Корабль призраков - Виктория Платова

– Можно, я спрошу у тебя Ева?

– Конечно, спрашивай.

– Когда я вырасту… Когда я вырасту, у меня будет такая же грудь, как у тебя? – Она зажмурилась, как будто сказала что-то непристойное.

– Конечно, глупышка, – я засмеялась и щелкнула ее по носу, – точно такая же и даже лучше.

– Не хочу лучше. Хочу такую же.

– Это уж как получится.

– Я бы вообще очень хотела, чтобы ты осталась с нами. Чтобы ты посидела со мной, когда я ложусь спать. Это было бы так здорово. У папы совсем не хватает на меня времени. Иногда мне кажется, что он специально задерживается на работе, чтобы не оставаться со мной, чтобы не говорить со мной.

– Глупости, Карпик. Папа тебя очень любит. Хотя это, наверное, очень трудно – любить тебя…

– Почему? – Она подняла на меня глаза.

– Потому, что ты иногда бываешь невыносимой. Устраиваешь представления. Вчера, например, напала на этого губернатора. А может быть, он вполне приличный человек.

– Я не думаю, что он приличный человек. Это его пиджак.

Чтобы не свалиться с узкой скамьи, я ухватилась за плечи Карпика. Как я могла забыть про то, что Карпик осталась сегодня на “Эскалибуре” не случайно. Что она скорее всего сунула нос в шкафы каждого из пассажиров… Что я сама почти убедила себя в том, что пиджак, на котором болтаются пуговицы, сделанные из монет, принадлежит убийце. Что я вполне сознательно подвергла жизнь девочки опасности. Что я согласилась с ее безумным планом обыска кают.

– Это его пиджак. Я знаю, – упрямо повторила Карпик.

– Ты нашла его? Ты его видела?

– Нет. Пока не нашла. Но я просто знаю, что пиджак принадлежит этому гнусному Николаю Ивановичу.

– Постой, ты была в его каюте?

– Да, – нехотя призналась Карпик, – но я там ничего не нашла. Не такой он дурак, чтобы держать у себя в каюте улику. Где-нибудь спрятал ее или набил камнями и утопил. Вон сколько воды вокруг!

– У тебя феерическое воображение, Карпик! Нельзя никого обвинять, если вина не доказана.

– Ты говоришь, как папа.

– Потому что я взрослый человек. И папа взрослый человек.

– Папа еще больший ребенок, чем я, – сморщилась Карпик. – Он считает, что если ты прочитал “Овода”, то все понял в жизни.

– А это не так?

– Конечно, не так. Для того чтобы все понять в жизни, нужно вообще ничего не читать.

– Это очень оригинальная идея, Карпик. Ну, все, твоя голова в порядке, можно одеваться и идти. И заодно узнать, куда же делся твой папочка. Всем охотникам пора возвращаться.

– Да… А скажи, Макс убил тюленя?

– Макс? Он предоставил это сделать другим людям.

– Но он самый настоящий, правда?

– Правда…

…Мы вышли на палубу как раз вовремя. Все трофеи были разделаны, а шкуры убитых тюленей пропущены через огромные валики, – так матросы избавлялись от жира, который потом сливался в огромные емкости. Почти весь экипаж ушел мыться и отдыхать, оставался только Гена, в обязанности которого входило очистить палубу от грязи и жира. Что он успешно и делал, немилосердно поливая ее из брандспойта и совершенно презрев тот факт, что два бота еще не вернулись с охоты.

Но беспокоиться мы так и не начали: боты, хотя и с запозданием, вернулись. Нам с Карпиком было хорошо видно, как они приближаются к “Эскалибуру”, то исчезая среди льдов, то снова появляясь. Карпик, одолжившая у кого-то из экипажа морской бинокль (и когда она только успела со всеми перезнакомиться и всех обаять?) и вскочив на нижний леер заграждения, во все глаза смотрела, как возвращаются боты. Обмирая от страха, я держала ее за талию, крепко прижимая к себе, – не дай бог, свалится ребенок, кому придется отвечать.

– Папочка! Это папочка возвращается! – Карпик громко вздохнула, но спустя минуту вдруг выпустила бинокль из рук, а потом и вовсе повесила его на леер. И убежала, не сказав мне ни слова. Интересно, что такого она могла увидеть?..

Воровато оглянувшись, я сняла бинокль и поднесла к глазам. Поверхность льдов мгновенно приблизилась, и мне стало понятно, почему именно так отреагировала Карпик: Клио и Сокольников сидели в одной лодке и даже на одной скамейке. Клио была завернута в шкуру, а Сокольников крепко прижимал ее к себе. А ведь уходили они совершенно в другом составе. Я перевела бинокль на другой бот: там были Вадик и Муха, причем фанат изображения Вадик все еще снимал, а беспечный Муха строил рожи в объектив и веселился как мог.

Когда лодки подняли на борт и вся четверка пассажиров оказалась на палубе, Сокольников крикнул мне:

– Ева! Нужен доктор!

И, не дожидаясь ни моего ответа, ни моей реакции, подхватил Клио на руки и понес внутрь корабля. Клио не сопротивлялась, напротив, она крепко держалась за шею банкира. Картинка была бы почти идиллической, если бы не кровь на подбородке Клио и не вымокший до нитки Сокольников. Я открыла им дверь, ведущую на пассажирские палубы, и только теперь заметила, как изменилось лицо Клио: никакой надменности, только усталость и нежная покорность.

Вадик и Муха уже выгрузили на палубу искромсанные трофеи, и неугомонный гей устроил целое представление перед камерой. Он заворачивался в шкуры, щелкал затвором карабина, приспособил под сиденье огромную лобастую голову тюленя… А потом сбросил куртку и свитер и поиграл подсушенными, почти идеальными мускулами.

Наконец Мухе надоело быть актером-эпизодником и, послав Вадику воздушный поцелуй, он скрылся вслед за Сокольниковым и Клио.

Я подошла к двужильному Вадику, которому еще хватало сил снимать весь этот плохо поставленный спонтанный бред.

– Ну, и что случилось? Почему вы так поздно и в таких альянсах? – Прежде всего я имела в виду Сокольникова и Клио, но Вадик перевел все стрелки на себя.

– Я к нему и пальцем не притрагивался. Так что учти, никакого шантажа.

– Да при чем здесь ты? Я имею в виду твою певичку. Сокольников-то оказался проворнее. И когда только успел, спрашивается?

– Да ну! – вздохнул Вадик и рассказал совсем уж невероятную историю.

Они с Сокольниковым начали охоту примерно так же, как и мы с Антоном: никаких видимых результатов, только вымокшая одежда и вода на дне лодки Вадику по большому счету было наплевать на все это, он с упоением снимал море, лед и тюленей; бесстрашных розовых чаек, чиркающих крыльями воздух прямо над головами. Похоже, они отошли дальше всех и даже видели у кромки горизонта остров Святого Ионы – тот самый, о котором нам рассказывал Макс. Вадик, любитель новых, выгодных для киноролика ландшафтов, предложил Сокольникову смотаться туда, но рассудительный банкир отказался и призвал Вадика сосредоточиться на тюленях. А потом они чуть не столкнулись с ботом Клио и Мухи, которые развлекались тем, что заставляли своего моториста проходить под самым носом у тюленей и орали вместе с животными, стараясь попасть им в унисон: Клио нашла, что более подходящего места для репетиций просто не найти. Неожиданная встреча в море обрадовала их, как радует случайная встреча с земляком из Крыжополя где-то в районе Пятой авеню. Остаток времени – поскольку охота не заладилась ни у тех, ни у других – они решили провести имеете и все-таки попытаться хоть кого-то подстрелить. Им даже повезло, и Сокольников убил тюленя, оказавшегося в гуще собратьев. От испуганных выстрелами тюленей пошла волна, которая как щепку подняла лодку Клио и Мухи, неудачно развернутую боком. Волна ударила в борт лодки, Клио, стоявшая на носу, оказалась в ледяной воде. В окружении бесстрастного льда, который бился о борта. Она едва не погибла, стукнувшись подбородком об острый сколок маленькой льдины, если бы не Сокольников, который мгновенно бросился в ту же ледяную воду и, проплыв несколько десятков метров, втащил ее в лодку…

– А ты? – спросила я у Вадика. – Что же ты не бросился? Ведь это же героиня твоего романа.

– Во-первых, я не умею плавать, – с сожалением сказал Вадик, – а во-вторых, я все это заснял на пленку. Дураков спасателей полно, а вот умных летописцев – раз-два, и обчелся. Это же шикарный эпизод для ролика. Экстремальная ситуация, о которой так долго говорили большевики, свершилась. То, что доктор прописал. И все на фоне величественных северных ландшафтов. Они нам ноги будут целовать, эти уроды Петр с Павлом. Одна такая съемка – не постановочная, заметь, а самая настоящая – на Си-эн-эн бешеных денег стоит. Так что неизвестно, кто еще в выигрыше: я или он. Профессия для меня превыше всего. Потому что я – профессиональный человек…

– Конечно, профессиональный, горе мое, – я потрепала Вадика за подбородок, – только битву за эту самку ты уже проиграл.

Это был лучший вечер.

Лучший – из тех, что мы уже провели на “Эскалибуре”. Мы провели, я провела, они провели… Немного полусухого вина (“Дэми сэк”, ви?”) для Аники, чуть больше джина для Клио и совсем уж безобразное количество коньяка для меня. Карпик ограничилась шампанским, которое я свистнула для нее у эстета Мухи. Мы с ней чокнулись за глобусом, и я попыталась повлиять на ее немного воинственное настроение: