Кевларовые парни - Михайлов Александр Георгиевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старый седой полковник, тертый калач в кадровых вопросах, долго не рассусоливал. Вкратце обрисовав перспективу, вытекающую «из текущего момента», взял быка за рога и предложил Олегу отсидеться в аналитическом подразделении. Том самом, про которое горько шутили аналогичные погорельцы — ходить в разведку с клеем и ножницами. Ход был в целом очевидный и естественный. Однако подобная перспектива удручала. Попасть в толпу людей, ожидающих автобуса из Ясенево по окончании рабочего дня, радости было мало. А потому, недолго поразмышляв над предложением, которое можно было предугадать с высокой точностью, не приезжая в «Лес», как называли комплекс зданий ПГУ, Олег попросил листок бумаги. Его просьба, а точнее рапорт, была не менее лаконична. «Прошу перевести меня в любое подразделение КГБ СССР». На лице кадровика эмоций не читалось, отчего в груди Соколова защемило из-за чувства какой-то брошенности…
— Рассмотрим! — рапорт лег в большую синюю папку с золотым тиснением «На доклад».
Кадровик был немолод и на своем веку повидал всяких. Встречались и такие. Гордые, строптивые, нетерпеливые… Таким торопыгам в разведке было особенно трудно. Как, впрочем, трудно было и с ними. Зато все ясно и понятно. Как были понятны и они. Таких уговаривать бессмысленно.
— А пока, сынок, я тебе советую взять отпуск и отдохнуть где-нибудь в «Семеновском», в имении графьев Орловых. Бывал там?
За всю свою недлинную жизнь Олегу не приходилось отдыхать в санатории. В госпиталях бывал, а вот в санатории…
Словно угадав его мысль, кадровик добавил: «Там хорошо! А вернешься, будет еще лучше. С путевкой я помогу».
От этого сочувствия и от какой-то саднящей безысходности — санатории ассоциировались исключительно с пенсионным возрастом — стало еще тошнее.
В этот вечер он второй раз за свою жизнь изменил правилу — не заливать горе водкой. Залил — надрался в стельку.
Кадровик свое обещание выполнил. Построенный в конце семидесятых санаторий КГБ СССР «Семеновское» был в известном смысле санаторием образцовым. Особый шарм ему, безусловно, придавало соседство с дальней дачей Сталина, но самым пикантным было то, что его построили на территории усадьбы фаворитов Екатерины — графов Орловых. И эти единство и борьба противоположностей давали некоторую пищу для комментариев отдыхающих, если требовалось объяснить дорогу: «Ну, это рядом с дачей Сталина. Помнишь? Да, дальней». Или: «Ты что, не знаешь, это же в усадьбе Орловых. Лихие мужики были!»
За время советской власти от всего благолепия усадьбы остались, пожалуй, только львы на расколотых чугунных воротах да восстановленная усыпальница без гранитных плит на захоронениях. И тем не менее… Руководство санатория проявило огромную изыскательскую прыть и, тщательно прошерстив архивы и библиотеки, собрало-таки материал по бывшей усадьбе. Отдыхающие чекисты могли воочию увидеть на снимках и репродукциях, какое наследие было принесено в жертву неизвестно чему и неизвестно зачем. Эта наглядная агитация была своеобразной формой психотерапии: смотрите и запоминайте, что получается, когда одним «льзя», а другим «низзя». Справедливости ради следует заметить, что к моменту постройки комплекса прибывающие уже имели устойчивый иммунитет против всяких разрушений. И тем не менее штатный экскурсовод «Семеновского» очаровательная Светлана считала своим долгом еженедельно проводить сеансы безжалостной терапии.
— Здесь, — рука указывала на разбитый фундамент, — стояло… Оно поражало своим убранством и точной архитектурной стройностью… А здесь…
Увы, и здесь, и здесь, и еще там — всюду были руины. Руководство КГБ вложило не один миллион, чтобы хоть как-то возродить этот райский уголок. Но прошлого не вернешь, даже за большие деньги.
Массажи, процедуры и душ «шарко» вместе с восходящим душем действовали на Олега благотворно. Он стал крепко спать, и впервые после длительного перерыва в нем возродилась страсть к чтению. Особый интерес он проявил к тому жанру, который раньше на дух не принимал, — к детективам. И вольно или невольно, все чаще примерял описанное к своей будущей деятельности, о которой пока имел смутное представление. В одном Олег был убежден абсолютно точно: сегодня он готов к любой, пусть самой черной, самой неблагодарной работе. Подниматься — так с колен, и без чужой помощи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Подниматься с колен пришлось за три дня до отъезда из санатория. Подниматься в буквальном смысле. Выйдя за ворота санаторного комплекса, Олег стал свидетелем дикой бессмысленной пьяной драки. Дрались четверо. Точнее, трое били одного. Этот один стоял мощно, словно зубр из Приокско-террасного заповедника. Его удары достигали цели, но озверевшие от крови мужики продолжали наседать. Вмешиваться в пьяную драку — дело неблагодарное. Наблюдавшие ее зеваки активности не проявляли. И вроде бы, уставшие от бессмысленной потасовки, сами участники не знали, как завершить начатое… Неожиданно обороняющийся поскользнулся и неуклюже упал на землю. Ситуация кардинально изменилась. В ход пошли ноги.
Это было не по правилам. Хотя какие правила в таких побоищах? Дворовая драка жестока по форме и подла по существу. Удары ниже пояса не исключение, а норма. И тем не менее такого избиения Олег не принимал по определению. Увидев, как сапогами бьют по лицу, по почкам и печени, даже он, принципиально державшийся в стороне от подобных инцидентов, рванул на помощь. Два резких удара, и двое нападавших уже корчатся в партере. Третий, подцепив с земли бутылку, резко стукнул ею об угол киоска, обнажив стеклянные клыки отбитого горлышка.
— Ну, сынок, ты погорячился. — Олег был готов за это оторвать руки.
И он бы их оторвал… Но дворовая драка всегда изобилует неожиданностями, в том числе и опасными. Оправившийся от побоев амбал, шатаясь, поднялся с земли, оглядел диспозицию и неожиданно, прикинув пьяными, чуть сотрясенными мозгами, что «наших бьют», вмазал… Олегу в висок. Несколько миллиметров ниже — и играл бы оркестр Московской комендатуры известный марш Шопена. Но кулак прошел скользя. Олег, почти теряя сознание, все-таки удержался на ногах.
Обстановка изменилась с точностью «до наоборот», и теперь четверо били одного. Бывшие противники навалились на чужака. Олег пропускал удар за ударом. В ближнем бою он был не силен. Закрываясь локтями и коленями, он старался увеличить дистанцию. Но подвернулась нога, и он рухнул на колени. Было бы совсем плохо, если бы…
Из ворот санатория выезжали «Жигули». Водитель увидел расклад, бросил машину, не заглушив мотора, и рванул на помощь. Бойцом он оказался не слабым, а растяжка у него была просто отличная. Одного из мужиков он достал ногой по затылку, второго — по печени. Численный перевес мгновенно улетучился. Мужики бежали с позором.
— Ты как? — Человек поправил очки в тонкой золотой оправе. — Сам дойдешь?
— Спасибо, нормально. — Хотя нормальным можно было считать только то, что кости остались целы. Глаз явно заплывал, а свитер был залит кровью.
— Ну, держись! — Мужчина вернулся к машине и, мигнув габаритными огнями, отправился в Москву. Олегу тогда, разумеется, и в голову не могло прийти, что эта первая совместная мелкая уличная драка — только начало драки большой и долгой.
Через несколько дней после возвращения в Москву в квартире Олега раздался звонок. Подвыпивший сосед, заглянув в дверь, торжественно провозгласил:
— К телефону, сэр!
Звонил кадровик столичного управления КГБ. Встречу для беседы о новом назначении он определил на следующий день. Сотрудники КГБ знали, как просто заблудиться новичку в длинных, кривоколенных коридорах Дома Два — иначе говоря, в комплексе зданий на улице Дзержинского. Поначалу новенькие, приходящие на службу, долго осваивали географию Лубянского комплекса.
Но Московское управление нельзя были спутать ни с одним специфическим зданием. Изящный голубенький особняк, приватизированный Московской чрезвычайной комиссией еще в восемнадцатом году, был строением уникальным. В девятнадцатом веке он принадлежал генерал-губернатору столицы графу Ростопчину. По преданию, в нем останавливался наполеоновский дивизионный генерал Лористон — кстати, бывший посол Франции в России, — направлявшийся на переговоры к Кутузову. Об этом молодые чекисты узнавали, едва переступив порог Управления.