Одлян, или Воздух свободы - Леонид Габышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чтоб порядок был! — кричал на рогов Паук. — Не дай бог, если кто спрячется в промзоне или в побег соберется, — вас зашибать буду. Чтоб все сегодня трупами лежали.
Разъяренные роги пошли по отрядам. Собрав актив, отдуплили и, дав указания, выгнали.
Теперь очередь дошла до ребят. Бугры, помогальники и другие активисты, пользующиеся авторитетом, начали дуплить их. Замелькали дужки. «Чтоб не курковались, чтоб мочить не собирались, чтоб в башке мыслей о побеге не было»,— приговаривал актив, обещая отнять полжизни, если будут нарушения.
Не прошло и часу как Паук вышел от хозяина — вся зона избита. Воров никто не трогал. Да и попробуй тронь. С ними особый разговор. И говорить будет Паук. Но воры на него плевали.
Паук до безумия любил пацанов бить. Как-то раз в окружении рогов он зашел в стоповую. Ее убирал седьмой. Он построил ребят.
— Что еле ползаете? Щас зашевелитесь. Одеть шапки.
Парни надели шапки и по очереди становились перед Пауком. У него в руках был круглый деревянный карниз. И он со всего размаху, смеясь и кривясь, бил ребят карнизом по голове.
Глаз, встав перед Пауком, подумал: «Если промажет, сука, то ключицу перешибет».
Но Паук не промазал. Никому не промазал. Всем точно по голове.
На другой день Паук пошел по отрядам.
С каждым вором он будет говорить с глазу на глаз.
С вором зоны разговора не получилось. Он не стал слушать и вышел из отряда. И другие воры слушать не хотели. «А что тебе. Паук, от нас надо?»— только и слышал он.
— Ты, в натуре, глушишь водяру не меньше, — сказал Пауку вор пятого отряда Каманя. — Досрочно хочешь освободиться — освобождайся. Мы тебе не мешаем. А что вы прижать нас хотите, так это старая песня. Забудь об этом.
— Смотри, Каманя, не борзей.
— Что ты мне сделаешь? На х… соли насыпешь?
— Увидишь.
Паук ушел. Каманя остался сидеть на кровати. Они никогда не могли добром поговорить. «Ладно, — думал Каманя, — в печенки залез мне ваш актив. Надо анархию поднимать. В … их всех».
И он пошел к вору зоны. Надо собирать сходку.
— Надо, — поддержал вор зоны.
Воры собрались в спортзале. Все — недовольны Пауком. Было ясно: хозяин требует их зажать. Вор зоны Факел, высказав недовольство Пауком, лег на маты и закурил. Остальные воры тоже полулежали на матах. Слово взял Каманя:
— Еще летом было ясно, что после родительской Челидзе попытается нас зажать. Факела перед родительской даже на десять минут не выпустили за зону. Кто приказал? Челидзе. Он, падла, и только он копает яму под нас. Паука он держит в руках крепко. Срок у него шесть лет, вот он им и играет. Паук из-за досрочки и сраку порвать готов. Не пора ли анархию поднять?
Воры молчали. Каманя знал: многие не поддержат. И, тоже закурив, развалился на мате.
— Тебе до конца два года, Каманя, — сказал Мах, — а мне восемьдесят один день остался. Игорю еще меньше. Как хотите, но я против анархии.
И воры в мнениях разделились: одни были за Каманю, другие за Маха. Если поднять анархию — кого-то надо мочить. И мочить не одного. Конечно, сами воры убивать никого не будут, но ведь они организаторы, и многим после дадут на всю катушку. По десять лет. А кому хочется сидеть столько?
— Ладно, — поднялся с мата Факел, — до Нового года никакой анархии не поднимать. А там посмотрим. И еще насчет фуганков. Каманя, говори.
— В зоне фуганков много развелось. Мне известно, что на Канторовича работает несколько шустряков. Кто — еще не известно. Но узнаем. На начальника режима работает еще больше. Наша задача найти несколько фуганков, и пусть они фуговать продолжают. Но они будут наши. Пусть они им лапшу на уши вешают. В каждом отряде надо взять по нескольку предполагаемых человек и попробовать выжать из них признание. Любым путем. Дуплить подольше. Все равно кто-нибудь до расколется. А то и анархию не поднять — сразу спалимся.
После Камани заговорил Кот. Кота летом освободили досрочно, он был рогом отряда. На свободе и месяца не погулял, как получил пятнадцать суток. В КПЗ, в камере, раздел пацанов, и пацаны пожаловались на него. Решением суда Кота отправили назад в Одлян досиживать неотбытый срок.
Челидзе, когда Кота привезли в колонию, собрал воспитанников на плац и долго читал мораль, что вот, подвел коллектив. Досрочка Коту второй раз не светила, и он стал вором. Осенью его с четвертого отряда за нарушения перевели в седьмой. Просто начальник отряда избавился от него. И вот Кот говорил;
— В нашем отряде есть Глаз. Он приметный. Его все, наверное, знают. Он пришел на зону весной. Учился вначале в девятом классе. Потом перешел в восьмой, и его перевели на третий отряд. Теперь он из восьмого класса перешел в седьмой. И его снова бросили в седьмой отряд. Я лично думаю, что Глаз на Канторовича работает. Никто так из отряда в отряд не бегает.
— Воры, — взял слово Каманя, — я Глаза знаю. Когда я летом играл на гитаре, он часто около нас вертелся. Песни слушал. А может, он не только песни слушал? Хорошо, Кот, не троньте его. Завтра я сам им займусь.
После Камани заговорил Игорь, кент Маха, тоже с седьмого отряда:
— Глаз рыба еще та. Поначалу, когда он пришел на зону, ему дали кличку Хитрый Глаз. Сейчас его здорово заморили. Если подуплить, думаю — колонется.
Глазу пришла от сестры из Волгограда посылка. Вечером пошел в посылочную. Она находилась в одном из бараков на втором этаже. Старшей в посылочной была добродушная женщина-пенсионерка Ирина Матвеевна, до того располневшая, что, когда шла — переваливалась с ноги на ногу, как гусыня.
Глаз получил до этой три посылки. От первой, когда принес в отделение и вытряхнул из наволочки на кровать, — ничего не досталось: налетели пацаны и расхватали. Из второй перепал пряник и конфета. Третью он в отряд брать не стал, а по вечерам приходил и ел.
Зайдя в посылочную, поздоровался и назвал свою фамилию. Чернявый воспитанник, помощник Ирины Матвеевны, Лева Вольф, вскрыл посылку. В ней были конфеты, печенье, пряники, двухлитровая банка компота и четыре большие головки чеснока. Ирина Матвеевна, взяв две головки, тихо спросила:
— Можно?
Глаз кивнул. Лева смотрел на компот большими черными навыкате глазами. У Левы самая блатная на зоне работа. Но роги и воры из своего отряда требовали от него продукты, и он таскал им, незаметно набирая из посылок. Лева был спокойный до удивления и не наглый.
— Я возьму у тебя банку, — Лева кивнул на компот, — а тебе заместо нее вот, — и он из-под стола достал банку сгущенки.
Будь на месте Левы кто-то другой, он бы и спрашивать не стал.
Глаз с посылкой встал за столик. Посмотрел на чеснок. Но есть не стал. Чеснок не любил. Проткнул банку сгущенки в двух местах и стал тянуть молоко. За столом с ним стоял Арон Фогель. Он третий день ходил в посылочную. Арон ел не торопясь, а Глаз, потягивая сгущенку, смотрел на остроконечный ромб с красной полоской на нижнем конце. Арон на днях вступил в актив. Стал санитаром отделения. Это низшая должность в колонии.
У Арона — полпосылки продуктов. Лева — земляк Арона — подкладывал ему продукты. Он так делал землякам и тем, кто ему в отряде нравился.
Подошел Малек. Он не столько из своей ел, сколько из посылок Глаза и Арона. И они могли брать продукты у Малька.
Ребята пошустрее, такие, как Малек, по неделе ходили в посылочную, так как ели из чужих посылок.
У Глаза продуктов — меньше половины. Он сунул в карман несколько пряников и конфет для Антона и пошел в отряд. Если взять больше, то пацаны у отряда, заметив отдутый карман, вдруг сварганят.
Свои же ребята, но из других отделений, иногда у входа в отряд растаскивали чуть ли не всю посылку. Это называлось варганить.
Рога, воры, шустряки в посылочной никогда не ели. Они забирали продукты и в отделении вытряхивали из наволочки на кровать, себе ничего не взяв. И пацаны налетали.
Воры, выбрав шустряков, кто мог работать на начальство, стали ушибать их, говоря, чтоб они признались. Самым забитым из шустряков был Глаз. Им занялся Каманя.
Он пришел в обойку и отозвал Глаза в дальний угол.
— Как дела? — улыбнулся он.
— Нормально, — ответил Глаз, а сам подумал: «Что ему надо?»
— Ну, а как твои успехи? — все так же улыбаясь, спросил Каманя.
— Успехи? — переспросил Глаз. — Я сказал: все нормально.
— Я понимаю, что у тебя все нормально, ну а насколько это нормально?
Глаз молчал. Думал.
— Ну-ну, думай, думай, я подожду.
— Каманя, не понимаю я, что ты спрашиваешь.
— Я спрашиваю тебя, а ты не понимаешь. Не может быть такого. Ты, Глаз, хитрый, не так ли?
— Хитрым Глазом звали вначале, а теперь просто — Глаз.
— Раз тебя хитрым назвали, значит, ты — хитрый.
Каманя перестал улыбаться, окинул взглядом обойку и, убедившись, что в цехе никого лишнего нет, кивнул на тиски.