Удачный сезон - Анна Иванцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я-то здесь, а вот ты – уже нет, – зачем-то говорю трупу, уродливому, теперь совсем не похожему на прелестную девушку, с которой мы пили недавно чай и слушали шум дождя. Но что-то все же завораживает в этой груде плоти. Конечно же, это волосы… Правда, наполовину потерявшие красоту из-за заляпавшей их крови, потемневшие, слипшиеся и жалкие. Но я отлично помню их солнечный блеск в невзрачной серой комнате, их пышные пшеничные волны. Воображение тут же помогает памяти, рисуя, как эти чудесные, наверняка очаровавшие немало парней пряди ласково ерошит ветер. Видение настолько захватывает меня, что нож выскальзывает из пальцев. Звук, вызванный падением, возвращает меня к действительности.
Встаю, ищу глазами какую-нибудь подходящую посудину. Тазик или большую миску. Ничего не найдя, беру еще теплый чайник. Придется сработать несколько грубей, чем планировалось, но не менее эффективно. Мою, насколько позволяет поза трупа, волосы. Хорошо хоть мыло долго искать не пришлось. Кровь размазывается, стекает бурыми струйками на светлый пол, заражает мыльную пену неприятным глазу сукровичным цветом. Воды в чайнике не хватает, приходится кипятить еще. Но я не волнуюсь, наоборот, получаю удовольствие. Мне всегда нравилась подобная возня.
Когда чайник, забулькав, отключается, разбавляю кипяток бутилированной водой и домываю трупу голову. То, что волосы мокрые, облегчает дальнейшую работу. Достаю из заднего кармана джинсов приготовленную расческу, осторожно, будто обладательница волос еще жива, разбираю спутанные пряди, сплетаю их в ровную, красивую косу. Закончив, удовлетворенно разглядываю прическу. Дине бы она наверняка понравилась. Снова беру нож. Можно было сначала отрезать волосы и плести уже в более спокойной обстановке, но это не принесло бы мне того сильного, похожего на экстаз чувства, когда острое, созданное, чтобы разрушать, лезвие вибрирует в напряженных добела пальцах, отделяя моими собственными руками созданную красоту от головы… Тогда все тело напрягается, веки подрагивают, и так приятно сводит живот…
Окружающие звуки становятся далекими, слабо уловимыми, так напоминающими что-то, но что именно – не понять. Когда последний волосок рвется под блестящей сталью, из моей груди вырывается стон блаженства. А из глаз почему-то катятся слезы…
Зажатая в руке коса почти не растрепалась. Это радует. Это как победа, одержанная благодаря старанию и опыту. Заворачиваю новообретенную драгоценность в свой шейный платок, с трепетом прячу в специально для этого пришитый на внутреннюю сторону футболки карман. Через тонкую ткань тут же проступает влажное пятно. Но дождь (когда он только снова успел припустить?) все спрячет. Он – самый надежный мой друг. У нас уже столько общих секретов…
Но работа еще не окончена. Беру уже ставшую прохладной ладонь. Тщательно мою. Достаю из кармана маникюрные ножницы. С хорошим нажимом провожу острием по краю ногтя, прилегающему к коже. Стираю выступившую кровь. После чего просовываю лезвие уже под ноготь, продвигаю глубже, чтобы тот отделился от пальца. Придирчиво осматриваю: не повредился ли? Удовлетворенно киваю. Длинный, выкрашенный нежно-розовым лаком, с указательного пальца правой руки, он идеально подходит мне. Заворачиваю добычу во взятую со стола цветную салфетку, прячу в тот же тайный карман.
Теперь дело за малым: нужно очень и очень тщательно прибраться. Хорошо, что не возникло никаких неприятностей и я отлично помню каждый предмет, которого касались мои пальцы. Всегда в таких случаях благодарю мать за привитую мне педантичность.
Глава вторая
– Ой, Лидочка Степановна! Как же у вас за месяц-то все заросло! – преувеличенно сокрушенно заохала Галина Петровна, заглядывая за невысокий, аккуратно выкрашенный светло-голубой краской забор, отделяющий ее участок от соседского. Она хоть и считала себя незлобивой женщиной, никогда не упускала возможности указать на чужие недостатки, особенно когда дело касалось Лидии, которая, по ее мнению, являлась непомерной чистюлей и врединой. – Тайка-то что, совсем не помогает?
Лидия Степановна, строгая дама с короткой стрижкой и чересчур бледной кожей, никогда не знавшей косметики и, похоже, не способной принимать солнечные лучи, едва взглянула на надоедливую соседку.
– Таисия еще не приезжала. У нее практика в университете, – холодно изрекла она, неторопливо обрывая с куста малину. Она бы и вовсе не отвечала Галине, но была твердо убеждена, что неприлично молчать, когда к тебе обращаются, даже если речь шла о глупых и прилипчивых людях вроде соседки.
Галина Петровна понимающе закивала, беглым взглядом окидывая стену малиновых кустов, оценивая, долго ли возится Лидия; может, предложить ей помощь и между делом поговорить о том о сем? Такие дела ведь творятся! Но, к ее искреннему удивлению, на ветках почти уже не осталось ягод.
– Похоже, с самого утра собираете, – деловито заговорила женщина, не желая сдаваться. Уж очень ей хотелось узнать, почему это соседка целый месяц не приезжала на дачу. Такой ведь замечательный июнь нынче выдался! Клубники наросло столько, что собирать только и успевай, чтоб птицы не поели. Каждый день дышал теплотой и лаской, не то что в этом месяце.
Лидия Степановна поджала тонкие губы. Длинные пальцы быстро и ловко обрывали с ветвей яркие и крупные ягоды, бросали в стоящее у ног ведро. Женщина была не в настроении, но это никак не отражалось на методичность работы.
– С утра, – нехотя ответила она, понимая, что Галина просто так не отстанет. Уж лучше поговорить с ней сейчас, чем терпеть ее напрашивания на чай потом. – В шесть начала.
Нарисованные брови соседки уползли под шляпу.
– В шесть?! Батюшки, Лидочка, что ж так рано-то? Ну вы и жаворонок! А работали-то как долго! Уже ведь три часа!
Каждое восклицание она сопровождала всплескиванием пухлых рук, на что Лидия Степановна лишь снисходительно улыбнулась, не разжимая губ.
– Лучше дело доделывать сразу, не откладывая. Ко всему нужно относиться серьезно.
– Даже к малине?
– Да. Даже к малине.
«Вот же дуреха, даром что училка, – мысленно покрутила пальцем у виска Галина. – Хотя чем ей, одинокой бабе, заниматься? Мужика нет, дочь выросла, учится. Так одной и со скуки помереть недолго! Вот и бежит огородничать, чуть солнце встало».
А вслух сказала, широко улыбаясь:
– А июнь-то какой был! А вы и не приезжали! Вся клубника, поди, погнила.
– Я лечилась, – не отрывая глаз от ветки, отозвалась Лидия. На эту тему ей хотелось говорить меньше всего.
– Ой, – искренне испугалась Галя, которая больше всего на свете боялась больниц, врачей и всякого
