Благословение святого Патрика - Вера Колочкова

Голос Германа за спиной звучал серьезно, даже немного озабоченно.

– У меня ничего не случилось, Герман, – произнесла равнодушно, не оборачиваясь, – у меня все в полном порядке.

– А чего ты – такая? Вдруг осмелевшая?

– Я такая, какая всегда.

– Хм… Ну, ладно. А пожрать чего-нибудь есть? Ты говорила, вроде картошка горит…

– Раз горела, значит, сгорела. Нету картошки, Герман.

– Слышь, Лизк… Я ж вижу, и впрямь что-то не так… Может, беда какая у тебя стряслась, ты скажи? Может, я не в курсах…

Она помотала головой, не в силах ответить. Хоть бы он ушел скорей…

– Ну, ладно. А то сказала бы, чего уж… Вроде свои люди…

Так и не дождавшись ответа, он побарабанил пальцами по кухонной столешнице, пробормотал что-то себе под нос. Потом ушел, выразительно хлопнув дверью. А она все стояла у окна, глядела в сумерки. В гостиной надрывался телефон – надо было идти, ответить…

– Лизка! Лизка, привет! А я уезжаю завтра вечером, приходи днем прощаться! – полился в трубку сочный, с хрипотцой, голос Ритки.

– Да, Рит, приду… Приду обязательно. После смены. Я успею?

– Успеешь, успеешь! У меня ближе к ночи самолет!

– Хорошо…

– А чего ты грустная такая? Прям умирающая… Случилось что?

– Долго рассказывать, Рит… А в общем, и нечего рассказывать.

– Хм… Странный какой-то ответ. Ладно, приходи, завтра поговорим…

– До завтра, Рит…

Утром она проснулась от странного предчувствия. Даже и не предчувствие это было, а мелкое дрожание организма. Сначала подумала – заболела, может? Но явных симптомов простудной лихорадки не было…

Так, с мелким дрожанием, и пришла на работу. Потом к дрожанию добавились спазмы в горле, и дыхание часто перехватывало. И сердце принималось скакать, будто ждало чего-то… Будто вот-вот, через минуту, через секунду что-то произойдет…

– Чего это ты, мать моя, словно не в себе сегодня? – участливо спросил Борис Иваныч, обливая руки антисептиком и готовясь натянуть перчатки. – Даже боязно с тобой в операционную идти…

– Да… Я и сама не знаю…

– Ладно, пусть мне Звонарева ассистирует. А ты успокоительного попей. Опять, что ли, твой бывший тебя довел? Ладно, иди…

Она ушла, немного пристыженная. А сердце в груди молотило, гнало вместе с кровью по телу тревогу. И в голове поднялся странный звон, оглохнуть от него можно… Или это телефон звонит?

– Ли-из? – плавно пропела в трубку Света Каретникова из приемного покоя. – Можешь спуститься на минутку? Тебя тут спрашивают…

– Кто? – спросила и не услышала своего голоса.

– Да мужчина какой-то… Длинный, худой, с виду интеллигентный. Так ты спустишься, я не поняла?

– Да… Да! Я сейчас… Скажи ему… Скажи… Чтоб не уходил!

– Да вон он стоит, у крыльца… Я в приемный покой его не впустила. Ждет.

Трубка так и не попала в гнездо, жалко повисла на проводе. Оглянулась… Черт с ней, с трубкой! Надо бежать… Только бы сердце не подвело, не остановилось в одночасье.

Как слетела по лестнице с четвертого этажа на первый – не помнила. Промчалась мимо удивленной Светы, дернула на себя тяжелую дверь…

Он стоял на последней ступеньке крыльца, лицом к ней. А в следующую секунду оказалось, что они обнимаются. И не просто обнимаются, как все приличные люди, а насмерть влипают друг в друга, цепляются мертвой хваткой. И почему-то трясутся, как в лихорадке. Наверное, это ее лихорадка ему передалась…

– Лиза, прости меня! – первым подал он признаки жизни, прошептав прерывисто в ухо. – Я не смог без тебя, Лиза. Прости…

– А я… Я чуть не умерла… Вернее, совсем умерла…

Надо было как-то разлепиться, унять неприличную судорогу. Все-таки интеллигентные люди, как ни крути. Тем более с улицы неслась сирена «Скорой» – сейчас к крыльцу подъедет…

– Саш, у меня смена через два часа заканчивается. Меня там потеряли, наверное…

– Ты сейчас уйдешь?

– Нет… То есть да. То есть я отпрошусь… Придумаю что-нибудь… Я быстро, Саш!

Он с трудом разомкнул руки, будто сделал над собой усилие. Лиза поднялась на ватных ногах по ступеням, поправляя съехавшую назад шапочку, потом сдернула ее с головы, обернулась, повторила хрипло:

– Я быстро, Саш…

И, задыхаясь, бегом вверх, на четвертый этаж. Что-то кому-то говорила, хватаясь за щеки, за сердце, за голову… Потом и сама не могла вспомнить, что. Переоделась, схватила сумку, опять бросилась вниз. Выскочила на крыльцо – почему-то в бахилах. Он стоял поодаль, ждал. Когда подошла, присел на корточки, стянул с ее ног бахилы, поднял голову, улыбнулся. И пошли вместе рядом, не соображая, куда. Опомнились только в липовой аллее, той самой…

– Давай сядем, Лиза. Что-то меня ноги не держат. Я сегодня с утра в какой-то лихорадке живу.

– И я…

– Представляешь, встал утром, оделся, а потом – как затмение… Опомнился уже в электричке. Понял, что к тебе еду. И так все сразу ясно стало, так четко вся жизнь определилась… Ты только не сочти меня сумасшедшим, ладно? Послушай, что я тебе скажу…

– Я слушаю, Саш. Слушаю…

– Лиза, я люблю тебя. Господи, как обыденно звучит… Нет, не то… Не то…

Он опустил голову, сильно потер ладонями лицо. Потом повернулся к ней, глянул так, что сердце зашлось счастливой судорогой. Глаза у него и впрямь были немного сумасшедшие.

– Лиза, нам надо быть вместе. Я не знаю, как все это будет… Не знаю. Знаю только одно – нам надо быть вместе…

– Да, Саш. Ты… Ты успокойся, пожалуйста. Конечно, нам надо… Да, Саша. Я тоже люблю тебя, я очень сильно люблю тебя…

– Я без тебя больше не смогу, Лиза. Ни дня. Ни минуты.

– И я… И я – ни минуты…

– Понимаешь, я не знаю, как это делается… Не умею. Наверное, я не тот человек, который способен на такие отважные поступки. И тем не менее, по-другому просто нельзя. Я знаю, что нельзя. Мы должны быть вместе, Лиза.

– Да, Саш! Мы будем вместе.

– Чего бы нам это ни стоило?

– Да, именно так! Чего бы нам это ни стоило! Да, мы оба с тобой… не очень решительные люди. Но мы должны быть вместе, иначе мы пропадем друг без друга. Просто перестанем существовать. Я, например, точно умру, я знаю!

– И я… Но нам будет трудно, Лиза. Ты представляешь, как нам будет… трудно? Нас не поймут… Даже самые близкие люди нас не поймут. Ты готова к этому, Лиза?

– Боже мой, Саш… Ну зачем сомневаться, если другого выхода для нас нет?

– А я и не сомневаюсь. Я за тебя боюсь.

– А я – за тебя… Будем бояться вместе. Главное, что мы решили… А остальное, которое трудное, которого надо бояться, как ты говоришь… А давай не будем ничего бояться! Вот прямо сейчас, с этой минуты, и начнем! Я, например, уже ничего не боюсь! Да мне, собственно, особо и терять нечего… Тебе труднее, я знаю.