Тень всадника - Анатолий Гладилин

- Не мне, а тебе. Сможешь расплатиться за гостиницу? Или я покрою "Америкэн экспрессом"?

- Во-первых, я заработал в Сан-Диего, - возмутился я. - Во-вторых...

- Стоп! - сказала Дженни. - Ни слова! Вытащила из сумки листок, нацарапала на нем что-то шариковой авторучкой, прикрыла бумажку ладонью.

- Говори.

- Во-вторых, польский офицер с женщин денег не берет.

- Читай. - И придвинула мне листик, где было написано: "румынский офицер с женщин денег не берет".

...Потом это стало ее любимым развлечением - угадывать мои сентенции раньше, чем я открою рот, - а тогда я опешил и смущенно пробормотал:

- Есть маленькое несовпадение...

- ...в нашем возрасте, - подхватила Дженни. - В твое время в анекдоте фигурировал польский офицер, в моем - румынский.

Мы опять поиграли в "гляделки". Моя круговая оборона трещала по швам. Я попробовал контратаковать:

- Кстати, по поводу возраста...

- У тебя скверные привычки, - подхватила Дженни, - поздний ужин, злоупотребление алкоголем, ты избалован, так? Это я учитываю и постараюсь соответствовать. Что еще? Ах, да, ты ничего мне не обещаешь, ограничен в средствах, и, вообще, какой смысл с тобой связываться? Видишь, я знаю все, что ты хочешь мне сказать. Наверху кабинет в полном твоем распоряжении. Правда, баб приводить запрещаю и курить будешь на балконе. Если нет возражений, доставай чемоданы.

Я начал суетливо собирать вещи.

- Интересно, - капризным тоном протянула Дженни, - о чем сейчас repp профессор думает?

Заметила! Чутье собачье. Я действительно с некоторой тревогой размышлял: почему так прет карта, почему мне такое везение? Ведь кроме всего прочего (а прочее - любовный омут, куда я нырял с головой, теряя голову и понимая, что, возможно, мне из него не вынырнуть!) переезд к Дженни - идеальный вариант для моих поисков. Я исчезаю из поля зрения всех (в том числе и Системы), ложусь на дно, выжидаю. Лучше не придумать. Как удачно складываются обстоятельства! Или их складывают? Извини, моя девочка, последняя проверка.

- О чем я думаю? Никогда не угадаешь.

- Попытаемся.

- Не записывай. Не угадаешь. Кабан. Это парнокопытное или непарнокопытное животное?

Беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться: никакие имена или клички у Дженни с кабаном не ассоциируются. На ее лице читалась полная растерянность. Не сошел ли я с ума? В такой момент спрашиваю о каком-то кабане! Я пустился в запутанные объяснения. Мол, на лекции в Сан-Диего я сравнил Мирабо с кабаном и для пущего эффекта повторил: дескать, "этот представитель семейства парнокопытных", а сегодня утром вспомнил и мучаюсь: не совершил ли я ошибки? К какому семейству относятся кабаны - к парнокопытным или непарнокопытным? Видишь, какими глупостями занята моя голова, но профессору полагается знать такие мелочи, иначе университетские эрудиты обхохочутся.

- Как эрудиты, не знаю, - сказала Дженни. - На вопрос ответить не могу. У меня по зоологии была тройка. Да, профессор, вынуждена согласиться, что я выступила в роли жалкой хвастунишки. Парнокопытные! За твоим высоким полетом мыслей мне не угнаться.

Когда я ее сбил с толку, она стала похожа на Элю. В глазах - детская беззащитность. Сейчас она опять намеревалась надеть маску роковой женщины, да почему-то передумала.

- Что ты делаешь со своими рубашками? Ты специально их комкаешь? Брысь от чемодана. Ну и безрукие пошли профессора!

* * *

Раньше мужчина, подводя итоги своему мужскому пиратству, молодецки подкручивал ус и заявлял: "У меня бывали красивые бабы".

Нынче усы не в моде. Что же подкручивают? Где? Однако уверенность непоколебима. У всех бывало.

Я могу скромно признаться, что я любил красивых женщин. Или почти, ou presque. (Для справки: любить и иметь - не одно и то же.)

В молодости красота служит приманкой. Но основное - добиться своего. Процесс. Количество. Особо хищным пиратам важно, каким способом они обладали женщиной. Словом, разгул, торжество плоти.

С какого-то времени я осознал, что мне доставляет удовольствие любоваться красивыми женщинами. Звучит чудовищно и неправдоподобно, но в Париже я был этого лишен. Ou presque. О студентках вообще не могло быть речи. В массе, потоками, аудиториями, они, на мой взгляд, неразличимы. Остаются университетские кафедры, забитые женским полом. Мои милые коллеги, все как на подбор, ироничны, интеллигентны, чертовски умны. Ou presque. A выглядят как патлатые худые ведьмы. Результат борьбы за стройность фигуры и своеобразного протеста против телевизионной рекламы. Ведь как ни включишь ящик - появляется красотка с шампунем. Вымыла голову, тряхнула пышной копной волос - тут из-под земли (из волн морских, из кабины "рено-сафран") выскакивает плейбой с "Картье" на запястье. Поцелуй в диафрагму. Я понимаю, что наших интеллектуалок тошнит от биошампуньлакового бреда, вот и ходят непричесанными чучелами, да мне от этого не легче.

...Самая красивая девочка на свете, пританцовывая, двигается по квартире, хлопочет у плиты, собирает посуду, гладит белье, выговаривает дочери, проверяет счета (прикусив нижнюю губу), читает книгу. Где юпитеры телевидения, почему не стрекочут кинокамеры, не слышны аплодисменты публики? Все оглохли, ослепли? Мне выпала козырная масть, дьявольски подфартило. Бесплатно, леди и джентльмены, неограниченно по времени (ou presque) я могу наблюдать это чудо

* * *

Мы с Дженни вернулись из города к шести вечера, когда Джек, после своего "родительского дня" должен был привезти Элю домой. Дженни занималась готовкой обеда. Снизу позвонили. Я нажал на кнопку интерфона. Звонки продолжались. Я открыл дверь на лестницу и услышал задорный вопль Эли:

- Тони! Тони!

- Спустись, - сказала Дженни, - наверно, надо ей помочь. Джек подниматься не будет.

...Женщины обладают даром периферийного зрения. Она за мной следила, не отрывая глаз от ножа, которым шинковала морковку.

Я спустился. Эля нетерпеливо прыгала около полиэтиленового мешка, туго набитого разноцветными коробками.

- Тони, папа мне накупил столько игрушек!

К тротуару припаркована светлая "тойота". Джек сидел за рулем и смотрел прямо перед собой. Я улыбнулся, сделал ему приветливый знак рукой. Никакой реакции. Джек застыл, как могильный памятник.

Я намеревался предложить ему поехать в кафе, выпить все, что он пожелает, поговорить. О чем? В зависимости от обстоятельств. Я постарался бы ослабить шок первой нашей встречи. Я бы нашел слова, которые, возможно, его бы удивили и несколько успокоили. Например, что я ему завидую. Ведь у него с Дженни ребенок и он прожил с ней пять лет. Сильно сомневаюсь, что мне так повезет. О'кей, догадываюсь, тема рискованная. Тогда об отношениях папы с дочкой. Счастье, что у Эли есть отец. Никто ей его не заменит. Моей внучке - она Элина одногодка папа тоже приносил игрушки и подарки ящиками, загружал ими лифт, я помогал донести их до квартиры. Я знаю, что такое разорванная семья... Ее папу расстреляли в Париже автоматной очередью... Нет, об этом не надо. Джек поймет неправильно, подумает, что я ищу сочувствия. Моя боль, моя беда, ею нельзя ни с кем делиться. Хорошо, тогда о...

Но Джек гордо игнорировал мое присутствие.

Обеими руками я поднял мешок и пропустил Элю вперед по лестнице.

Светлая "тойота" с визгом рванула с места. Тормозные фары вспыхнули на перекрестке, как залп из двух орудий. "Тойота" скрылась за поворотом.

* * *

- Никогда меня не буди, - в полусне сказала Дженни, - забью ногами.

Она спала на боку, повернувшись к зеркальному шкафу (идеальное место для установки скрытой кинокамеры, да я бы не отважился смотреть хронику Дженниных забав). Я лежал на спине, не смея к ней прикоснуться. Шторы не пропускали в комнату ни малейшего отблеска уличных фонарей, их и не было в закрытом внутреннем дворике, куда выходили окна нашей спальни. Нашей! Пять лет здесь располагался законный муж, который, проснувшись в середине ночи, естественно, желал воспользоваться своими законными правами. Пользовался? Неважно. "Забью ногами" - атавизм их прежних отношений, видимо, не очень нежных. Впрочем, кто знает, кто знает... Неважно. Я не потревожу покой моей девочки. Моей девочки в нашей спальне! - как сказочно звучит, хотя это не мечты, а реальность протянуть руку, коснуться... В полной темноте я выстраивал светлые планы на будущее, сияющий хрустальный дворец диковинной конструкции, где четко различал верхние этажи:

Мы с Дженни

с Элей и нашим сыном

приезжаем в Израиль останавливаемся в гостинице

на следующий день родители Дженни присутствуют на моей лекции публика рыдает ибо я рассказываю совершенно неизвестные подробности о последних днях шведского посла в Венгрии графа Рауля Валленберга

и потрясенные родители Дженни

альтернативный этаж: крышу оставляю - мы с Дженни и т. д., но сначала я выступаю в дискуссии по израильскому телевидению. Родителям Дженни звонят друзья, поздравляют. И уж потом мы всем нашим семейством появляемся у них дома. Плавное течение ужина прерывает телефон. Отец Дженни прикрывает ладонью мембрану и сдавленным голосом сообщает, что со мной хотят поговорить из канцелярии премьер-министра. Я беру трубку. Разумеется, мы с моей женой чрезвычайно польщены приглашением. Когда господину премьеру будет угодно. За нами пришлют машину? Сенкью вери мач!