Дни и ночи Невервинтера. Книга 2 - М. Волошина

Довольный и чумазый Ниваль вернулся, неся дюжину сыроватых, но сносных поленьев. Эйлин смотрела на него, раскрыв рот. Она искренне полагала, что рыцари понятия не имеют, как устроены камины в их замках, не говоря уже о том, чтобы самим чистить дымоходы и колоть дрова. Когда к ней вернулся дар речи, она произнесла.

— Слушай, Ниваль, а слабо пойти в трубочисты, когда Нашер даст тебе пинка под зад? Хороший трубочист всегда в почете.

Ниваль свалил поленья около камина, отряхнул руки и добродушно ответил:

— Запросто. За хорошее жалованье, бесплатную еду и выпивку готов пойти к тебе штатным трубочистом.

Пока камин протапливался, понемногу наполняя комнату теплом и запахом осиновых дров, Эйлин решила позаботиться об ужине. К ее радости, в хозяйстве бывших обитателей домика нашлась удочка. Удилище, правда, было так себе, но можно было обойтись и без него. Ловить нерестовую форель оказалось гораздо приятнее и интереснее, чем часами сидеть на тихом берегу, ожидая движения поплавка. Забрасывая приманку на поверхность воды по ходу течения около каменистых перекатов, она быстро поймала семь пятнистых серебристо-розовых рыбешек. Четыре из них, к ее удовольствию, оказались с икрой. Кроме того, на противоположном берегу реки она разглядела несколько припорошенных снегом кустиков с темными ягодами. Она перешла реку по камням, и не зря. Это оказалась ежевика. Не бог весть что, но в качестве разнообразия вполне сгодится. Натыкаясь на колючки и чертыхаясь, Эйлин набрала полный подшлемник и поспешила к Нивалю.

Тот уже успел похозяйничать, сдвинув несколько лежанок и соорудив из них два нормальных человеческих ложа. Придвинуть их поближе к камину не удалось: мешал массивный стол, который не сдвинули бы и пятеро человек. Он нашел несколько оловянных тарелок и ножей. Вилок почему-то не оказалось, но это никого не волновало. Кто голоден, тому не нужна вилка, чтобы наесться — была бы еда. Они выпотрошили и приготовили рыбу, нанизав ее на прутья. Икра была хороша и сырой.

Никогда еще самая обычная рыба, приготовленная на огне без соли и специй, запиваемая водой из реки, не казалась ей такой вкусной. Ниваль полностью разделял ее мнение. Покончив с рыбой, он сунул в рот горсть чуть подмороженных ягод, а потом, выковыривая из зубов косточки, довольно произнес:

— Ммм… какой у нас сегодня замечательный десерт. Повар постарался.

Он вздохнул, глядя на камин, и мечтательно произнес:

— А знаешь, я бы с удовольствием тут пожил. Райское место. Тишина, покой, еда плавает и растет под ногами. Никакой политики, никаких забот, приятная компания. Может, зависнем тут на пару месяцев?

Взглянув на Эйлин, он умолк. Та сидела, опустив голову на руки, и всхлипывала. Ну вот, опять. Ниваль невольно поморщился. Женщины. Он никогда не пытался их понять и, вообще, предпочитал держаться от них подальше. А уж если они начинают плакать — это, по его мнению, было сродни какому-нибудь загадочному и непознанному природному явлению, которое не стоит пытаться постичь, а лучше слинять поскорее. Однако, его логический ум все-таки сделал поправку на то, что она пережила, пройдя через Мерделейн, убив Короля Теней, потеряв связь с товарищами и оказавшись с ним в неизвестном месте.

Поколебавшись, Ниваль подсел к девушке и похлопал ее по плечу.

— Ну… Эйлин. Не надо. Я пошутил. Ну, извини. Послушай, я уверен, с ними все в порядке. По крайнем мере, с Касавиром.

Эйлин подняла голову, посмотрев на него заплаканными глазами, и зло выкрикнула:

— Да что ты понимаешь! Тебе же на все наплевать! Твой дружок Грейсон наверняка с ума сходил, когда узнал, куда ты пошел, а ты о нем даже не подумал! Зачем ты вообще за нами увязался?! Героем побыть захотел?! Игрушки тебе всe, да?!

Ниваль поиграл желваками и тихо сказал:

— А вот это ты зря, Эйлин. Зря.

Он резко поднялся и подошел к камину, повернувшись к ней спиной. Помолчав немного, он заговорил, не поворачиваясь.

— Ты считаешь, я пошел с тобой в преисподнюю, чтобы огрести славы и богатства? Глупо. Плохо же ты думаешь о моем чувстве самосохранения. Это решение было очень непростым. И Грейсону я ничего не сказал, потому что боялся что он захочет пойти со мной. Он такой…

Он повернулся, быстро подошел к ней вплотную и, наклонившись, посмотрел ей в глаза.

— Ты хочешь знать, что все это значит и какова моя роль? Я сказал тебе правду, я не знал, зачем рисковал, и не знаю сейчас!

Отстранившись, он сказал уже спокойнее:

— У меня всегда была развита интуиция, с детства. Я не всегда следовал ей, предпочитая рассудок, которым, слава богу, тоже не обделен. Это она толкнула меня на безумие. И я верю, просто наивно верю, что это было не зря, что в этом есть какой-то смысл.

Помолчав, он снова заговорил, глядя в сторону.

— Согласен, по вашим ханжеским меркам я аморальный тип и гад, каких поискать. Но я воин. Эти люди… твои друзья стали значить для меня чуть больше после того, как сражались рядом со мной. Касавир… мы служили вместе и друг-друга убить были готовы… во всяком случае, он меня. Но он лечил и мои раны там, в Мерделейне, понимаешь? — Он снова посмотрел на нее. — И если ты думаешь, что для меня было сплошным праздником оказаться здесь с тобой — то очень ошибаешься.

Эйлин, уже переставшая плакать и, не отрываясь, смотревшая на бледное лицо Ниваля с покрасневшими (от волнения или злости?) щеками, отерла последние слезы и, погладив его сжатый кулак, сказала:

— Прости, Ниваль. Я не со зла, правда. Я понимаю твои чувства. Но… я действительно надеялась, что ты хоть что-то мне объяснишь, а ты ведешь себя так, словно все в порядке, говоришь то о логике, то об интуиции…

Ниваль покачал головой и улыбнулся, садясь рядом с ней.

— Эйлин, ты же умница. Для женщины. Я давно понял, что ты знаешь, когда надо жить головой, а когда сердцем. Попробуй просто поверить мне и привести свои мысли в порядок. Не думай, что я такая холодная скотина, что совсем не понимаю тебя. Просто… я такой, и точка. Что толку, что мы будем вместе сидеть и переживать.

Она помолчала немного и, вздохнув, тихо сказала.

— Хорошо, Ниваль. Я очень устала и… наверное, мне действительно надо побыть одной и подумать.

Убрав остатки еды в холодный угол барака, Эйлин села на шаткую скамеечку у камина, поставив локти на колени и подперев подбородок кулаками. Глядя на оранжевые всполохи, пляшущие на прогорающих поленьях, она стала вспоминать. Руки Ниваля, ощущение радости и полета, темнота, потом — река, рассвет, ощущение собственной бесплотности. Плеск воды. Она смотрит вниз. К берегу прибивает люльку. Рыбачка находит ее, зовет мужа. Они достают младенца, прекрасного, как маленький бог. Спорят. Рыбак говорит, что его надо отнести монахам. Им нечем его кормить, их хижина холодна и убога. А сам он — неудачник, которому не везет даже в рыбной ловле. Вдруг лоб младенца начинает сиять, и он поет. И так становится хорошо и спокойно на душе от этой песни. Язык ей незнаком, но смысл почему-то понятен.

Услышь мою песнь, и с нуждой навсегда попрощайся…Поверь, и тепло твоего очага никогда не погаснет…Знай, не в рыбной ловле твое призванье,А в доблестном сердце твоем и любви, что твой дом согревает…Коль послан тебе я богами, прими этот дар благодарно…Забудь о невзгодах, и смело иди к своей цели…

Вздохнув, Эйлин обернулась к Нивалю. Он уже устроился на своем ложе, оставив ей одеяло, и пытался уснуть. Она подбросила в камин пару поленьев и подошла к нему.

— Холодно?

— Ложись давай, — буркнул он и, скрестив руки на груди, отвернулся к стене.

Эйлин улеглась на другую кровать и завернулась в одеяло. Так себе одеяльце, старенькое, воняет прогнившей соломой. И тепла камина в дальнем углу явно недостаточно, чтобы как следует прогреть большой холодный барак. Что-то скрипит и потрескивает. Наверное, рассыхающиеся доски пола. Или хиленькая дверь, от которой здорово задувает. Похоже, снаружи похолодало. Поначалу ее тело еще держало тепло, но через полчаса, так и не заснув, она почувствовала, как холод от промерзшей стены неумолимо добирается до ее спины. Она услышала, как Ниваль заворочался. Ему, видать, совсем не сладко.

— Ниваль, — позвала она.

— Чего тебе? — Неласково ответил он.

— Ты не спишь?

— Ты бы что-нибудь поумнее спросила.

— Ниваль, — снова позвала она, — ты так совсем замерзнешь.

Он молчал.

— Вместе под одеялом нам было бы теплее.

— Еще чего, — пробурчал он, — даже не думай.

Но Эйлин решительно поднялась и подошла к Нивалю, пихнув его, чтобы он подвинулся.

— Я понимаю, что мои объятия — не самая приятная для тебя вещь, — упрямо сказала она, — и, между прочим, это взаимно, не обольщайся. Но так у нас будет больше шансов нормально пережить эту ночь.