Звезда безумия - Тао В.

Полдень залитый кощунством света. Паранойей. Зеркала стекали со стен, и духи струились в прикосновениях, шевелились листвой – в складках лета, затаив дыхание. Мир уснул в слабоумии, став тишиной… обелиском проткнувшим время

Осточертевшие облака, пыль. Магнитные полюса спокойствия. Меланхолия зреет в глазах, полях. Поэзия это собака потерявшая хозяина – чистая предсмертная тоска…

Одиночество реклам прогрызающее рассвет: лебеди пряли тишину в своем омуте, гуляли в парке дети – в моих сердцах мокрых от слез. Тишину тянуло время как резину. Трансформировало на всю страну: развоплощало… Звезда на площадях сияла – отчаянием (несло нас на окна – раскаянных ангелов)

Нас семьдесят. Пошли войной на Свет.

Пенсионеры пили пиво. Чахли на скамейках,

клумбах. Закрытые окна сияли: ждали сигнала, камня.

Я очнулся

от земли

пылали космические корабли

сторукое жало пожара грело плоть

2

Очертания полу-неба. Жгло плоть увечье, темнота овечья. Мысли-кролики, алкоголики. Растущее светило светило. Поле полное улыбок, памяти – Припять припадающая на одну ногу, к моим стопам. В небе гам: память зависла как коромысло. Сбился со счета рыбак, растерял ячейки – полное безрыбье в голове – гниющее светило светило, гнило. Холм и месяц двурогий. Гонец одноногий… вычерпывал месяц из лужи. Космический бриз холодил колени – брел сквозь туманности, вспоминая себя – жирафы выгнули шеи с небес

Смерть сомкнувшая губы. Клювы. Не молиться ночам – соловьям… Сидел задумчивый на заре: солнце плавилось в янтаре (идем со мной, безумная лошадь).

Скрипнули ветви под ветром, подвинулся призрак, впуская – где Россия, спроси… Деревянная дурь. Полные головы пуль (тьма беспросветная).

Пиво сипло сквозило в глотке. Повисло пьяное молчание. Танцевала луна в доме, одна. Натирало полы безмолвие. Светилась конфета ответом на подоконнике. Запах плоти иссяк. Молибденовая улыбка сияла во сне – мне. Понял, что потух пастух – и погас глаз. Пол оторвался и плыл, плыл по глади – меня по голове гладя…

3

Зыбкий узор памяти… я не знаю – Кто Он?

Зубы скрипели как колеса – телега катила в мягкой пыли, словно волны меня несли – от родного порога – в дорогу, в дорогу

Костер жечь в степи, в печи… Судьба-калека. Тоже Ты?

поможешь сжигать мосты. Глицинии жирные: лоснятся, снятся. Вы будете жить, смеяться! Человеко-орудия: они настолько парализованы его волей – что у нас всех просто нет выбора: хоть не ходи на выборы… такова парадигма – в Дигме.

Мы будем жечь глаголы. Сердца. Улыбки липкие наклеивать на перекладины. В ленивых обличьях – зачем от них прятаться? Такова их природа овечья… человечья.

Нас всех не будет.

Служим ему и умрем. Рот забит углем.

Это Бездны глаза горят – вместо того,

что бы быть мертвым

В легком безумии…

в легком безумии тополином

глазами ангелов парили – совокупляясь,

разваливаясь на части – терзаемые ветром

оригами на затхлых задворках,

преступления совершенные по-русски —

ангел тряс за плечо – нам нужна

космическая соль в волосах

изменяющая сознание

Девочка по имени Россия —

не захотела оставаться проституткой.

Сутенеры будут п***ть, пока не одумается.

Ветер перемещает свои пиксели легко и забавно.

Щекочет ноздри вялой кофейной благодатью.

Слова – для них есть запасное сердце.

Искусственное. Так и хочется сказать:

блядь!

…плантации ветра пошевеливались

шелестом, прелестями полыни.

Офелия опавшими снопами

полумрака… красоту не спасет мир

заключенный нашими отцами:

по логике вещей, будущее

никогда не наступит – единственная

армия, которую не победить

пушистые скалы шевелились дуновениями,

словно снова вышел из тела

жесткие поля памяти как лунные диски —

лихорадка чувств тысячей сверчков-точильщиков

ночи, кукушка выплевывает семена во время:

я просто его садовник

бесформенный принцип берущий

последнюю ноту октавы – всё

или ничего: но это только до

начала безмолвия

– они крэйзи!

ну, да… как только ты обнимешь меня

Ночь пылала, звезда сияла…

Ночь пылала, звезда сияла

Дни разбрелись по-собачьи, случились:

белые мальчики – ружья и птенцы. Я твой отец,

Господи! Рука полная власти. Мертвые царицы.

Особенно на заре…

Глаза заглядывают в глаза —

побудь со мной, моя тень.

Сверни с мыслей на проселок.

Звери в коже. Дни-покойники заходят

в гости: сладости от отца. Случайная боль

влетела в тело, разворачивала сладость мучений.

К окнам приникли тени. Замостили лицами город.

Счастье грело колени. Сошло с ума в тишине.

Лошади стонали, мертвые пели.

Ведомый спутником за бортом тела.

Окна замазали глиной. Мертвый цветок —

будешь первым в мае! Получишь письма из прошлого

(ничего хорошего). Метель замела слова, сладкие

как халва. Мрак отутюженный. Молнии под ногтями:

метались во сне занавески-невесты…

Мы по-прежнему одиноки.

Ночь устала, звезда сияла.

Ломтики булки на счастье…

Блестело окно…

1

Блестело окно в сероватой кухне.

Хореографией пах пол, атласом памяти.

Хотелось времени, зеркал. Хмель и чай, и пушистые

осы. Целовало запястья солнце – было мало сказать:

«любимая…» – полсвета молчало в ответ

Солнце распустило свои патронташи…

Ныла музыка в окна – Эверест потухал в заре.

Колкое море цикад в тишине, жаркие воспоминания

Мела метла, бережливо сметая деревья… ослиный

оклик теребил время – шлёпали босые ступни по полу:

звезда на небе – кораблик жгучий…

Звездные меха метели.

Эхо было нелепо, бессмысленно —

бродило по площадям аллергическим ветром…

Приходил дурак: угадывать имя.

Порошок его шепота всю ночь: черный…

Солнце мололо чепуху в своей мельнице:

выпекались дни – сухие, жаркие… Мы еще надеялись

на чудо. Качели пели мечтательно. Сквозняк согревал…

мухи роились на памяти, соленые атомы на языке:

прости, милая…

Тараканы счастья, расползающиеся по углам.

Нас оставалось мало… Пепел, пересыпаемый из ладони

в ладонь. Я шел вдоль булыжного меллотрона

набережной, сфокусировал внимание в Тибете —

арифметика истребителей свернувшаяся в небеса

2

Магия лета успокоила город. Золото коней…

Жажда тяжелила дни. Нелепый поезд пытался ползти —

рядом с телом, в песках. Колкие звезды в волосах как

репейник… колеса прибоя катились влажно, солнце

обжигало тюльпанами

Жаркий ветер – Магритт полей…

уголь печали сладкий как поцелуй

Ноктюрн висящий над катастрофой.

Мир – дьявольский выпрямитель.

Божественный громоотвод.

…трахались с пустотой: блаженство

сумерек без нас! Мир приоткрыл губы…

Колокольчик пах синевой… горы присели

на корточки, как кельты:

я парил

…горизонт лежал голый…

Несло вальс на тополя пыльное время

В пустых кофейнях чирикали воробьи – били посуду.

Солнце разбросало свои кости – раздарило:

был полнейший бардак!

3

теряемое спокойствие тополей, солдат…

боевики минировали небо. Натер зеленью тело,

травой – слился с желаниями земли, мертвецов.

С небес рулили черные машины, все возвращались

домой

Нас не тронули зеркала, звери.

Смерть капризничала, в колыбели, не могла заснуть.

Наши глаза слипались… в шагреневой дымке —

солнца, реклам…

Голодный огонь, опустошающий души.

Тянем время, спрятавшись в коже,

караулим смерть у водопоя:

она никогда не придет

кафельная вонь в туалете… вокзал

Дневной свет… выхожу в его жемчужный

воздух

Соловьи…

Соловьи затравили Боттичелли тосканской зарей!

Планетарное слабоумие, мертвецы в глубоком

самадхи… инкарнации окраин в ренессансах

рассветов – взяли эту бедняжку с собой,

поместили голод в сердца: его глаза как желтые

апатиты

…на вялых простынях отблеск зари над рельефом

объятий, ожидание лихорадки – для них это привычно,

но не для нас… любовь свободна на уровне лета,

словно гончая посланная на перехват солнцу.

Твои астральные глаза как созвездия:

Льда и Козерога. Мелиссы и Памяти.

Рассматривая отражение бога

можно уловить сходство,

в котором

…под давлением сумерек улицы зажигают

огни. На аренах проспектов кислотный саспенс

затягивает горло, торопится овладеть.

След прожектора протягивает ожег

жаждущим одиночества.