизнь и что предлагала мне за это… – Рагнавальд мечтательно зажмурился и громко причмокнул.

– Ты лжёшь! – выкрикнул потрясённый этим циничным утверждением Ингард. Он чувствовал себя как человек, на спине которого вырезали кровавого орла; его зрение затуманилось, а пальцы задрожали, готовые выпустить забытый меч. Рагнавальд же, ждавший именно этого, стремительно покрыл разделявшее их расстояние и нанёс свой коронный удар, от кисти, без замаха.

Пойманный врасплох, Гейр отпрянул, и это спасло ему жизнь. Топор викинга полоснул по его кожаной куртке, лишь самым кончиком поцарапав бок Ингарда.

Гейр закричал, но не от боли, а от ярости. Забыв на секунду про оружие, он отвёл левое плечо назад и с выдохом припечатал свой пудовый кулак к уху Рагнавальда. Это напоминало удар кувалдой, и Рагнавальд, не устояв на ногах, рухнул наземь.

– За мою семью! – заревел, как раненый бык, Гейр и взмахнул мечом. Рагнавальд поднял над головой свой топор, стремясь отвести удар, но это ему не удалось. Ярость, казалось, удесятерила силы Ингарда, и все их Гейр передал своему клинку. Со свистом рассеча воздух, меч разрубил топорище и, не снижая скорости, вонзился в горло поверженного врага. Струя горячей крови оросила лицо Ингарда, и по палубе, подпрыгивая, покатилась мёртвая голова, на лице которой навечно застыло выражение непомерного изумления. Выпрямившись, Гейр провёл ладонью по лбу и приблизил её к глазам.

Рука не дрожала.

– И за Марда, – добавил он и плюнул на тело у своих ног.

Однако времени терять было нельзя. Взбешённые поражением своего соратника, дружинники Харальда бросились в ответную атаку, чуть было на задавив уцелевших хирдманов Къятви одной лишь своей массой.

– Пора уходить, Гейр! – прокричал один из хирдманов, оказавшийся в этой свалке рядом с Ингардом. Тот устало кивнул.

– Отступаем! – коротко скомандовал он.

Хирдманы Къятви сдвинулись ещё плотнее и двинулись обратно к борту драккара, отвоёвывая буквально каждый шаг. Их путь отмечала река крови, хлеставшая из ран убитых и тяжело раненых. Гейр ещё раз взмахнул мечом, освобождая проход, и, разбежавшись, прыгнул. Другие викинги, оставшиеся в живых – их было пятеро, – последовали за ним. Тут же часть гребцов, остававшихся на корабле и удерживавших его возле вражеского драккара, бросили вёсла и встали с оружием у борта, не давая дружинникам Харальда последовать за отступающими, и стояли там до тех пор, пока остальные гребцы не отвели их корабль подальше в сторону. Только после этого Гейр позволил себе немного расслабиться и опустил, наконец, меч.

– Мы проиграли, – устало произнёс подошедший к нему Къятви и печально покачал головой. – Большая часть наших кораблей захвачена, остальные пущены на дно. Конунг Торир погиб. Уцелевшие спасаются бегством или сдаются на милость победителя, надеясь, что Харальд Косматый примет их вассальную клятву.

Ингард спокойно, словно и не ждал ничего другого, кивнул.

– Все вышло так, как ты и говорил. Теперь у нас только один путь – прочь из страны.

– Не мы первые, не мы последние, – сказал, вздохнув, лендрман. Гейр не ответил. Его взор безразлично скользил по водам Хаврсфьорда, над которыми стлался чёрный дым от горевших кораблей, и такой же чёрный мрак вздымался из глубины его души, затапливая её, подобно весеннему половодью. И во мраке этом не было места свету.

3. Дружинник херсира

Траурная процессия, оглашаемая причитаниями плакальщиц, медленно двигалась к берегу Тронхеймсфьорда, где уже было приготовлено место для кургана. Обливаясь потом, тридцать рабов тащили на своих плечах драккар, полный всевозможных даров, среди которых на высоком помосте, укрытом шкурами, возлежал Рагнавальд.

Когда ритуал похорон подошёл к концу, все собравшиеся направились обратно в Хладир, родовое поместье Рагнавальда, на поминальную тризну. Только Сумарлиди, сын покойного, не двинулся с места, и даже Вигдис, его мать, не осмелилась окликнуть его. В полном одиночестве стоял он у подножия свеженасыпанного кургана, в бессильной ярости сжав кулаки так, что ногти до крови вспороли его ладони. Он хотел бы заплакать, но гнев высушил слёзы, и его глаза оставались сухими, сверкая лихорадочным блеском в свете поднявшейся луны.

Не вынеся этой пытки, Сумарлиди запрокинул голову и завыл, вложив в этот вой всю боль и ненависть, что разрывали его на части. Лемминг, высунувшийся из своей норы, вздрогнул всем тельцем, услышав эти пронзительные, берущие за сердце звуки, и испуганно прянул ушами.

Сумарлиди, не ведавший об этом случайном наблюдателе, издал последний звериный рык и затих, стиснув виски ладонями. А когда отнял их, в его глазах плескался, набирая ширину и мощь, огонь безумия, от которого отпрянула, обжегшись, сама ночь.

– Да, – тихо произнёс Сумарлиди, и это слово в его устах больше походило на шипение рассерженной змеи, чем на человеческую речь. – Да, отец, ты будешь отомщён.

Внезапно он громко расхохотался, и этот смех жутко прозвучал в ночной тиши. В ту же секунду над прибрежной полосой взвыл лютый ветер, рванув одежды норвежца и швырнув ему в лицо снежную крупу. Но Сумарлиди даже не заметил этого, сотрясаясь от неудержимого, выворачивающего наизнанку смеха. А лемминг, в котором страх наконец-то взял верх над любопытством, поспешил укрыться в своей норке, ибо ощутил запах, заставлявший трепетать всё живое: запах древнего Зла…

* * *

Оставшуюся часть весны и почти всё лето Ингард провёл в Утстейне, поместье Къятви. Он стал мрачен и нелюдим. Гейр по-прежнему участвовал в тренировочных боях хирда лендрмана, вернее того, что от него осталось после битвы в Хаврсфьорде, наравне со всеми распивал вино и эль на ставших теперь редких пирах, но отдалился от всего этого, стал как бы сторонним наблюдателем. Его часто замечали на берегу фьорда смотрящим куда-то вдаль, и Къятви со всё возрастающей тревогой наблюдал за ним, но пока молчал, не зная, как его вывести из этого состояния.