Корабль призраков - Виктория Платова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом услышала эту музыкальную тему из Гершвина.
"Порги и Бесс”.
Играл Антон. Кто бы мог подумать, что нейрохирург, который еще сегодня сидел со мной в лодке и завалил своего первого тюленя, может так нежно касаться клавиш?
Пассаж из Гершвина был встречен аплодисментами и громким одобрительным улюлюканьем. Но еще большими аплодисментами была встречена Клио, которая появилась в самый подходящий момент – не раньше и не позже. Это было звериное чутье поп-звезды со стажем. Она благосклонно приняла все знаки внимания, потрепала по холке музыканта-любителя Антона, прошлась по ягодицам Мухи, приняла от Альберта Бенедиктовича джин, а от губернатора с Лаккаем – пару дежурных комплиментов. И только потом, миновав нейтральные воды Филиппа и Бориса Ивановича, достигла наших берегов.
– Добрый вечер, – сказала она, глядя только на банкира. Даже красно-черный лемур на ее виске сиял, он еще помнил прикосновение губ Сокольникова.
– Добрый. – Сокольников нагнул голову и аккуратно поцеловал Клио руку, ни на секунду не задержавшись. Могу себе представить, чего это ему стоило!
Я ограничилась доброжелательным кивком головы, а Карпик вообще отвернулась.
Клио проглотила пилюлю. Могу себе представить, чего это ей стоило!
– Кто-то спер у меня трубку, – вдруг сказала Клио.
– Как эго – “спер”? – удивился Сокольников.
– Оставила ее в каюте, и вот – пожалуйста…
– Наверное, не только вам нравится брать в рот у индейцев, – влезла Карпик, раздувая ноздри – Так что вы должны быть готовы ко всему.
Банкир побагровел, но сдержался. Это было удивительно: после подобной реплики можно было ожидать от него чего угодно.
– Иди в каюту, Лариса.
– Занятная у вас дочка.
– Еще какая занятная, – отрекомендовалась Карпик. – Со мной не соскучишься.
– Я вижу. Со мной тоже не соскучишься. Это я тебе обещаю. – Клио с любопытством рассматривала бледную поганку, хромую уточку Карпика.
– Тебе пора спать. Вы проводите ее, Ева? Я молчала.
– Прошу вас! – В голосе Сокольникова послышались умоляющие нотки.
– Да, конечно, – смягчилась я. – Пойдем. Карпик.
– Пойдем, – сказала Карпик, но даже не сдвинулась с места.
– Простите ее, Клио. А насчет кражи.. Нужно сообщить об этом капитану. – Банкир отнесся к словам Клио гораздо более серьезно, чем Карпик.
– И половину запасов табака… Ну, да черт с ней, – должно быть, после легких поцелуев у трапа Клио могла смириться с чем угодно: и с кражей, и даже с гнусной девчонкой. – Спасибо за сегодняшний день… Спасибо, что вытащили меня… Даже не знаю…
– Лучше бы ты не был таким расторопным, папочка, – прощебетала Карпик.
Это был открытый вызов. И банкир принял его. Он так сильно ударил Карпика по щеке, что мне на секунду показалось, что голова девочки соскочит с плеч. Но все обошлось. И. странное дело, мне даже показалось, что Карпик обрадовалась.
– Хорошо же, папочка, – сказала она и снова обратилась к Клио:
– Видите? Это его обычные методы работы с женщинами. Он любит распускать руки, мои папочка. Так что на вашем бы месте я хорошенько призадумалась
– Замолчи! – заорал банкир, и все взоры в бильярдной моментально обратились к нему. – Уведите ее, Ева, прошу вас, иначе…
– Я и сама уйду. Очень нужно.
Я во все глаза смотрела на Карпика и думала о том, что в прошлой жизни она была главой ордена иезуитов
Карпик быстро двинулась к выходу, и я покорно пошла за ней.
Я догнала девчонку только в коридоре. Я была зла на нее, но только до тех пор, пока не увидела ее сгорбленную спину и всю маленькую фигурку, которой так трудно сохранять чувство собственного достоинства. К тому же Карпик прихрамывала сильнее, чем обычно. Жалость захлестнула меня, и я ускорила шаг.
– Карпик!
– Ну что?
– Подожди! Я провожу тебя, – говорить об этом было смешно, каюта Сокольниковых находилась всего лишь на другом борту.
– Здорово я ее, ты как думаешь. Ева? – Карпик поделилась со мной стервозной радостью.
– Оторвать бы тебе башку за такие цыганочки с выходом!
– Давай! – развеселилась Карпик. – Все равно я ее ненавижу, эту суку. О чем вы говорили с папой?
– Ни о чем. Просто говорили, и все.
– Тогда это здорово. Мне нравится, когда люди просто говорят.
– Ты можешь пообещать мне одну вещь, Карпик?..
Сейчас я скажу ей. Сейчас я скажу, что нельзя ненавидеть всех женщин отца только потому, что они красивы. И любить всех женщин отца только потому, что они некрасивы. Что нужно быть терпимой, нужно быть лояльной, нужно держать себя в руках и не доставлять ему столько страданий.
– Пообещай мне оставить в покое своего отца и его женщину… Ведь ты же совсем не знаешь ее. Ты можешь мне пообещать?
– Нет, – серьезно сказала Карпик, и я в очередной раз поразилась ее проницательности. – Все что угодно, Ева. Но этого я обещать не могу.
– Знаю, – вздохнула я. – Кажется, мы пришли… Посидеть с тобой, пока ты не заснешь?
– Нет. Сегодня я сама. Я подумаю… Может быть, я не так уж права, если папочка так сердится… Как ты думаешь, Ева?
Ну, слава богу. Лед тронулся, господа присяжные заседатели…
– Думаю, что ты умница.
– Спокойной ночи, Ева – Карпик зевнула. – Ужасно спать хочется, даже странно.
– Ну, тогда спокойной ночи, девочка!
* * *…Расставшись с Карпиком, я решила вернуться в бильярдную. Во-первых, мне нужен был Муха – главная деталь всего плана, мой персональный троянский конь, которого я направлю в стан врага. Экзистенциальные отношения Карпика и ее драгоценного папочки – это, конечно, очень мило, это имеет место быть, но… Все это игрища и забавы по сравнению с тем злом, которое сейчас перемещается от правого борта к левому, от кормовой палубы до носовой. Сегодняшняя тюленья кровь не на шутку испугала меня. В тетради Митько было многое, но не было главного: он так и не смог понять те механизмы, которые заставляли убивать. Ведь катализатором может послужить все, что угодно. Дымящаяся кровь животных на расколотых льдинах… Или кровь того же Мухи, весело бурлящая в венах под кожей. Муха – гей, а маньяк охотился на геев…
Меня успокаивало только одно: все убийства совершались летом. А потом они прекратились и вовсе. Значит…
Ничего это не значит. Успокаиваться нельзя.
…В кают-компании горел свет. Ничего удивительного, стюард Рома шастает туда без перерыва – только чтобы пополнить запасы спиртного. Там же находятся все эти блистательные безделушки, типа шейкеров, миксеров, ведерок для льда, штопоров, больше известных в народе под кличкой “руки де Голля”…
Когда я заглянула туда, Рома стоял у стойки и колдовал над бокалами, фужерами и низкими стаканами для бренди. Место вечного гастрономического узника Шопена занял “Дайер стрейтс”, и теперь задница стюарда ритмично покачивалась в такт музыке.
– Привет! – сказала я Роману.
От неожиданности он вздрогнул и выронил бокал, который держал в руках. К тому же мне показалось, что он что-то воровато сунул в карман форменной тужурки. Все-таки я, кажется, перебрала коньяку. А ведь когда-то меня учили пить крепкие напитки декалитрами и не пьянеть… Нужно завязывать с этим, иначе до Мухи я сегодня не доберусь.
– Фу, черт, ты меня напугала! – Он посчитал вполне уместным обратиться ко мне на “ты”.
– Все работаешь?
– А что прикажешь делать? Господа требуют выпивки. – Он присел на корточки и стал собирать осколки с пола. Подумав секунду, я присоединилась к нему.
Постепенно смущение Ромы проходило, ему даже стало неловко за бабский испуг. Поэтому он посмотрел на меня и сказал развязно:
– Ну, и как наш визит к Минотавру?
– Ты о чем?
– О Максе, разумеется. Выяснила все вопросы?
– Более или менее. – Я уклонилась от прямого ответа.
– Думаю, что у него скорее более, чем менее. – скабрезно хихикнул Рома – Обычно все женщины остаются довольны.
– Выходит, что я являюсь счастливым исключением из правил.
Закончить обмен двусмысленностями мы не успели в дверях кают-компании появился Муха Я даже удивиться не успела, обычно так и бывает – на ловца и зверь бежит.
– Попались, голубки! – крикнул с порога Муха, не преминув состроить глазки стюарду – А там народ на дерьмо исходит, требует продолжения банкета. Надо быть порасторопнее, Ромик, а то спишут с корабля к чертовой матери за профнепригодность.
– Извини, как раз собирался идти.
– А теперь скажи мне, голубчик, есть ли на этом корыте “Шато Икем”?
– Что ты имеешь в виду? – Роман непонимающе уставился на Муху.
– Наша швейцарочка не в меру окосела и требует непременно “Шато Икем” трехлетней выдержки. Что ты скажешь по этому поводу?
– Пусть жрет “Херес” и не выдрючивается, – засмеялся Рома.