Долина совести - Марина Дяченко

– Не беспокойся, – она отвернулась. – Я… пошутила. Я, собственно, и не собиралась по-настоящему его привязывать. Так, поигралась…

Она задумчиво разглядывала следы от веревки на своих запястьях. Припухшая краснота полосок оттенялась свинцовой синью.

– Поигралась, – задумчиво повторил Влад. – Ну, я пошел.

– Погоди, – сказала она, когда он уже стоял в дверях. – Давай… договоримся. Каждые три дня, на перекрестке трассы и Дачной улицы… В двенадцать ноль-ноль. Чтобы по-человечески жить. Давай?

Жить по-человечески.

Влад завел себе карманный календарь (под страхом смерти он не стал бы показывать его Анжеле). Каждый третий день в нем был обведен шариковой ручкой. Вся жизнь распалась на микропериоды, исчезли понедельники и субботы, стерлись все числа месяца, осталось только «раз-два-три», меланхоличный вальс, в котором оба – и Влад и Анжела – постепенно научились находить некое мрачное удовольствие.

На «раз» и на «два» Влад работал, и «Гран-Грэм» продвигался вперед со страшной скоростью, и уже маячил наконец-то финал. Утром дня под названием «три» Влад начинал беспокоиться; он просыпался раньше обычного, слушал, как перекликаются синицы в предрассветных серых сумерках, и думал, что сегодня – новый день в кружочке синих чернил.

Он заставлял себя заснуть – тщетно. Поднимался, брался за обычные дела – и ни на секунду не забывал, что сегодня – тот день. Особенный день. Сегодня.

Ему всегда стоило усилий выехать из дома вовремя, а не на пятнадцать-двадцать минут раньше. Он подъезжал к перекрестку шоссе и Дачной и останавливался неподалеку от автобусной остановки – шиферного навеса над единственной стеной, в три слоя оклеенной рекламными листовками. В двенадцать ноль две к остановке подходил синий полосатый автобус; из автобуса в этот час всегда выходил один только пассажир, женщина, по случаю весны сменившая рыжую шубу на длинное красное пальто.

Влад выходил из машины и шел к ней, стараясь не ускорить шага. Анжела стояла, глядя ему в глаза и не двигаясь с места. Только когда между ними оставалось шагов пять-семь, Анжела трогалась вперед, будто тяжелый поезд, и, сделав медленный шаг, протягивала руку в кожаной перчатке.

Влад снимал с нее перчатку. Медленно стягивал, выворачивая наизнанку, боясь проявить нетерпение. И, сняв перчатку, касался голой Анжелиной ладони – горячей и мокрой.

Небо вертелось над его головой, будто синяя виниловая пластинка. Кровь стучала в ушах – бравурным маршем.

Потом он брал себя в руки. Если повезло, успевал увидеть отсвет счастья на дне мрачноватых Анжелиных глаз; она тоже брала себя в руки, и они смотрели друг на друга испытующе: как много увидел тот, стоящий напротив? Что он успел понять? Застал ли другого в момент бессовестного счастья?

Потом они торопливо прощались и расходились в разные стороны. Влад садился в машину и тут же уезжал; в зеркале заднего вида отражалась фигура в красном пальто, неторопливо шагающая вдоль трассы в сторону города и похожая издали на бродячего кардинала.

Однажды он предложил:

– Может, тебя подвезти?

Был солнечный день. Снег сошел полностью, отовсюду лезла трава, на припеке показались самые первые, хилые еще одуванчики.

– Я бы хотела погулять, – сказала Анжела. – Неохота лезть в вонючую машину.

Влад подумал, не обидеться ли; впрочем, Анжела явно не имела в виду конкретно его, Влада, автомобиль. Автобусы, которыми она путешествовала с последнее время, были куда как более вонючи.

Влад посмотрел на небо – и неожиданно для себя предложил:

– Составить тебе компанию?

Она испытующе на него посмотрела. Пожала плечами:

– Ну, давай…

И оперлась о его руку.

Узкая асфальтовая дорожка вела к лесу. Они шли молча; в тени леса еще лежал снег. Там, где заканчивалась асфальтовая дорожка, поджидала пешеходов неправильной формы лужа, черная и бездонная с виду, отражающая небо, кольцо сосновых крон и пролетающую над ними сороку.

Влад засмотрелся. Сорока улетела.

– Ты меня, конечно, презираешь, – задумчиво сказала Анжела.

Влад мельком глянул на нее. Поднял глаза; на сосновом стволе напротив обнаружилась тощая белка.

– Но ты меня не ненавидишь, – сказала Анжела на этот раз удивленно. – Это непривычно… Как они все меня ненавидели! Сложили бы костер да и сожгли. Если бы умели. Если бы решились.

Белка поднималась к небу по спирали вокруг сосны – Влад видел ее голову, спину, хвост, потом терял белку из виду, пока с другой стороны ствола снова не показывалась ушастая голова.

– Они все? – спросил Влад.

– Их было… несколько, – сказала Анжела. – Ты, впрочем, сам давно догадался.

Влад молчал.

– Я тебе подсыпала в чай две дозы транкрелакса, – резко сказала Анжела. – Я тебя привязала, как животное, как собаку на поводок. Почему ты меня не ненавидишь?

– Не знаю, – сказал Влад, подумав. – Правда. Не знаю.

– Я тебя никогда не любила. Ты мне даже не нравился. Просто я увидела, сколько народу вокруг тебя вьется. Ты бы слышал, что они говорили за твоей спиной! Что твой «Гран-Грэм» – сомнительного качества сказочка, не имеющая ничего общего с большой детской литературой. Что ты потрафил низменным вкусам глупой публики. Что у нас чем незамысловатее, тем больше успех. Что тебя ждут золотые горы, потому что тебе дико повезло. Они так и говорили – везунчик. Копнул не глядя, нашел золотую жилу… И я решила привязать тебя. Потому что у тебя полно денег, ты уже знаменитый, а через год будешь прямо-таки звездой… А главное – я люблю везучих мужчин. Везение – это как свет. Он падает на того, кто рядом… Поэтому я спала с тобой. Поэтому я ходила за тобой. Поэтому я подсыпала тебе трансрелакса. Забавно, правда?

– Ты ждешь, что я побледнею? – с улыбкой спросил Влад. – Или покраснею? Или – что?

– Ты давно догадался, – кивнула Анжела. – Но мне просто интересно. Ты все это знаешь – и не ненавидишь меня?

– Мне тоже интересно, – сказал Влад. – Вот если бы ты не нарвалась на… если бы я был обыкновенный человек – как дальше развивались бы события?

– Ты бы полюбил меня, – сказала Анжела уверенно. – То есть тебе бы казалось, что ты меня любишь. Ведь любить – значит нуждаться.

– Да? – удивился Влад.

– Да, – подтвердила Анжела неожиданно мягко. – Все они… кто не знал обо мне правды, как Гарольд… все они думали, что любят. Некоторые даже находили в этом особый кайф.

– Я бы полюбил тебя, – повторил Влад с сомнением. – И что же?

– Я бы вышла за тебя замуж, – сказала Анжела.

– Сколько раз ты была замужем?

– Неважно. Оформлять отношения вовсе не обязательно… Но в случае с тобой я предпочла бы статус законной жены. Это у королей всем заправляют любовницы, а у писателей – жены.

– Ты знала много королей? Ты знала много писателей?

– Неважно, – повторила Анжела. – Мы бы жили с тобой… очень неплохо. Я умею быть хорошей женой. Тебе бы все завидовали.

– А потом я надоел бы тебе, и ты бы меня бросила, – сказал Влад. – И я бы умер.

Анжела выпустила его руку. Отступила на шаг, сошла с дорожки, провалилась каблуками в сырую землю – сразу стала меньше ростом:

– Это неправда. Я никогда не привязывала человека, чтобы потом его бросить!

– Но бросала, – сказал Влад.

– Тебе ли меня обвинять?! Ты сам такой. А я не бросала. Я убегала. Когда становилось невмоготу.

– Пойдем обратно, – предложил Влад. – Если хочешь, я подвезу тебя.

– А ты лицемер, – сказала Анжела. – Ну как ты можешь меня… подвозить? Если думаешь, что я привязывала людей специально, чтобы потом бросить?!

– Не для того чтобы бросить, – устало возразил Влад. – Вот я, например, покупаю зубную щетку – не для того, чтобы выбросить, а чтобы чистить зубы. Но я же не могу пользоваться этой щеткой вечно? Правда?

Некоторое время Анжела смотрела на него, молча шевеля губами.

– Правда, – сказала наконец. – Ты очень точно… сразу видно, что ты писатель.

Повернулась и побрела обратно, не замечая дорожки, втыкая каблуки в землю и с трудом выдергивая их, оставляя за собой марсианский след в виде глубоких продавленных дыр.

Влад пошел следом – на некотором расстоянии.

Шоссе уже было совершенно сухое, над асфальтом носилась пыль. Анжела остановилась на обочине, задрала голову, изучая расписание автобусов. Влад остановился у нее за спиной:

– Ну, до встречи?

Анжела обернулась. Посмотрела на него – и сквозь него, за его спину, в небо.

– Спасибо, – сказала одними губами.

Влад хотел спросить, за что, но не спросил. Повернулся и пошел к машине.

Несколько раз они виделись коротко, мельком. Все было по-прежнему – Анжела протягивала руку, Влад брад ее в свою, стягивал Анжелину кожаную перчатку, чувствовал прикосновение голой кожи; пережив острый приступ счастья, оба прощались поспешно, будто смущенные, и расходились в разные стороны. Прошло полторы недели; сделалось так тепло, что Анжела перестала надевать перчатки.