Султан Юсуф и его крестоносцы - Сергей Смирнов

Султан сидел в невысоком резном кресле из ливанского кедра, поставив ноги на атласные подушки. Он был одет, даже укутан, плотно, как на походном привале, хотя в комнате было тепло и по обе стороны от кресла стояли треноги с широкими жаровнями. И даже руки он держал глубоко в складках своей одежды. Ставни на окнах были задвинуты, и комнату, обильно завешанную хорасанскими коврами, освещало несколько масляных светильников.

Прямое лицо султана выглядело то ли уставшим, то ли болезненным, темные глаза мерцали тревогой в глубоких глазницах, морщины на высоком лбу казались трещинами в мраморе, цвет кожи мало отличался от цвета усов и бороды, «соли с перцем».

Султан не шелохнулся, увидев пленника, а только резко посмотрел ему в глаза.

Рыцарь приложил руку к сердцу и сделал поклон, предельно низкий для своего достоинства. Падать ниц, как всякие сарацины пред своим повелителем да еще целовать его сапоги, он не стал бы даже под угрозой быть тотчас освежеванным.

Как только он распрямился, султан неприметным жестом велел телохранителям отступить за занавеси и бросил взгляд на человека, оставшегося в комнате. То был катиб аль-Исфахани.

— Ты говоришь по-арабски или по-турецки? — спросил катиб рыцаря.

— Чей город, того и язык, — ответил на арабском наречии рыцарь.

Султан приподнял бровь.

— Ты английский воин? — задал новый вопрос катиб.

— Был им, когда держал в руках меч.

— Твой отец знатен и богат?

— Достаточно для моей страны.

— Он знает о твоем пленении?

— Возможно. Мое имя было в списке, который патриарх отправлял в Англию.

— Значит, отец мог выкупить тебя?

— У меня нет права осуждать отца.

— Следовательно, у тебя есть старший брат, которому перешло все наследство, согласно вашему закону.

— Возможно, если отца уже нет на этом свете.

— Мог ли тебя выкупить старший брат?

— Мне не доступны его мысли.

Султан шевельнул рукой в складках одежды, и катиб отступил на полшага.

— У тебя есть причины не любить своего отца и своего старшего брата? — сам султан спросил рыцаря.

Голос его был хрипловат и казался простуженным.

— Я их люблю, как призывает меня к тому мой Господь Иисус Христос, и в ту меру, какой обладаю. Но жизнь такова: если лишний приплод у собаки не топят, кутята должны радоваться тому, что остались в живых.

Плотно сжатые губы султана шевельнулись, он подумал немного, а потом взглянул на своего катиба.

— Теперь скажи, что ты думаешь о своем малике Ричарде? — велел катиб.

— Он — самый великий воин из тех, какие мне известны, — ответил пленник.

— А что ты знаешь о султане, да пребудет с ним вечно милость Аллаха? — понизив голос, вопросил катиб и перевел взгляд на своего повелителя.

Пленник задержался с ответом всего на пару мгновений, которые заняла его мысль: «Лучше умереть с честью, чем с ложью».

— Он — самый благородный правитель из всех, какие мне известны.

Рыцарь Джон Фитц-Рауф не солгал: он сказал, как думал, имея достаточно доказательств своей правоты.

Султан вздохнул и снова неприметным жестом отстранил катиба.

— Что тебе известно, кафир, о моем договоре с маликом Ричардом? — спросил он пленника.

— Что это самый разумный из всех известных мирных договоров. Он заключен на три года, три месяца и три дня и открывает безопасную дорогу к Гробу Господню для всех христианских паломников.

— Значит, в темницу проникли известия и том, что малик Ричард поспешил возвратиться на родину?

— Да, султан, — подтвердил рыцарь. — До нас дошли слухи, что его младший брат Джон решил с помощью баронов захватить престол в отсутствие законного короля.

— Значит, ты стал бы воевать на стороне старшего брата, малика Ричарда, если бы у тебя был выбор?

— Я уже сказал, что Ричард — законный король Англии. Он и только он.

— Тебе не по душе его брат Джон?

— От своего отца, короля Генриха[31], Ричард Лев перенял силу, доблесть и, возможно, немного безрассудства. Джон слаб духом, но ему остались в наследство вся хитрость Старого Гарри, его коварство. Упрямство они поделили с Ричардом поровну.

— Значит, бывают в Англии случаи, когда наследство делится поровну между сыновьями, — усмехнулся султан.

Он вытянул из складок одежды правую руку и подержал ее над жаровней. Крупный голубой камень засверкал в его перстне.

— Что тебе известно о путешествии малика Ричарда на родину? — был новый вопрос султана.

Холодок дурного предчувствия пробежал по хребту рыцаря.

— Надеюсь, оно завершилось благополучно… или завершится.

Султан сверкнул глазами, глянув на своего катиба.

— Тогда приготовься услышать известие, которое известно еще немногим, — тихо, но твердо проговорил аль-Исфахани. — И ты — один из избранных… Малику Ричарду удалось благополучно преодолеть только часть пути, казалось бы самую опасную. Он преодолел море, хотя оно было весьма бурным, и малик Ричард потерял большую часть своих кораблей и воинов. Он высадился на берег, но до своей страны уже не добрался. Его следы затерялись на ваших, христианских землях. Малик Ричард пропал.

Под ногами рыцаря Джона Фитц-Рауфа разверзлась твердь.

— Что за чертовщина! — выругался он на родном языке. — Как пропал?!

Катиб криво улыбнулся и осторожно посмотрел на своего повелителя.

— Как мог пропасть мой король?! — еле ворочая языком в пересохшем рте, проговорил рыцарь на арабском.

Катиб аль-Исфахани развел руками и сказал:

— На ваших землях происходят странные явления. По нашим сведениям, его видели последний раз в каком-то деревенском духане, где он расплатился за кусок мяса золотом, будто за подкованного и оседланного жеребца. Потом он вышел и пропал… Это случилась на землях, принадлежащих правителю австрийских земель[32].

— Чертовы швайны устроили ему ловушку! — воскликнул рыцарь Джон.

Он грозно двинулся вперед, но вовремя опомнился и отступил на то места, где стоял.

— Мы тоже полагаем, что его заманили в ловушку, — с довольным видом кивнул катиб. — Ведь среди воинов, называющих себя «воинами Исы»[33], были распри. Мы слышали, будто после взятия Акры малик Ричард осквернил австрийское знамя, первым появившееся на стенах крепости, сбросил его и водрузил свое, английское. Правда, иные утверждают, будто австрийское знамя уронили случайно, в суете… Но так или иначе, у австрийского малика появился повод для мести.

— Будьте уверены, они подстерегли его в лесу и налетели целой сворой, чертовы псы! — взмахнул кулаком рыцарь Джон. — Они упрятали короля в какую-нибудь свою грязную конуру! И теперь сами боятся, не знают, что делать.

— Что значит «не знают»? — полюбопытствовал катиб.

— А что бы делал на следующий день один из ваших эмиров, если бы накануне поймал убежавшего в пустыню коня султана, лучшего коня? — сказал рыцарь. — Только не вернул его правителю в тот же час, а польстился на добычу. И спрятал коня в своей конюшне.

Султан улыбнулся, сделал знак катибу и задал рыцарю вопрос:

— Если бы ты получил свободу, кафир, что бы ты с ней сделал?

Сердце едва не выскочило из груди пленника. Новое предчувствие воодушевило его.

— Ринулся бы вызволять из беды моего короля! — рявкнул он на весь дворец, и телохранители за занавесями схватились за сабли.

— Его еще надо найти, — заметил великий султан.

— В своей стране я выслеживал добычу в таких дремучих лесах, какие вам и не снились, — сказал пленник без тени хвастовства.

Тогда султан поднял руку и, указав на него перстом, рек:

— Твое слово, воин. Ты получишь оружие, деньги, коня и отправишься выполнять свое обещание. Ты найдешь своего малика, освободишь его. Сам или с помощью воинов, которых ты соберешь. Ты поможешь своему повелителю вернуть трон.

Рыцарь с трудом перевел дух. Пот крупными каплями побежал по его лицу, и у него даже потемнело в глазах.

— Клянусь, великий султан, — проговорил он, едва не задыхаясь, — что твое повеление для меня — глас Божий.

Султан нахмурился и, немного помолчав, продолжил:

— Твоя награда — твоя свобода, воин. Но у меня нет такого длинного поводка, чтобы его хватило на всю твою дорогу. Тебя не удержит ничто, кроме клятвы… Я помню очень знатных христиан, которые клялись мне своим крестом, а потом нарушали клятву.

— Я не могу отвечать за других, — выдавил из себя рыцарь.

— Верно, — кивнул султан. — Но или ты станешь хозяином своей свободы, когда я отпущу тебя, или она станет твоим хозяином. В моей руке не останется ничего, кроме твоей чести. А есть старая и горькая курдская пословица: честь собакам бросили, собаки не съели.

— Какую клятву ты просишь от меня, султан? — почувствовав на душе невыносимую тяжесть, спросил рыцарь. — Какие слова будут порукой за мою честь?