Закопчённое небо - Костас Кодзяс

Между тем Хараламбос, порывшись в карманах, вытащил оттуда лист бумаги, на котором было напечатано что-то на машинке.

— Пожалуйста, вот договор, Мариго. Не думай, что я тебя обманываю.

Тут Никос подскочил к Хараламбосу и, схватив его за плечи, хорошенько встряхнул. Худой, ниже Илиаса ростом, он был очень похож на отца. Особенно когда шел по улице, опустив голову.

— Отец! — закричал он. — Что с тобой? — Этот крик, напоминавший вой раненого зверя, напугал всех. — Ты просто болен, — тихо добавил он.

Отступив назад, Хараламбос посмотрел на сына с придурковатой улыбкой.

— Видишь, Никос, вот документы… Мне нужно только немного наличных, чтобы заключить сделку.

— Купля-продажа тебя погубит, — сказал Никос. — Одной ногой стоишь в могиле, а все ловчишь. Мы, твои дети, никогда не попрекали тебя нашей бедностью.

Лицо старика внезапно оживилось. Казалось, мертвая маска вдруг обрела жизнь.

— Я не виноват, — стал оправдываться он, слегка запинаясь. — Мать свою, спроси мать свою, она тебе скажет, на что она прежде могла рассчитывать.

— Глупости, — оборвал его Никос. — Пустые мечты. Все мещане надеются, что детки их не будут ходить чумазые, перепачканные машинным маслом, а заделаются важными персонами и станут щеголять в крахмальном воротничке и галстуке. Но почему? Чем хуже рабочий? — В его голосе звучало негодование.

Сарантис посмотрел на Клио. Перестав вышивать, она нервно крутила в пальцах конец нитки. Казалось, девушка вот-вот взорвется.

Хараламбос робко приблизился к жене.

— Не успеет зима прийти, как я куплю новые одеяла. Мариго, лопни мои глаза, если я вру, — жалобно твердил он.

Вдруг Илиас вскочил с дивана, разразившись смехом.

— Ну и мошенник! Ну и мошенник! Что он тут сует нам в нос вместо договора! Ха-ха-ха! Эти бумаги прислали ему из суда после того грязного дельца с продажей материи.

Никто не засмеялся. В комнате воцарилась гнетущая тишина.

Вдруг Клио отшвырнула вышивание. Клубки цветных ниток покатились под этажерку.

— Как ты смеешь его оскорблять! — срывающимся голосом закричала она на Илиаса. — Почему вы все смотрите на него как на конченого человека?

Хараламбос немного приободрился и опять развернул документ.

— Прекрасно, можешь его защищать, — сказала Мариго дочери, — а завтра он при твоей поддержке весь дом опустошит… Ты уже уходишь, Никос?

Никос ничего не ответил. Только бросил взгляд на старую увеличенную фотографию матери, висевшую на стене над сундуком. «Он не мог не видеть ее, когда открывал крышку, чтобы вытащить одеяла», — подумал он и молча вышел из дому, не обратив даже внимания на Сарантиса.

Клио в негодовании повернулась к Элени, младшей сестре, которая стояла, прислонившись к этажерке.

— А почему ты молчишь? Почему не заступишься за него?

Она не сомневалась в том, что Элени никогда не примет сторону отца, но ее злило, что та молчит, теребя свои косы. Элени никогда не участвовала в семейных ссорах, но под конец, когда меньше всего этого можно было ожидать, бросала какие-нибудь страшные слона, поражавшие всех.

Элени, круглолицая девочка с крепкими ногами и смуглой кожей, была самой младшей в семье. Мальчишеская походка и резкие движения, лишенные всякой грации, не красили ее. Она носила полуботинки без каблука и из-за этого еще больше походила на мальчика. Иногда казалось, что она нарочно стремится к этому.

Элени с удивлением посмотрела на Клио.

— Я? — наконец отозвалась она, прижимаясь к этажерке. — Я не витаю, как ты, в облаках, я не слепая… Разве отец — человек? Он просто дохлая крыса! — И она сердито топнула ногой.

Этажерка зашаталась, и безделушки с нее чуть не посыпались на пол. Все испуганно уставились на Элени.

— Элени, как ты смеешь! — воскликнула Мариго.

Девочка стояла, засунув два пальца в рот и глядя в пространство. Но по лицу ее было видно, что она всячески старается скрыть свое волнение.

— Нет, я не разревусь. Я уже взрослая и буду говорить то, что думаю. — И, сорвавшись с места, налетев на стол и чуть не сдернув с него зеленую скатерть, Элени выбежала из комнаты. Бронзовая вазочка с искусственными цветами, стоявшая на столе, покачнулась, но не упала. Дверь в соседнюю комнату с шумом захлопнулась. Хараламбос перекрестился.

— Я — дохлая крыса? Господи Иисусе! — забормотал он, следя краешком глаза за лицами близких.

Он понял, что продолжения не последует. Поправив подломившуюся ножку дивана, он нацепил на голову кепку и вышел из дому.

— Смылся! — объявил со смехом Илиас.

Только теперь Клио заметила Сарантиса. Гордо подняв голову и сердито нахмурив брови, она подошла к нему.

— Тебе что-нибудь нужно, Сарантпс? — холодно спросила она, взявшись за дверную ручку.

— Нет, Клио.

Он смотрел как зачарованный в ее большие глаза. Перед ним только что открылась ее драма, погибшие мечты, призрачный мир, куда ее увлекало разгоряченное воображение. Он невольно улыбнулся девушке.

— Тогда чего же ты стоишь? Мне кажется, ты слишком много себе позволяешь, — сказала она, захлопнув дверь у него перед носом.

Но он продолжал улыбаться, улыбаться растерянной улыбкой…

С того дня они не обменялись ни словом. Думая по ночам об этой девушке, Сарантис предавался мечтам. Весь его опыт в любовных делах сводился к двум незначительным встречам, и в свои двадцать пять лет он был по-юношески чистым и романтичным. Ему представлялось, как они идут вдвоем к холму, держась на некотором расстоянии друг от друга. Он надевает кепку козырьком назад, подставляя открытое лицо вечернему ветру. Клио слушает его, а он говорит и говорит без конца. Мечтая об этой прогулке, Сарантис обдумывал заранее тему разговора или, вернее, различные варианты одной и той же темы. Прежде всего он объяснит Клио, как бессмысленно жить в стороне от людей, замкнувшись в четырех стенах в ожидании благополучия, которое никогда не вернется к ним в дом. Не только их семья в бедственном положении. Все мещанское сословие потерпело крах. Клио подумает с удивлением: «А я-то не знала, что Сарантис такой умный». Тогда он заговорит с ней о своих убеждениях.

«У нас, Клио, только один путь…» — «Какой путь?» — спросит она, глядя на него своими большими глазами. «Путь борьбы», — тихо ответит он.

Она смутится, в замешательстве потупит взгляд. Ее прежний страх будет бороться с возвышенной любовью; новые горизонты, внезапно открывшиеся перед ней, преобразят ее внутренне. Он посмотрит ей в глаза. «Только в борьбе найдем мы свое счастье», — убежденно скажет он и замолчит, в задумчивости опустив голову.

Легкий сумрак окутает город и холм, у подножия которого раскинулось рабочее предместье. Мимо них будут проходить, обнявшись, парочки.

«Да, Сарантис», — шепнет она, прижимаясь пылающей щекой к его лицу…

Но сегодня лицо Клио было холодным, и Сарантис застыл в ожидании.

— Мне нужно тебя кое о чем спросить, — сухо заговорила она. — Что происходит на заводе?

— А Никос разве тебе не рассказывал? Люди борются за сокращение рабочего дня…

— Это меня нисколько не интересует, — резко перебила она его. — Я не хочу, чтобы мой брат впутывался в какие-нибудь беспорядки. Ты думаешь, я глупая и не вижу, во что ты его втягиваешь? — Она упрямо поджала губы и немного погодя прибавила: — Предупреждаю, оставь его в покое, иначе я донесу на тебя в полицию!

Она хотела уйти, но Сарантис схватил ее за руку. Грубоватый, коренастый, широкоплечий, он стоял перед ней полный решимости. Его загорелое лицо нахмурилось. Он сразу стал твердым и непреклонным.

— Клянусь, такого разговора я не ожидал. Клянусь… А в другой раз лучше не суйся в дела, в которых ничего не смыслишь. — Он слегка запинался. Его натруженные мозолистые руки больно сжимали пальцы девушки. — Мне очень жаль… — сказал он мрачно.

— Не смей! Пусти меня! — закричала Клио, выдернув свою руку.

Отпрянув назад, она в растерянности посмотрела на него. Впервые голос Сарантиса звучал так решительно. Куда девалась та нежность, с которой он посматривал на нее всегда при встрече, хотя она и отворачивалась презрительно от него? Сейчас она боялась Сарантиса и жалела, что начала этот неприятный разговор. Что ее толкнуло на это? Она и сама не могла понять. Давно уже прислушивалась она к беседам, которые вел Сарантис с ее братом. Она находила под матрасом у Никоса книги и брошюры, которые давал ему читать Сарантис. Все это злило ее. Нет, она не питала особой любви ни к Никосу, ни к другому брату, ни к сестре, но подсознательно чувствовала, что этот грубоватый парень в кепке и поношенной рубахе, часто бывавший у них в доме, считает естественным их бедственное положение и не одобряет её мечты. Вот за что она невзлюбила его чуть ли не с первого взгляда. И когда-нибудь ее чувства должны были прорваться…