Тысячеликий демон - Ростислав Левгеров

Вечером, за костром, Габа Одноглазый рассказал всем, как он намерен провести кампанию против "хранителей огня".

– Мы пойдём напролом. И всё. – Темник удовлетворённо улыбнулся и шумно высморкался.

Никто не удивился. Некоторое время стояла тишина.

– Очень хорошее решение, – произнес наконец сотник Наур. – Мудрое. В простоте – вся мудрость. Нападём на них ночью, часа в четыре утра, когда самый сильный сон и отправим их в бездну к шайтану!

Габа на миг застыл с открытым ртом, потом пришел в себя и сказал:

– Да, ночью. Ночью они спят, и порешить их не составит никакого труда.

Тут взял слово сотник Булаг, старый и опытный воин:

– Я поподробней расспросил Сэдея, – неторопливо молвил он, почёсывая блестящую лысину. – Он вспомнил, что видел на дороге и около неё свежие следы. Ему показалось, будто за дорогой следят…

– Ммм… Пойдем стороной, – немного помрачнев, сказал темник. – Рассеемся. Будем идти тихо. Бейте всех встречных, хоть женщин, хоть детей, эти шакалы не должны узнать о нашем приближении.

"Они уже всё прекрасно знают, – эта мысль крутилась в голове почти у каждого. – Как будем идти между скал? Ихние лучники изрешетят нас, словно зайцев!"

В результате таких вот ухищрений Булаг, Берюк, Нохай и остальные, обогатили план своего военачальника следующими тактическими уловками:

во-первых, как и было сказано, отряд рассеется, и как можно шире. При этом кочевники будут жечь окрестные сёла и убивать всех местных жителей, для того, чтобы у противника создалось впечатление, что они только за этим и явились, – какой же захватчик не устоит перед возможностью побесчинствовать на порабощенной земле?

во-вторых, к мосту подъедут три сотни. Четвертая сотня, которую проведёт Сэдей между скал, зайдёт с востока, последняя – пятая – с запада. Они дружно ударят в спину лучникам, затаившимся на скалах, и в бок занявшим оборону на дороге. Лучники, заняв позиции, прикроют основные силы. У кочевников были невысокие, крепкие и неприхотливые лошади. То, что они справятся с трудным переходом по горам, никто не сомневался. Как сказал Берюк: "И не в такой заднице бывали".

И последнее – операция будет проводиться под покровом ночи. Адрагам не привыкать, все в кулаке знали друг друга много лет, и хорошо ориентировались в темноте.

Ночевать не стали, и уже поздним вечером двинулись в путь. Удивительно, но насколько шумно и бестолково воины вели себя днем, настолько же тихо и организовано они пошли ночью.

Стемнело. Тучи и правда разошлись, а остатки размазались по всему небосводу. Ашант развел костер.

"Странно. – Мысли возникали в голове так, как будто кто-то ему их нашептывал. – Во что я превратился… Из одержимого своим ремеслом воина и убийцу в терзающегося сомнениями и страхом человека".

Всё дело было в боли, посещавшей его так часто и так неожиданно. В мире много боли, в этом он убедился сполна. Так много, что добрый дух Туджеми, наверное, решил дать ему немного сверх меры. А может, это наказание за его равнодушие, одержимость своими идеалами, холод?

Хотя это была чужая боль, но от нее не убежишь. Глядя на огонь, воин вспоминал об ушедших друзьях, и о том, чем, напоследок, они его одарили. Вряд ли он был им за это благодарен.

Боль представлялась ему старой иссохшей женщиной, которую он именовал Аурун. Он прекрасно помнил, как корчился на полу, в своей юрте, и душа его неистовствовала, сопереживая страданиям брошенного в степи умирать Беара.

Он видел во тьме горящие волчьи глаза. Он ярко чувствовал каждую ноту в песне смерти, уже входившей в агонизирующее тело самого близкого друга за всю его жизнь.

Тогда он не выдержал. Трясущийся, покрытый холодным потом, Ашант вскочил на коня, разыскал в степи Беара, и, крича, как раненный зверь, добил его.

Вечный страх перед чужой болью…

Он боялся сблизиться с кем-нибудь, он чурался людей, словно волк. Он превращался в отшельника и все стремления окружавших его людей, их склоки, амбиции, привычки и надежды начинали казаться ему пустой тратой времени.

Он сумасшедший, он безумен. Однажды осознав это, Ашант старался не спускать с себя защитную маску – облик своего, надёжного во всех отношениях, парня. "Пусть мои страдания будут со мной", – думал он.

И напрасно он цеплялся за свои упражнения, что они давали ему? Зачем себя обманывать?

"Как я устал, – внезапно осознал Ашант, – как устал. Как… устал".

– Сожри меня демон! – гнусавил Габа, тщетно пытаясь высморкаться. – Как мне надоел этот проклятый насморк! Представляешь, Джута, этот сукин сын Соам, да отправится он в бездну, дал мне какую-то выжимку из гнусной и едкой дряни, и посоветовал закапывать в нос. При этом он сказал мне, что через пару дней всё пройдёт. Я закапал. И после этого мне стало так херово, что я чуть не помер! Но этот собачий котях сказал, что так и должно быть, это хорошо, ещё чуть-чуть, и всё пройдёт! Но между тем соплей стало в три раза больше! Я пошел к этому недоноску с твердым намерением снести ему башку! Но он опять убедил меня, что всё хорошо! "Вся зараза из вас выходит, повелитель!" – кочевряжился он передо мной. И я, дурак, поверил! Вот уже полгода, а эта зараза никак не выйдет! Вернусь, снесу гаду башку! Сожри меня демон со всеми потрохами! Скормлю его хилое тело волкам!

Был второй час ночи. В мертвой тишине изредка раздавались крики ворон. Кулак сидел в абсолютном мраке, не шевелясь и не издавая звуков. Единственным светом были умирающая луна, и едва видное пламя на Огненной горе. До канатного моста был час пути.

– Сэдей вернулся, повелитель! – прозвучал чей-то голос во тьме.

– Сюда его, подлеца! Хорошо темно. Не будет страху наводить на нас своими косыми глазами, верно, Джута?

– Хе… точно, повелитель.

– Канатного моста нет, повелитель, – сказал разведчик. – Шакалы видно прознали о нас и перерубили его.

– Сожри меня демон! – ругнулся темник. – Что же делать? Хм… А пройти на конях по склонам мы сможем? Как думаешь, "умный" Сэдей?

– Э… – Сэдей не ожидал такой чести и вначале смутился. – Склоны довольно крутые, вряд ли… Но такой крутой участок длится всего около ста шагов, а мост как раз посередине. Дальше, в обе стороны, долина расширяется и склоны уже более покатые… Там вполне можно пройти. Тем более, – добавил он, осмелев, – идти в лоб наверное не стоит…

– Косой, но и правда умный, – прервал его Габа. – Даже слишком. Иди, свободен.

– Как скажете, повелитель. – И Сэдей, коря себя за излишнюю болтливость, тихо ушел.

– Джута! Долго ли до рассвета?

– Часа четыре – пять.

– Хорошо. – Габа пригладил усы. – Нохай! Нохай, подлец! Ты слышишь?