Лебяжье ущелье - Наталия Ломовская

В классе захихикали, хотя никто из этих детей не представлял, как выглядят кондукторши. Их давно заменили компостеры – тяжеленные механизмы с пружинными рычагами, пробивающие билетики честных пассажиров. Пройдет много лет, кондукторши вернутся в общественный транспорт, и почти все они, независимо от возраста и внешних данных, будут злоупотреблять декоративной косметикой… Почему? Зачем? Не могут же у всех у них быть проблемы со вкусом! Быть может, находясь целый день среди толпы, чаще всего среди толпы раздраженной и недоброжелательной, они невольно стремятся скрыть свое лицо под маской, защититься от сглаза, от повседневного и привычного, но не менее могущественного зла? Наверняка так оно и есть…

Одним словом, Ганну не только помиловали, но и даже как бы и поощрили. Знала бы Раиса, до чего доведут ученицу эти знаки взросления… Впрочем, разве повинна была губная помада фабрики «Новая Заря» в том, что однажды, по дороге из школы, Ганна зазевалась и едва не попала под машину? Цвел уже май, день клонился к закату, нежным теплом веяло от прогревшегося асфальта, и такое томление поселилось в девичьем теле, что тянуло, сладко ломило все суставчики. Привел Ганну в чувство визг тормозов и мужской голос, громко, с удовольствием произносивший ругательства. Но вдруг негодующий таксист замолчал, и уже с другой интонацией заметил:

– Ба-а, да это же старая знакомая!

Ну, «знакомая», это сильно сказано. Водитель оказался тем самым веселым парнем, что подвозил Ганну и семейство из роддома.

– Ты чего это под машину кидаешься? Жить надоело?

– Не надоело, – пробормотала Ганна. И снова по спине побежали веселые мурашки. Теперь стало ясно, что эти мурашки и томление – одного поля ягоды, и они что-то говорят Ганне, что-то сулят, намекают… Но что?

– Ну, садись, подвезу до дому, раз уж не задавил, – предложил парень, распахивая перед Ганной дверцу автомобиля.

– У меня денег нет, – смутилась она.

– А я с красивых девушек денег не беру, – подмигнул ей таксист.

Он помнил дорогу, ни о чем Ганну не спрашивал, а она глаз с него не сводила. Он спросил, как ее зовут, сам назвался Вадимом, и сразу стало легче общаться. Вадим сразу показался Ганне моложе и ближе, как будто был ее ровесником, одноклассником. Он недавно подстригся, на нем была клетчатая рубашка и голубые джинсы, и Ганна поймала себя на мысли, что с таким парнем неплохо бы показаться перед знакомыми девчонками, пускай обзавидуются… Но он даже к дому не подъехал, затормозил на обочине, подмигнул на прощание:

– Чао, бамбино!

И Ганна подумала, что никогда больше не увидит Вадима. Но ошиблась.

Глава 2

…Он ждал Ганну у школы. Она хотела сразу подойти к нему, поздороваться на глазах у девчонок, завести беседу, но, к счастью, у нее хватило ума дойти с подружками до угла, а потом вернуться – дескать, забыла кое-что. Показаться подружкам с интересным парнем – это было бы здорово, но если учителя и родители узнают, что она раскатывает в такси…

– Не хочешь съездить за город, природу посмотреть? – предложил Вадим.

– Ну-у, не знаю… Мне, наверное, домой надо.

– Успеешь, мы за часок обернемся. Погода-то какая! А за городом сейчас соловьи поют. Я знаю одно место, тебе понравится. Ручей, черемуха…

И Ганна согласилась, даже обрадовалась. Как нарочно, она сегодня одета не в душную школьную форму, а в «белый верх, черный низ», то есть в белую блузку и темно-синюю юбку. Волосы заколола в конский хвост, губы подмазала. Не школьница, а взрослая девушка, может быть, секретарша или продавщица…

Машина сорвалась с места, весело свистнул в открытое окно ветер, разметал Ганне челку, выдул из головы мысли и тревоги. До чего же хорошо!

Что она себе думала, интересно знать? Почему ей никто не объяснил, что не стоит девчонке ездить на машине с малознакомым мужчиной? Прежде всего этим должна была озаботиться мать, но… Ей было не до того, да и потом, матери и в голову не могло прийти, что ее пятнадцатилетняя дочь среди бела дня покатит куда-то с таксистом! Сказался недостаток прежде всего собственного жизненного опыта.

Надежде было без двух месяцев восемнадцать, когда она познакомилась со своим будущим мужем. Сходили в кино, на танцы два раза. Потом она поехала на каникулы в родную деревню Каменку, а Федор отправился за ней. Пришел к родителям знакомиться, привез торт и коньяк, батя покойный был очень доволен, такое уважение ему оказали. Федор сам заговорил о свадьбе, а разве не так полагается? Конечно, Надежда слышала о парнях, что норовят обмануть девчонку, и о девках, что поддаются. Но это не касалось ни ее, ни ее семьи, это все непутевые какие-нибудь, гулящие! Такая простая схема была в голове Надежды. Сообщить ее дочери она не торопилась – Ганна еще маленькая, лучше даже не заговаривать с ней о таких вещах, не наводить на лишние мысли, а то и впрямь охота появится!

Если бы только была тетя Ксана… Но Ксения Адамовна уже пять лет как переехала в Верхневолжск – преподавать в тамошнем университете. Она могла бы поговорить с племянницей, растолковать что к чему, хоть и была старой девой.

Наконец, как же в школе? А вот как: предмет под названием «этика и психология семейной жизни» был введен только с девятого класса, а Ганна пока заканчивала восьмой. Сведения о том, что происходит в этой самой семейной жизни, а также до семейной жизни и порой вместо семейной жизни, она получила от сведущих одноклассниц, из частных разговоров, из тетрадочек-«песенников».

Ох уж эти тетрадочки! Сколько воды утекло с тех пор, как Александр Сергеевич Пушкин писал:

Конечно, вы не раз видалиУездной барышни альбом,Что все подружки измаралиС конца, с начала и кругом.Сюда, назло правописанью,Стихи без меры, по преданьюВ знак верной дружбы внесены,Уменьшены, продолжены.… … … … … … … … …..Тут непременно вы найдетеДва сердца, факел и цветки;Тут верно клятвы вы прочтетеВ любви до гробовой доски…

Что ж, дело молодое. А видали бы вы, Солнце нашей поэзии, «песенник» провинциальной девицы середины восьмидесятых! Расписанный фломастерами, заклеенный этикетками от жевательной резинки? А тексты! Популярные песни, дворовые куплеты, перевранные стихи классиков, произведения народного фольклора, деревенского и городского, порой полупристойные вирши, местами откровенное похабство. Песенники! Была в них какая-то наивная, первозданная невинность – и такая же глупость. Истинной любовью признавалась между строк только любовь возвышенная, платоническая. Любовь плотская в этих дневничках всегда выглядела оскорбительной, грязной и сопряжена была с насилием. «Это» делают только хулиганы. Для «этого» существуют особенные, плохие места.