Мушкетер - Даниэль Клугер

Несмотря на опасность, я продолжал время от времени участвовать в делишках контрабандистов. Не деньги, понятное дело, привлекали меня в этом малопочтенном занятии (хотя благодаря этому я стал более независимым в средствах). Куда больше кружили мне голову именно риск – и, конечно, уважение отчаянных малых, ставших моими товарищами. Да и некоторым вещам я научился именно у них – например, неслышно проходить в двух шагах от патруля или метать нож в цель, опережая выстрел из мушкета. Все это впоследствии пригодилось мне на военной службе.

В то же время я понимал, что отец прав – негоже отпрыску семьи де Порту якшаться с преступниками. И тем не менее молодое упрямство взяло верх, и я заявил после долгой паузы:

– Прежде всего, отец, я не нарушаю законы. Мои знакомые – да, они действительно не в ладах с властями, хотя иной раз их поведение можно если не оправдать, то понять. Но я – я всего лишь сопровождаю их в горных походах. На самом деле я вовсе не собираюсь становиться контрабандистом, вы и сами это знаете! Да и ходил я с ними всего лишь несколько раз. Считайте это военными учениями – побывать на чужой земле, как если бы сейчас шла война между Испанией и Францией!

При этих словах отец вспыхнул и даже чуть пристукнул по столу кулаком.

– Да поймите же, наконец, Исаак! – воскликнул он. – Для каждого де Порту нет ничего более опасного, чем появление на испанской территории! Если вы случайно попадетесь в руки испанцев… – Тут он замолчал, а я с удивлением обнаружил на его лице, обычно бесстрастном, признаки сильнейшего волнения. – Обещайте мне, – сказал отец, несколько успокоившись. – Обещайте, что никогда, какой бы жизненный путь вы ни избрали, никогда нога ваша не ступит на землю Испании!

Его вспышка показалась мне столь странной и даже пугающей, что я немедленно дал такое обещание, хотя отец ничего мне толком не объяснил. Понимая это, он лишь добавил, выделяя каждое слово:

– В Испании любого члена нашей семьи подстерегает смертельная опасность совершенно особого рода.

Наберитесь терпения, когда-нибудь я объясню вам причину.

После этого он немного смягчился.

– Присядьте и послушайте. – Он жестом указал мне на кресло напротив. – Поверьте, я долго смотрел на ваши шалости сквозь пальцы. Но сейчас пора подумать о будущем, о самостоятельной жизни. Пора делать первые шаги по своей дороге. И дорога эта должна увести вас от нынешних ваших приятелей. Завтра вы начнете готовиться в дорогу – я хочу, чтобы вы отправились в По и там поступили учиться к мэтру Симону Баатцу. Мы знакомы много лет. Я напишу рекомендательное письмо. Думаю, вы научитесь у него достаточно многому и достаточно быстро. Через пару лет, я надеюсь, мы услышим о новом стряпчем – Исааке де Порту!

Стряпчий Исаак де Порту! Эти слова отец сопроводил легкой улыбкой, у меня же они не вызвали ничего, кроме отвращения.

– Мне кажется, достаточно и одного де Порту на этом поприще, – ответил я, имея в виду моего брата Гедеона де Порту. – Двое – это уже чересчур. Отец, я не хочу быть ни стряпчим, ни адвокатом, ни нотариусом! Меня нисколько не прельщает такой род занятий, ничего общего не хочу с ним иметь, я не могу корпеть над бумагами, я ничего не понимаю в крючкотворстве!

Моя строптивость его неприятно удивила. Он нахмурился, но я уже закусил удила:

– Прошу вас, отец, позвольте мне избрать другую дорогу! Отпустите меня в Париж, я мечтаю о военной карьере! Вы сами научили меня верховой езде, так что мне ничего не стоит продержаться в седле десяток лье. Мои икры крепче стали, а пальцами я легко выдергиваю из доски вбитый в нее гвоздь! В цель из мушкета и аркебуза я попадаю не хуже опытного браконьера, а господин Паре недавно сказал, что я наконец стал ему достойным противником. Вы же знаете, мэтр Паре слов на ветер не бросает, и заслужить у него похвалу нелегко!

Действительно, мэтр Паре, несмотря на возраст, блестяще владел шпагой и охотно давал уроки молодым уроженцам Ланна, но его постоянные насмешки ранили нас больнее, чем острие его шпаги.

Отец ничего не ответил, я же продолжил:

– Мне ничего не нужно – в конце концов, сотни три ливров на первое время хватит! Неужели вы откажете сыну в такой малости? – Я, разумеется, умолчал, что от делишек с Андижосом и прочими у меня собралась некоторая сумма.

– Вот как? – Отец саркастически усмехнулся. – Насколько я могу представить, в эту сумму вам обойдутся лошадь, шпага и прочая экипировка, необходимая молодому гвардейцу. Вы ведь собираетесь поступить в гвардию, а не просто завербоваться солдатом в армейский полк? С учетом того, что от продажи овечьей шерсти мы получаем в год примерно столько же, да еще около сотни – от продажи конопли, что ж: я действительно мог бы снабдить вас тремя сотнями ливров. В дальнейшем, как я понимаю, вы готовы обходиться жалованьем военного. Очень хорошо. Сумма невелика. Но вы уверены в том, что вам больше ничего не нужно? Только деньги?

Я не сразу понял, о чем он говорит.

– Надеюсь, вы позволите мне взять Вулкана – я сам его объезжал, и он ко мне привязан, так же как и я к нему, – сказал я осторожно. – Кроме того, я хотел бы прихватить с собой один из старых мушкетов, хранящихся в правой башне, и небольшой запас пороха и пуль. Моя шпага совсем неплоха – вы сами ее выбирали, а по прибытии в Париж я куплю запасной клинок…

– Я имел в виду совсем другое. Вы не собираетесь брать с собой никаких бумаг? – перебил меня отец насмешливо. – Насколько я знаю, в королевскую гвардию принимают только дворян. Разве вам, Исаак де Порту, не нужны документы, подтверждающие дворянское происхождение? Документы, согласно которым наша благородная фамилия насчитывает не менее ста лет?

Я растерялся. Над такими вещами я вообще не ломал голову, поскольку был уверен, что отец на дорогу снабдит меня всеми необходимыми бумагами. Да и что такое бумаги? Пустяк, безделица!

Он некоторое время смотрел на меня, чуть прищурившись. Взгляд его, поначалу ироничный, словно потускнел. Вздохнув, он поднялся со своего места и, опираясь на трость, прошел к шкафу. Открыв резную дверцу, отец извлек на свет Божий потемневший от времени деревянный ларец. Мне несколько раз доводилось видеть этот предмет, и я задавался вопросом, что именно хранится в нем. Сейчас, впрочем, меня это интересовало в малой степени.

Отец водрузил ларец на стол между нами и откинул крышку. Он был битком набит пожелтевшими бумагами. Я вопросительно посмотрел на отца.

– Прочтите вот это. – Отец бросил мне сложенный вдвое плотный лист, лежавший сверху.

Я осторожно развернул его. Это оказался некий документ, называвшийся «Письмо о натурализации». Говорилось в нем о предоставлении права на проживание в землях французской короны семье португальского купца Авраама де Порту. Подписано было королем Генрихом IV и заверено красной сургучной печатью.

Документ выпал у меня из рук. Купец? Мой отец – купец? Даже не придворный кулинар? Это не укладывалось в голове. Он был прекрасным наездником, отличным стрелком, блестяще фехтовал на шпагах и рапирах (так уверял г-н Паре, а он в этом знал толк). Я скорее готов был представить себе Авраама де Порту во главе идущих в атаку войск, нежели в лавке со штукой сукна. Не веря собственным глазам, я еще раз перечел письмо. Теперь мое внимание остановилось на слове «португальский». Португальский купец? Я знал, что наша фамилия указывала на португальское происхождение, но мне никогда не приходило в голову, что мой отец родился не в Гаскони и вообще – не во Франции.

И тут я вспомнил удививший меня язык, на котором беседовали родители, оставшись наедине. Видимо, в голове моей царила полная неразбериха, потому что спросил я именно об этом – как будто более важных вопросов сейчас не существовало.

Отец неожиданно засмеялся. Ответ его поверг меня в еще большее смущение:

– Нет, это не португальский. Это язык испанских и португальских евреев. Он называется «ладино» или «джудесмо». Некогда на нем говорили мои и ваши предки.

Видимо, выражение лица моего стало очень глупым, потому что он снова рассмеялся и сказал:

– Исаак, силой и сноровкой вы пошли в меня – в молодости я был таким же. Разве что не таскал на плечах несчастного теленка. Но вот с наблюдательностью и сообразительностью, друг мой, дело обстоит гораздо хуже. А она, кстати, совсем не помешала бы вам, какое бы жизненное поприще вы себе ни избрали. Разве вы когда-нибудь видели на нашем обеденном столе свинину? Разве вы когда-нибудь видели, чтобы я по субботам работал? Неужели вы не обращали внимания на две свечи, которые всегда зажигала на заходе солнца в канун субботы ваша мать, а после ее кончины – я?

Голова у меня пошла кругом.

– Но как же часовня… Отец Амвросий…

– Амвросий? Наш священник? – Отец покачал головой. – Он тоже из «португальских купцов». Другому я не доверил бы вашего крещения. Другой бы увидел то, что ему не следовало видеть.