Звезда безумия - Тао В.

песков не хватало пустыне, металась жажда тканью

в дверном проеме: не только в доме стояло отчаяние

зеркала заражали бессмыслицей полдень

пыль планет несло искаженное время

искала болезнь подходящее тело

(мысли шевелились вокруг головы)

тревога захватила комнаты, дом с видом на прошлое

Молчали петухи, пастухи – Божественное начало

просилось в дом – легло под ноги ковром, мягкой

памятью мело сквозь плоть переулков, мира

Обморок в зеркалах.

Тревожный куб времени —

легло на лоб матовое сияние в глубине

восточной звезды

в воде отражался полдень

Анастасия-Россия

Арифметическая ночь над головой, пляжи

считали убытки осторожной волной, шуршал песок

у ног – сияла (смеялась?) звезда, сквозь пол утекала

вода – высохли дни на пальцах,

остановились космические часы

мы здесь их оставим

Пепел

…Мышьяк пепла обсыпал колени. Очищенный мрак. Отрепья полнолуния в зеркале – в холщовой игре теней, на коже рук. Умер петух и проснулся новый рассвет! Орел грел поле взглядом: бархатным ремеслом убийцы

Монотонное жжение света… российский ветер сжег ночь, и тихую паутину рассвета. Костюм палача трепал ветер – пылающий черный костер. Нега текла сыроватой рекой в ночи… Безъязыкая ласточка протыкала тьму. Околдован костром и хищниками: гончарный круг под этим обожженным небом – последний

Хамский ветер и стеганое одеяло —

дождь, прозвучавший трехкомнатным эхом… начало западни. Немой кашель. Холодный портвейн. Хромой воробей на подоконнике подклевал звезду и замысел, сложившийся в благоухании окон.

Натянутая память как сеть, удерживающая самоубийцу. Пылающая хризантема в углу. Пустая улыбка. Кость сновидения, обрастающая плотью. Не выпустим изо рта веревки, будем немы как рыбы.

Пересадка сердца кораблю. Сухие сплетни полей куклам света, сторублевая нагота шоссе. Журавль или ангел, пересекающий горячую синеву.

Творимый пауками парк пах луной

и сытым безумием питались зеркала, встречая ветер

и обрывки звезд

Белое в белом…

Белая кушетка белая-белая. Белая, белая смерть.

Белая лошадь в мраморном парке —

больно глазам смотреть…

Приспустили флаги серафимы. Из печали

несли венки, головами качали… Цветы в астральной

литургии. Ослепший Тесла в черных очках: сияет пыль

в черных перчатках

Осторожный лист упал в комнату: окно дышало

эмалевым запустением. Сидела нога на ногу. Курила,

придерживая пепельницу в левой руке.

Отрекшийся мальчик у окна.

В ясность зеркал простирается мечта,

залитая Светом в конце… поле было бесконечным —

изумительные пришельцы улыбались на меня во сне!

Государственные флаги спускались с орбиты…

звезда в пароксизме сумерек —

падает, укутывая плечи

солярные призраки в электрических полях

боль шевелится как новорожденный, не угасает

Экстаз полз по коже…

Экстаз полз по коже, нащупывая

этажи позвонков. Плавные авиалинии

тела… лежал в яслях полных ясности,

лодка в надире лунной дорожки —

из наших надежд сделают черное фортепиано,

лоснящееся на подиуме наслаждения.

Громоздятся крылья, заваливая Вселенную.

Шарят радары во тьме сердец, чувств

украденных у бриза на одичалом причале

Седла скрипели как кости в теле.

Как луки в колчане. Как камни в горле.

Отправился за звездой красивой. Обжегся

волшебной крапивой. Пыль вечная как расстояния.

Река… здесь звезд больше, чем у меня в гареме!

твоя талия тонкая как боль подростковая

растрескавшаяся мозаика губ – курлыкала белая

птица словно не могла согласиться

словно не могла остаться в вышине

нет, я об этом не

Случилось это на днях…

Случилось это на днях, на костях…

Река кладбищем молча текла. Слезы-березы… вылил день за порог, с грязной водой. Несколько слов не отмытых лежат на столе (надо выйти пока не дорого). Зарой могилу, а то упадешь: (надо встать, выйти пока не поздно…) стоят вокруг, топчутся как мысли. (Стая зевак на деревьях). Мысли есть у полковников – о покойниках: еще несут службу. Убьют – выпьют за дружбу. Неси сани сюда скорей! Уже видишь во снах Царей?! Выльется тебе вино на колени. Возьми в провожатые тени…

Натекла черная тень под ноги. Черным мылом искупался грех единственный. Голос таинственный – черным жасмином цвели звезды.

Однажды коснулся края крыла – вышла она: стояла одна… для тебя одна принцесса (Твоя Богиня, Рабыня). Сдвинь льдину у ног, подтолкни в волну-седину: садись у ворот, раз пришел, парень…

Южная ночь как клубника: нежная тень реки… возьми венок за голову тихо: милый друг, плыви за месяцем-отражением – только вернись…

Южная беда навлекла глаза. Черные глаза черемухи ночной. Черный ветер обнимает за плечи на ночных тротуарах, сушит губы ночной жемчуг

Холодного ужа прикосновенье на постели. Жареный петух потух: клюнул словечко – выпало сердечко. Милый мой, прости – только вернись…

тяжела высь. Монотонно окно, с гвоздем в стекле – в сердце. Распахнулась дверца: печь пустая… ночь холостая. Вчерашний вечер под окном, чужой гость задержался, почуяв высь. Глядел в пол стол. Милый, прочти эти мысли – только вернись…

Черный соловей – пепел с полей.

Черный ручей – голос ничей.

Вышла моя судьба налегке:

несли шаги к милому, вышли к реке.

Отведи меня к милому:

мне прощенье – угощенье,

только вер…

Сгорающий аромат мандаринов…

Сгорающий аромат мандаринов

ярче обожженного неба!

Солнечный экстаз саранчи голодным безумием.

Вялые шторы процеживают зной, тесня полумрак

сонным балетом.

Я не знаю куда ушла мать, задернув полдень…

покрышки шелестят в наркотическом наречии цикад —

радиостанции выгружают мозги в океан безмолвия,

предпочитают бойню полету шмеля: божественна

улыбка твоего кота, Алиса – абрикосовый миндаль

десен, невидимая засмеявшаяся в ответ

Из семени сердца вырастает любовь.

Океанический щебет птиц в глубоком шоке ночи:

скоро вернусь из призрачного путешествия,

волшебные кости ноют в предчувствии

– Я в твоем сердце, дурачек, – сказала мать.

Индия Вселенной ухает бездной

Сэлфи…

…сэлфи манекена облепленное «лайками».

Сердечками поцелуев… звезды снижаются, словно НЛО

пикирующие с высоты – в точке взрыва распускается

алмазный букет

Заросшие дни – выше головы, ниже братьев моих.

Офелия с лилией в губах – невменяемая как смерть,

слоняющаяся в полях

– Картахена, – ореховыми зубами прогрыз

реальность. Крутя барабан револьвера как русский.

Натуральный спирт вместо крови: поднеси горящую

спичку и

…мертвая зыбь морей в черном шелесте бриза, чумы —

за их мульками не видно неба – бриз напоминает страз

разбитый безмолвием. Односторонняя туманность

небесной изморосью: мой каблук мягко надавил

на май, смял мысль, провалился в темя…

ночь: сидели на ее эшафоте

пульс точит психотонию тревоги, именем «Татьяна»

веет с полей… безупречная машина памяти,

на пластике кожи ослепляющие лайки блеска —

проститутка, ангельской наружности и тронутости

подонки – черные сливки общества …вот и вмазались

на полной скорости – застывшая кукла в огне: глаза

сухие, а руки… токсичная плоть затягивающая под

гланды – аромат ее смерти, который мы вдыхаем…

ее шепот невнятен:

пусть это останется между нами…

Ее глаза…

1

Ее глаза полны ртути. Сияния. Идем за этой звездой в лучах мегаполисов. Пульсирующий ветер в алмазных туманностях – хочется сжевать зубами живую звезду притягивающую с обелиска

Языки афиш в изнеженном воздухе набирали высоту, прятали тишину в комнатах, запертых на ключ. Обезумевший закат над городом – пульсирующий, безмолвный. Гарь воздуха блаженна… распахнутое окно: тронутые отблеском скулы, катастрофическая улыбка – твоя

Холодные отражения блуждают в зеркалах, словно призраки закинутые кислотой. Великолепные гости в ускользающей дымке. Я лег на пол, поближе к огню: голову опустив на лапы… Безжалостный друг кинжал, изнеженность тел в опустошенности бриза – сквозит разложением день рождения плоти. Покоем сонных лучей – на щеках, змеиных запястьях… переходишь туманности вброд, охотник за огнем и первыми поцелуями. Грустишь, не помня себя – тело дергается в возбужденных конвульсиях: рождающийся

Горящие такси, спокойная река проспекта в полумраке. Жирафы вытащили головы из песка, выгнули шеи: жертвенность водопадом ниспадающая на плечи. На последней остановке обменялись взглядами