Холодный счет - Владимир Григорьевич Колычев

Он опустил подол, достал из кармана новые резиновые перчатки, надел их, только тогда повторил действие.

– Товарищ капитан! – Веревкин перешел на откровенно угрожающий тон.

Но Крюкова остановить не смог и осмотреть юбку не помешал. Осмотреть задранную юбку и спущенные под ней колготки. Крови не видно, следов физиологической жидкости тоже, или за отсутствием таковой, или вытекло совсем немного и засохло, бесследно исчезнув. А вот свежие синяки под юбкой Крюков заметил. Прижизненные синяки, а не трупные пятна. Если преступник насиловал, то начал, когда молодая женщина была жива, а вот продолжить мог, когда умерла.

– Товарищ капитан!

Веревкин переступил порог, схватил Крюкова за плечо, рванул на себя. Но его рука оказалась в жестком захвате, а затем за спиной.

– Сержант, ты очумел?

– А зачем вы под плащ лезете? – Веревкин кривился от боли, но голова не включалась.

– Убедиться надо было. В том, что ты правильно выбрал профессию.

С одной стороны, все правильно, Севастьян всего лишь оперуполномоченный уголовного розыска, а трупом должен заниматься судмедэксперт – под чутким руководством следователя. Но, похоже, Веревкина больше волновал вопрос морали. Парень стал жертвой разыгравшихся гормонов. Молодой он, женским вниманием не избалован, вот и перемкнуло. В свои тридцать восемь лет Севастьян давно уже должен ходить в майорах, а то и в полковниках. Да, не сложилось, алкоголь поставил крест на карьере, но это же не значит, что капитан Крюков – извращенец. Разве он когда-то давал повод так о себе думать?

– Да правильно выбрал, – нахмурился парень.

– Давай-ка завтра утром к психиатру. Попробуй на здоровую голову. Пусть врач решает, правильно или неправильно.

– А если нет? – насупился сержант.

– Все, давай!

Крюков не стал грозить, пророчить парню судьбу вечного сержанта патрульно-постовой службы, просто развернул его к себе спиной и вытолкал за порог. Только идиотов ему здесь не хватало.

Веревкин ушел, Крюков глянул на часы. Двадцать три часа сорок две минуты, а Лиза возвращалась с работы в районе шести вечера. Тело пролежало на месте преступления не менее пяти часов. В прихожей тепло, трупные пятна и на лице уже обозначились, и особенно на шее. Синяки от удушения руками прижизненные, а след от удавки уже посмертный.

Крюков представил себя на месте душителя, вот он хватает жертву за шею сзади, блокировать возможно только одну руку, а вторую Лиза поднимает, перекидывает через голову и ногтями впивается в шею. А ногти у нее острые, уж кому, как не ему, знать об этом. Царапины на спине до сих пор саднят. Трое суток прошло, вряд ли под ногтями Лизы остался его эпителий. Впрочем, переживать нечего, у него дежурство, он все время у людей на глазах, алиби ему, если вдруг возникнет необходимость, предоставят. А необходимость возникнуть может.

Севастьян задумался. Преступник начал с того, что ударил Лизу кулаком в затылок, возможно, вырубил ее. Или как минимум лишил возможности сопротивляться. Тогда она не могла его поцарапать. А преступник, пользуясь беспомощностью жертвы, придушил ее рукой, уложил на живот, задрал подол, стянул колготки, вторгся в запретное пространство, еще и косынку с шеи сорвал. Возможно, Лиза к этому времени была уже мертва. Удавкой убийца мог душить уже мертвое тело…

На лестничной площадке за приоткрытой дверью послышался шум, топот, шарканье ног, приглушенные голоса. Следователь Милованов что-то кому-то тихо сказал. Илья Данилович – типичный флегматик, спокойный, уравновешенный, обстоятельный, нешумный. Севастьян не помнил, чтобы Милованов когда-нибудь повышал голос.

Крюков не стал ждать, когда его попросят из квартиры, вышел сам. Посмотрел на комитетского следователя, поздоровался. С криминалистом Королевым он уже виделся, а Милованов все дежурство провел в своем отделе, возможно, уже и дома побывал, из теплой постели на убийство выдернули.

– Что скажешь, Севастьян Семенович? – кивнув в ответ на приветствие, благодушно спросил Милованов.

Ситуация к шуткам не располагала, ничего забавного в появлении Крюкова следователь не видел, но взгляд его все равно светился иронией. Мягкой, безобидной, но иронией. Впрочем, Севастьяну не впервой общаться с Миловановым, он уже привык к его манере общения и к его мягкой, располагающей к общению внешности. Правильные черты лица, умный взгляд, прямой нос, сильный волевой подбородок. Ростом немного выше среднего, худощавый, стройный. Милованов не пытался казаться больше, чем он есть, не задирал голову, не выпрямлял спину, расправляя плечи, но с осанкой у него полный порядок, и шаг у него ровный, твердый. И степенность в каждом движении. А еще спортом он занимался, быстро бегал, больно бил.

Тридцать девять лет Милованову, но ни морщинки на лице, волосы прямые, густые, если не сказать пышные, благородная седина в них. И одет с изыском, не особо бросающимся в глаза. Полупальто застегнуто на все пуговицы, зауженные брюки наглажены, туфли блестят. И лицо, как обычно, гладко выбрито. А вот одеколоном от него не пахло, ни дорогим, ни дешевым.

– Изнасилование и убийство. Через удушение.

Следователь кивнул, как будто соглашаясь с версией, переступил порог, глянул на труп. Ни одна черточка не дрогнула на его лице, но это и неудивительно. За двадцать лет службы столько всего перевидал.

– Думаешь, изнасилование?

Севастьян и не понял, к кому обращался Милованов, или к нему, или к самому себе.

– Убийство, изнасилование, ограбление. Синяки на внешней стороне бедер. Кошелька, похоже, нет, телефона, сережки с мясом вырваны.

– Разберемся… Васильков задерживается, не знаю, когда будет, – как обычно, тихо проговорил Милованов, вынимая из кармана резиновые перчатки.

Крюков кивнул, глядя на следователя. С таким огромным опытом работы он запросто мог провести первичный осмотр тела и без судмедэксперта. И осмотреть, и сделать правильные выводы.

– А натоптали! – цокнул языком появившийся криминалист.

Вряд ли преступник заходил в квартиру, расправился с жертвой в прихожей, там же ограбил ее и ушел. На улице сыро, на полу отпечатки рифленых подошв. Севастьян хотя бы догадался надеть бахилы, а старший наряда даже ноги не догадался вытереть, прежде чем войти в квартиру.

– С ногтей срезы надо снять, – сказал Крюков, собираясь уходить.

Тесно в прихожей для трупа, следователя и криминалиста, да и курить очень хотелось. И соседку с верхнего этажа опросить нужно. Женщина вызвала полицию, а сама ушла к себе. Придется горе идти к Магомету.

Но сначала Севастьян позвонил в дверь ближайшей квартиры.

Лестничная площадка на четыре квартиры, с девятой по двенадцатую, никаких тамбурных дверей и перегородок. Дом пятиэтажный, лифта нет, только лестница, по ней преступник и мог подняться вслед за Лизой. А мог выйти к ней из соседней квартиры.

Дверь открылась почти сразу, выглянул мужчина средних лет с копной волос