Продаются роли! - Роман Шабанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В другой жизни, – прокомментировал вождь. – Даже нет, через одну. В следующей тебе еще головастиком ходить.
– Да ну тебя, – махнул рукой толстяк.
Иван в какой-то мере успокоился. Он смог выговориться, но если ранее, вся эта желчь покоилась на дне, то сейчас она поднялась к самому горлышку, мешая дышать и говорить.
– Выпей, – произнес вождь, доставая из рюкзака бутылку.
Толстый серьезно посмотрел на вождя, а младой отвернул голову и только философ пронзил взглядом и затянул мелодию неизвестного происхождения.
– Что это? – спросил Иван.
Вино, – сказал вождь. – Обыкновенное виноградное вино.
Он разлил вино по пластиковым стаканчикам, которые предусмотрительно оказались в рюкзаке.
Иван взял стаканчик, поднес его к носу. Аромат «Изабеллы» ударил в нос наравне с забродившим букетом и раскрепостил неустойчивое желание.
– Выпьем за этот мост, который служит не только связующим звеном между берегами, но и людьми, – продекламировал вождь.
– Отличный тост, – согласился толстяк, поднял правую руку и затряс ею, как колуном над поленом, прицеливаясь к точке скола. – Прям за душу взяло. Вот здесь. Взяло чертовски сильно.
– Да, – сказал молодой невнятно, но тоже со своей долей темперамента, который включала его щуплая фигура.
Философ что-то пробубнил. Он не открывал рот, когда говорил, и поэтому информация из его уст становилась зашифрованной, примешанной к шипящим звукам, причмокиваний и громких вздохов.
– Что? – спросил Иван. – Вы что-то сказали?
Вождь засмеялся, возродив смех до колик из легкой усмешки, затащив в этот процесс возрождения толстяка и даже младого банкира.
– Не обращай внимания, – сквозь смех прокричал толстяк. – Он же философ. А философов никто никогда не понимал.
В доказательство он пробубнил его одну, по серьезному выражению лица было понятно, что классическую, фразу и замолчал с не менее умным видом, ожидая своего следующего комментария.
– Да, вы вместе, – немного захмелев, произнес Иван. Вино приятно обожгло внутренности и заиграло в глазах, уголках губ и пальцах на ногах. – А я один. Когда четверо как один – сила. Но чтобы одному за четверых – это непросто.
– Да, ты прав, – вступил вождь, – например, нас четверо. Мы все время ходим вместе. Совершенно разные. Совершенно. Ты только посмотри. Этот молчит, тот гундосит себе под нос, этот как верная…не буду, а я генерал. Но мы вместе, не разлучаемся. А почему? Вопрос интересный? Интересный.
Он наклонился к Ивану, и селедка с эфирными маслами пустилась в пляс, затормаживая рефлексы.
– Ты мне только ответь, – настойчиво вторил вождь. – Четверо, разные, как…как вон корабли на воде. Есть лодки с веслами – самому надо грести, а есть такие, что повернул ключ и давай по волнам. Так что интересный?
– Интересный, – согласился Иван и почувствовал, как его голова, пройдя щекотливую волну расслабления, несется вниз, минуя все преграды, а также словесные пересуды, от которых тряслись руки.
– Так это как дважды два, – аргументировал вождь. – У нас как в хорошей семье. Нет, только не смейтесь, молодой человек. Женщин нет, не беда. Будут. Я о другом. Я руковожу, вот этот юркий, заводной – мой заместитель, старик – генератор идей, а младой – исполнитель. Когда-нибудь младой будет генератором, замом или руководителем, а может быть и нет. Все от него зависит. А ты образ ищешь. Надо что-то реальное искать. Например, вот он был банкиром, жил на приличные деньги, а жизни не знал, пока нас не повстречал. Получается, он всю жизнь искал нас. Он и в школу ходил, в институт, на курсы, в банке штаны протирал только для того, чтобы нас встретить. Вот.
Курица на вертеле подходила к завершающей стадии приготовления, точнее один ее бок обуглился, а второй был сыроват от недосмотра.
– А, птица горит, – закричал шеф-повар и стал бегать вокруг костра, словно совершал ритуал по умершей птице, но на самом деле искал то, чем можно было взять горячий шампур.
– Чтоб тебя, – досадливо произнес вождь, философ также недовольно пробубнил, а младой молчал, наверняка вспоминая сытные обеды в банковской столовой.
Толстый снял шампур с огня и, держа его выступающей складкой шаровар, надкусил самый большой кусок с выступающей корочкой.
– Куда, – крикнул вождь и пытался схватить его за что-нибудь – Вот сволочь.
– Так повар должен знать, готово ли блюдо, – аргументировал толстый. – Иначе вам достанется один уголь…
– Ты свои способности уже показал, – произнес вождь и принял из его рук шашлык, который по качеству можно было отнести к браку и раздавать на улицах затак.
Курица была рассортирована по пластиковым тарелкам, которые тоже, как в фокусе, оказались в рюкзаке.
– Держи, – протянул ему вождь здоровый кусок, и Иван принял из его рук это блюдо, не заметив, что команда с вниманием смотрит на молодого человека, принимающего добротный кусок, как должное.
Небо перешло в новую стадию, когда ночной конферансье объявил выход для силуэтов. Одни шли как на параде, под ручку, не спеша, казалось, не шли, а плыли, как будто их нес челн, другие сидели на скамейке, третьи торопились домой, размашисто рассекая воздух.
Четыре силуэта окружили очаг, и было в этом что-то библейское, когда пастухи разожгли костер и негромко беседовали о чем-то своем, поедая на костре нехитрую рыбью похлебку, а в тот момент родился спаситель.
– Немного сухая, – произнес вождь, отрывая один слой волокон за другим и проглатывая, не успевая разжевать.
– Нормально, очень даже сочная, – воспротивился толстый.
– Да нормально, – спокойно сказал младой, которому достались крылышки, которые он обсасывал с таким усердием, что даже было интересно наблюдать за ним. Некоторые косточки он разгрызал, вокруг самых крупных проделывал массу лазеек к костной ткани, которая хранила в себе таившийся сок, полезный для здоровья. Старик в джинсовой робе ничего не сказал, а только увереннее засунул в себя ножку, посасывая ее как леденец на палочке.
– Тут дело в курице, – разъяснил толстяк. – Если она воспитывается в твоем хозяйстве и ты ей и первое, и второе, и ласковым словом, да еще и жилье со всеми удобствами, тогда она сама ляжет под нож, указывая клювом, куда надо бить. Если же ты за ней бегаешь с тесаком размером с топор с криком «убью, сука!», тогда курица так внутри себя обделается, что готовь ты ее или нет, все равно получится несъедобной. Другое дело, – никуда не убегает, а во сне ее накрываешь, или приласкал сперва, а потом раз, и сразу же два, три, два, три.
Философ пробубнил что-то очень длинное, и толстяк, подтвердив это, разлил оставшееся вино по стаканам.
В голове Ивана творилось что-то непонятное. Набегали тучи с желтыми стрелами как на схемах, мельтешили солнечные зайчики, скрывающиеся от ночного повелителя, загоняющий хвостатых хулиганов в небесный сарай. Он выпил всего лишь второй стакан, а состояние было такое, как после выпитой бутылки, а то и двух.
– Ну что, поел? – услышал он. Оказывается, его голова неожиданно повалилась на плечо, и она давила своей тяжестью, сжимая все тело и приближая эти две сопряженные части тела к земле.
– Да, спасибо, – сказал Иван. Он вытянулся в первоначальное состояние, вытер образовавшуюся испарину со лба и посмотрел на окружающих его людей, среди которых появился еще один, которого он не помнил.
Джинсы, спортивная куртка серого цвета и сапоги болотного формата выдавали его за рыбака, зашедшего на огонек поделиться своим уловом, но отсутствие всех необходимых атрибутов от удочки до наживки и рыжая борода выдавали в нем скорее разбойника с дороги, но никак не любителя природы, ее щедрых даров, готового часами сидеть на зорьке, наблюдая за капризным поплавком в неизвестном ожидании. Он смотрел прямо, не отворачивая взгляд, а пронзая все тело, затем выворачивая сверло, чтобы вновь проделать еще одно отверстие.
– Стало немного лучше или нет? – пронеслось в голове. Сытость не наступила, но с ней, наравне с растравленным чувством, появилась цыганская расхлябанность и непослушание. – Кто это? – мелькнуло в голове. – Когда он пришел?
– Ну, спасибо не намажешь, – протянул вождь, бросая образовавшиеся кости в костер, которых съедало разгоревшееся пламя.
– Правильно, – произнес рыжий, и Иван почувствовал от него ту угрозу, которая возникает в пересечении взглядов, в неуютном дыхании, в его развалочной позе, с широко поставленными ногами и, наконец, в его руках, сжимающие друг дружку, как в борьбе – одна подминала под себя другую, но поверженная вырывалась и нападала на противника, повергая его в не менее трудное положение, скрепляя болевым захватом, но через мгновение была снова захвачена обиженной стороной.
Иван рассмеялся. Толстяк ухмыльнулся, философ пробурчал что-то сердитым тоном, но мало кто обратил на него внимания. Младой вытащил сигарету, вождь кивнул, и толстяк вырвал ее у банкира, смачно улыбнувшись, как в красиво сделанной пантомиме, и протянул ее мужчине с малиновой шалью на голове.