Усы - Эмманюэль Каррер

- Значит, ты ничего не заметила?

- Нет! Нет! Нет! Я ничего не заметила, так что будь любезен объяснить мне, что я должна была заметить?

"Ну и ну!" - подумал он, вслушиваясь в этот твердый, почти угрожающий тон женщины, готовой устроить сцену, оскорбленной в своих лучших чувствах. Н-да, придется уступить, не завязывая ссоры,- тем скорее это ей надоест, как избалованному ребенку, на которого перестали обращать внимание. Однако его жена уже не говорила тоном обиженной девочки. Поколебавшись, он со вздохом ответил:

- Да ладно, ничего, - и протянул руку к ключу зажигания. Но Аньес удержала его.

- Нет! - приказала она. - Сперва объясни!

Он даже не знал, с чего начать. Аньес, в силу какой-то непонятной жестокости, хотела, чтобы он подсыпал соли себе на рану, непременно заговорил первым, и эта прихоть вдруг показалась ему не просто тяжко выполнимой, а почти непристойной.

- Ну... в общем... мои усы, - процедил он наконец сквозь зубы.

Слава богу, выговорил!

- Твои усы?

И Аньес сдвинула брови, великолепно изобразив недоумение. Ему захотелось поаплодировать ей. Или дать затрещину.

- Перестань, прошу тебя! - повторил он.

- Сам перестань! - почти крикнула она. - Что это за выдумка с усами?

Он бесцеремонно схватил ее руку, поднес к своему лицу и прижал напрягшиеся пальцы жены к выбритому месту. В этот момент сзади ярко вспыхнули фары подкатившего автобуса. Отпустив руку Аньес, он вырулил на середину шоссе.

- Поздненько ходит этот автобус, - заметил он невпопад, лишь бы дать себе передышку, одновременно сообразив, что они ушли от Сержа с Вероникой довольно рано и что глупо оттягивать объяснение, которое все равно уже начато. Аньес, и не помышлявшая об отступлении, продолжала свой допрос:

- Ну, объясни мне, в чем дело? Ты хочешь отпустить усы?

- Да прекрати ты это, черт подери! - вскричал он, снова притиснув ее пальцы к своей верхней губе. - Я их только что сбрил, ты разве не чувствуешь? Разве не видишь?

Аньес выдернула руку и ответила с коротким невеселым смешком, какого он доселе у нее не слышал:

- Ну побрился, и что из того? Ты бреешься каждый день. Даже по два раза на дню.

- Мать честная, да прекрати же ты!

- Если это шутка, то очень уж однообразная, - сухо заметила она.

- Ну да, еще бы, шутки - это ведь твоя специальность!

Аньес смолчала, и он подумал: "Ага, сейчас я попал в цель!" Он прибавил скорость, твердо решив не разговаривать с женой до тех пор, пока она не положит конец этой дурацкой истории. "Кто из нас умней, тот и покончит со всем этим первым", - твердил он про себя, но фраза, утратив присущий ей оттенок ворчливой благосклонности, тяжело ворочалась у него в голове, ожесточенно и тупо громыхая каждым своим слогом. Аньес по-прежнему молчала, и, взглянув на нее искоса, он увидел на ее лице смятение, больно поразившее его. Никогда еще она не выглядела такой враждебной и испуганной, никогда не играла комедию с таким агрессивным упорством. И ни одного срыва, ни единой фальшивой ноты, абсолютно безупречная игра - зачем это, к чему? Что ею руководило?

Они хранили молчание до самого дома, и в лифте, и даже в квартире, где разделись каждый в своем углу, не глядя друг на друга. Чистя зубы в ванной, он вдруг услышал ее смех, явно побуждавший к вопросу, но удержался и не задал его. Однако по звуку этого смеха, беззлобного, почти естественного, он угадал, что Аньес решилась на примирение. Когда он вошел в спальню, она улыбнулась ему с кровати, и выражение ее лица - робко-плутоватого, покаянного и уверенного в прощении - делало почти невероятным тот испуганный взгляд в машине. Она явно жалела о своей выходке; ладно, он, так и быть, проявит великодушие.

- Мне кажется, Серж и Вероника уже помирились,- сказала она. - Может, последуем их примеру?

- Хорошая мысль, - ответил он, тоже улыбнулся и, нырнув в постель, заключил Аньес в объятия, довольный ее капитуляцией и в то же время слегка разочарованный таким скромным триумфом. Закрыв глаза и прильнув к мужу, Аньес коротко простонала от удовольствия и слегка отстранила его, давая понять, что хочет заснуть. Он погасил свет.

- Ты спишь? - спросил он спустя какое-то время.

Она тут же откликнулась, тихим, но разборчивым шепотом:

- Нет, не сплю.

- О чем думаешь?

Она негромко засмеялась - тем же смехом, какой он услышал из ванной.

- О твоих усах, конечно!

Наступила пауза; мимо дома промчался грузовик, задребезжали оконные стекла. Аньес нерешительно продолжала:

- Знаешь, там, в машине...

- Что - в машине?

- Странное дело: мне почудилось, что еще немного и... я бы испугалась всерьез.

Снова пауза. Он лежал с открытыми глазами, хорошо зная, что и она тоже глядит в темноту.

- Я и вправду испугалась, - опять шепнула она.

У него пересохло в горле.

- Но ведь это ты затеяла спор...

- Ну хватит, прошу тебя! - взмолилась она, стиснув ему руку. - Пойми же, что мне страшно!

- Тогда не начинай все сначала, - сказал он, крепко обняв ее, в смутной надежде задержать эту готовую вновь раскрутиться адскую карусель. Аньес почувствовала то же самое; резко вырвавшись из его объятий, она зажгла свет.

- Это ты начинаешь все сначала! - крикнула она. - Никогда больше так не делай!

Он глядел, как она рыдает, горько скривив губы, вздрагивая всем телом, и в ужасе думал: "Нет, невозможно притворяться до такой степени, она горюет совершенно искренне!" Но разве искренность здесь возможна, разве что... разве что Аньес сошла с ума.

Он схватил ее за плечи, потрясенный этими судорожными всхлипами, этой дрожью. Челка скрывала глаза Аньес, он приподнял ей волосы, открыв лоб, и сжал в ладонях лицо жены, готовый на все, лишь бы она утешилась. Она пробормотала сквозь слезы:

- Что это за история с усами?

- Аньес! - прошептал он. - Аньес, я их сбрил. Но это не страшно, они отрастут. Взгляни на меня, Аньес! Что с тобой творится?

Он твердил эти нежные, убаюкивающие слова, обнимая и целуя Аньес, но она опять вырвалась, глядя расширенными, испуганными глазами, совсем как недавно, в машине.

- Ты прекрасно знаешь, что никогда не носил усов! Прекрати это, умоляю! крикнула она. - Пожалуйста, перестань! Это же полная бессмыслица, ты меня пугаешь, молчи!.. - И, совсем обессилев, прошептала: - Зачем ты это делаешь?

Он молчал, подавленный вконец. Что сказать ей? Как прекратить этот цирк, этот диалог глухих? Ну и заваруха! Ему вспоминались прежние розыгрыши Аньес, самые дерзкие из них - например, история с замурованной дверью... Внезапно он вернулся мыслями к сегодняшнему вечеру у Сержа и Вероники, к их упорному нежеланию замечать перемену. Что же такое наговорила Аньес? И с какой целью?

Им довольно часто приходили в голову одинаковые мысли. Так случилось и на сей раз, и в тот миг, когда она открыла рот, он понял, что перевес будет за тем, кто успеет первым задать вопрос. А значит, за ней.

- Если ты утверждаешь, что сбрил усы, Серж и Вероника заметили бы это, разве не так?

Один - ноль в ее пользу! Он со вздохом ответил:

- Но ведь ты велела им притвориться...

Она посмотрела на него, открыв рот, с таким ужасом, словно он угрожал ей бритвой, и с трудом вымолвила упавшим голосом:

- Ты сумасшедший... попросту сумасшедший!..

Он крепко, до боли, зажмурился, в безумной надежде открыть глаза и увидеть, что Аньес мирно спит, а весь этот кошмар ушел, как не был. Зашуршали простыни - это она откидывала их, вставая с постели. Как быть, если она сошла с ума или у нее начались галлюцинации? Поддержать игру, наговорить ей утешительных слов, обнять, приговаривая: "Ну конечно, ты права, у меня сроду не было усов, я тебя просто разыграл..."? Или же доказывать ей, что она бредит? Из ванной донеслось журчание воды. Он открыл глаза; Аньес стояла перед ним со стаканом в руке. Она успела натянуть майку и выглядела почти спокойной.

- Вот что, - сказала она. - Давай звонить Сержу и Веронике.

Снова она опередила его, заняв следующую позицию - в каком-то смысле разумную, но вынуждающую его самого уйти в оборону. Однако если она подговорила их участвовать в мистификации и если они так стойко держались в течение всего ужина, то с какой стати расколются сейчас, в телефонном разговоре? И вообще, зачем она все это делает? Он терялся в догадках.

- Звонить ночью?! - запротестовал он, ясно сознавая, что допускает ошибку, дает ей в руки лишний козырь, уклоняясь от испытания, которое, он чувствовал, таит для него опасность.

- Я не вижу другого выхода, - ответила Аньес внезапно окрепшим голосом и потянулась к телефону.

- Это ничего не докажет, - буркнул он. - Если ты их предупредила...

Едва он выговорил эти пораженческие слова, как горько пожалел о них и, спеша вновь завладеть инициативой, сам схватил трубку. Аньес молча отодвинулась на край постели и уступила ему аппарат. Набрав номер, он выслушал четыре гудка, и наконец в трубке раздался заспанный голос Вероники.

- Это я! - резко сказал он. - Извини, что разбудил, но мне нужно кое-что выяснить. Ты хорошо помнишь мое лицо? Ты его как следует разглядела за вечер?