Враг моего врага - Сергей Соболев

Музыка вдруг стихла. Какое-то время до его слуха доносилось шушуканье, как будто там, за стенкой, судачили две кумушки.

Потом опять на фоне перегородки появилась тень, в которой легко угадывался женский силуэт.

Мокрушин приготовился смотреть второй акт этого престранного представления в стиле театра теней. Но ВС была не такова, чтобы повторять самое себя или действовать иным предсказуемым образом.

Уж что-что, а удивлять своими словами и поступками эта женщина умеет, как никто другой.

Перегородка – на манер занавеса – разделилась посередине, раздвинулась, открывая «сцену».

Как он и предполагал, на «женской» половине находились «обе-две»: специалистка по марионеткам и ее новая подопечная Малика. Но интересен не только сам факт их присутствия на спецобъекте, а то, как они были одеты. Вернее сказать, полураздеты. На них были штанишки в форме шароваров из «газа» – тончайшей и полупрозрачной ткани зеленоватого оттенка, под которыми угадывались крохотные трусики из более темного и плотного материала.

Животики у обеих оставались открытым, как и руки, как и плечи. Еще одна полоска ткани, которая лишь немногим плотнее, чем «газ», частично скрывает, оставляя простор для фантазии, от мужского взора женские груди…

Малика осталась стоять в глубине женской половины. К Мокрушину направилась сама ВС; тончайший «газ», подсвеченный включенными на женской половине лампами, почти не скрывал плавных очертаний стройного женского тела. Наоборот, лишь разжигал любопытство, подстегивал воображение. От нее как-то необыкновенно приятно пахло – это были какие-то благовония. Что-то восточное, тонкое, трудноосязаемое, но волнующее и действующее на мужчин безотказно.

– Ас-салям алейкум, Владимир! – произнесла она каким-то новым для него, певучим голосом. – Рада вас видеть!

– Ва алейкум ас-салям! – механически ответил на восточное приветствие Мокрушин. – Хм… это что-то новенькое, Виктория Сергеевна! Вам надоело возиться с сумасшедшими? И вы решили переквалифицироваться в восточные танцовщицы?

– Вы угадали. – Ее ярко накрашенные губы сложились в улыбку. – Но только на время, сугубо в экспериментальном плане.

– А, так это всего лишь очередной ваш эксперимент? Кстати, отличный наряд! Я уже говорил вам, что вы очччень красивая женщина?! Возможно, самая красивая из всех ныне живущих.

ВС скосила взгляд на бутылку – наверняка пыталась определить на глаз, сколько скотча он успел принять на грудь.

Потом все с той же обворожительной, но и несколько искусственной улыбкой произнесла:

– Вы преувеличиваете… Впрочем, спасибо за комплимент! Владимир, у меня к вам просьба. Нужна небольшая помощь! Требуется, скажем так, мужчина. Роль несложная: посетитель бара, клиент. Без слов. Ну как?

– Для вашего спектакля требуются статисты? А я уж подумал было, что вы по мне соскучились и решили в знак новой встречи чем-то порадовать… Ладно, валяйте – я к вашим услугам. Но у меня есть условие: не надо меня лечить на тему, что пить и курить вредно для здоровья! Договорились?

– Договорились. Меня это тем более устраивает, что нам сейчас нужен, сугубо для фона, для достоверности, пьющий и курящий типаж.

Плавно покачивая бедрами (Мокрушин, естественно, сопровождал ее взглядом), ВС пересекла гостиную. Взяла с дивана пульт; в следующие мгновения всю просторную залу наполнили звуки знакомой мелодии…

Ба! Рейндж усмехнулся про себя. Из динамиков музыкального центра зазвучала старая добрая классика: You Can Leave Your Hat On… Главная, пожалуй, стрип-мелодия последних двадцати лет. Знакомая всякому, кто если даже не бывал на стрип-представлениях, или не имеет подругу, схожую по темпераменту с Ким Бэсинджер, так хотя бы смотрел ленту «9… weeks», то бишь «Девять с половиной недель».

Тонкое кисейное покрывало, которое до поры обволакивало танцовщицу с макушки до босых ступней, мягко, невесомым облачком упало к ее ногам.

Тело девушки пришло в движение; глаза ее были направлены прямо на него, на «клиента». Лицо тоже мгновенно преобразилось. Все выглядело так, как будто она махом содрала с себя некую защитную искусственную оболочку! И под этой отпавшей от нее кожей оказалось совершенно иное существо: сексуальная, раскрепощенная девушка, обладающая хорошими внешними данными и чувством ритма!

Мокрушин устроился поудобней; откинулся на спинку кресла и забросил ногу на ногу.

В его жизни прежде такого еще не было, чтобы человек, который собирался его убить, танцевал для него приватный танец.

Всякое-разное с ним случалось, а таких переживаний он пока еще не испытывал.

Впрочем, теперь уже она, эта «красавица и добрая душа», не ассоциировалась в его представлении с черным перекошенным ртом, с уродливой деформированной плотью, с абстракциями, рожденными и перенесенными на холст полубезумным гением Сальвадора Дали…

Обыкновенная девушка лет двадцати трех. Не писаная красавица, но и не дурнушка – таких тысячи ходят по улицам, молодых, симпатичных, разных.

Он и глазом не успел моргнуть, как танцовщица уже оказалась рядом с креслом, в котором он устроился; очутилась так близко, что он мог при желании прикоснуться к ней… Малика отнюдь не копировала актрису, ставшую секс-символом поколения. Она оказалась, как он понял уже с первых секунд этого «шоу», весьма опытной танцовщицей… И пусть этот «приват-танец» был самым странным из всех виденных им «перфомансов», в самом этом диковинном смешении восточного стиля с элементами «танца живота» и классическими элементами «стрипа» было нечто завораживающее…

Нечто такое, что наверняка производило впечатление на мужчин. И, что греха таить, произвело впечатление и на единственного в помещении представителя мужского племени.

В отличие от «классики», Малика до последней почти секунды не снимала с себя каких-либо деталей одежды. Лишь с последними тактами мелодии одним гибким движением избавилась от прикрывавшей ее небольшую, но крепкую грудь полупрозрачной материи… И тут же села на подлокотник кресла, обняв руками Мокрушина за шею.

– Тебе понравилось? – жарко прошептала она «клиенту» на ухо. – Хочешь, я сегодня буду твоей?

«Зашибись! – промелькнуло в голове у Рейнджа. – Не хватало еще для полного комплекта переспать с шахидкой! Это уже явный перебор! Кстати, по-русски шпарит без всякого акцента!»

К ним подошла ВС. Она громко хлопнула в ладони. Девушка медленно и как-то даже нехотя разорвала объятия и встала на ноги. Левой рукой Малика прикрыла обнаженную грудь, а правой показала на бутылку скотча.

– Харам! – резким тоном, так не вязавшимся с только что услышанным от нее, произнесла девушка. – Харам! Харам! Грех! Нельзя пить!!!

ВС взяла ее за плечи и повернула к себе лицом.

– Успокойся, Малика, все хорошо. Пойдем на нашу половину! Там мы с тобой вдвоем, без мужчин, – она почему-то укоризненно посмотрела на Мокрушина, – поговорим… Ты мне доскажешь свою историю, ладно?

Когда они ушли, закрыв за собой створки перегородки, вновь разделившей залу на две половины, Рейндж угрюмо процедил:

– Пить скотч мне, раненному и контуженному, значит, «харам»?! А ходить со взрывчаткой на брюхе и плясать голой перед незнакомым мужиком – не грех?!

Он потянулся к бутылке.

– Да пошли вы все! Заколебали…

Рейндж еще не успел толком промочить горло после необычного стрип-шоу в исполнении несостоявшейся смертницы, как из коридора вдруг долетели мужские голоса.

В гостиную, где теперь в одиночестве восседал Мокрушин в компании с бутылкой Macallan 18YO, заглянул «прикрепленный».

– Владимир Алексеевич, к вам гость.

Рейндж хотел было подсказать ему, куда, по какому адресу следует посылать всех гостей. Но, увидев, кого именно привел Антон, обрадованно вскочил на ноги.

Это был Рустам Темиров. Впрочем, редкая для нохчей фамилия Темиров с большой долей вероятности была ненастоящей. Точно так же, как одна из личин Мокрушина залегендирована, «заточена» под Алексеева, так и у Рустама фамилия Темиров может оказаться лишь прикрытием. Да и не стопроцентный он нохча, судя по однажды произнесенной реплике: «В моей крови, Рейндж, смешались все рода и тейпы Кавказа…»

– Ас-салям алейкум ва рахматуллахи ва баракатуху! – Тридцатилетний мужчина, имеющий выраженную внешность выходца с Кавказа, широко улыбнулся, демонстрируя хорошо знакомую Рейнджу «дружелюбно-волчью ухмылку». – Здравствуй, да-арагой брат!

– Ва алейкум ас-салям ва рахматуллахи ва баракатуху! – Мокрушин заключил джигита в объятия. – Здравствуй, Руст! Сто лет тебя уже не видел! Вернее, три месяца с хвостиком… Но сколько всего случилось!

Антон, стоявший в это время в коридоре, кашлянул в кулак.

– Я пойду к себе, – сказал он. – Не буду вам мешать. Женщины тоже ушли. Так что можете говорить свободно.

На женской половине действительно воцарилась тишина. И даже свет там погас…