Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография - Виктор Конецкий

Мы ездили в город Кальяри — главный город Сардинии. И смотрели футбол. Играл наш «Спартак» с итальянцами. Мы очень старательно орали, наши выиграли — 3:1, и итальянцы нас хотели отлупить, но мы стойко махали красными флагами. Там очень много коммунистов, они носят красные партийные билеты с портретом Ленина и суют их тебе в нос. Одновременно там на стенах домов довольно часто встречается свастика. Десятилетние мальчишки окружают на улице и требуют сигарет. Сигарет не дашь — мальчишки бьют тебя чем попало, галдят и убегают.

Потрясательно красивая штука Стамбул и Босфор. А турецкий лоцман был очень старый, больной и несчастный. Его звали Мустафа, и на мостике он упал с сердечным приступом. Учитывая то, что врача у нас нет, то паника была полная…

Из «Лениздата» письма еще не получил. Состав сборника на полное твое усмотрение — что хочешь, то и сунь туда. Мне на все это наплевать, но важны деньги.

Обнимаю, родная, целую.

Главное, будь здорова.

Виктор

13.01.69. Керчь

Ну вот, мать, право, как вечно все у нас нелепо получается! Я же сразу написал из Керчи большое, подробное письмо тебе. Послал открытку Марианне (племянница. — Т. А.). Потом послал тебе еще фотокарточку. Неужели ничего не получили? Скорее всего подгадила погода — здесь погода отвратительная, и самолеты могли завезти почту черт-те знает куда.

Мы закончили погрузку, которая была трудной; легких не бывает. И стоим сейчас на рейде, ждем ремонта, и все вокруг замерзло, и плавкран с деталями пробиться к нам не может. И надоело все это до чертиков. Рейс будет немного длиннее, чем мы думали. Из Ливана опять вернемся в Сирию, возьмем там шрот — вид дуранды, жмых для скота, — и с ним уже пойдем на один из портов Черного моря. А следующим рейсом, вероятно, будем пробиваться уже куда-нибудь в Европу, ближе к Балтике, которая отсюда кажется такой же родной, как канал Круштейна.

Посылку съели разом, сигареты выкурили — спасибо, но, пожалуйста, больше никого не утруждай передачами. Когда человек торопится на самолет и на судно, ему мешает и пачка печенья…

Керчь — омерзительнейший городишко, и люди здесь особенно подлые.

Вчера смотрели передачу из Питера по телевизору о блокаде. И обрадовала своим отличным видом Берггольц. Приятно было и Льва Успенского видеть, хотя вообще передача — дрянь. Написал Маро (М. С. Довлатова. — Т. А.), которая прислала мне открытку.

Плохо, что мы здесь не смогли получить из пароходства почти никаких новых журналов — вероятно, тоже из-за почтовой неурядицы…

Я отменно здоров, сплю без снов и жрать хочу по-молодому, но вид остается изношенным и тусклым.

За то, что не ленилась писать письма, огромное спасибо — все интересно и мило отсюда.

Целую, обнимаю.

Твой Виктор

28.01.69

Дорогая матерь!

Все пока отлично. Сейчас стоим в Лондоне в бассейне Канада-Суррей и ждем начала выгрузки. Слева по носу два огромных небоскреба, ночью они светят тысячами огней; вокруг плавают по течению взад-вперед баржи с досками, на баржах людей нет, и они безобразничают как хотят.

Вчера весь день проездил вдвоем со старпомом за стильными фуражками. Носились на электричке за тридевять земель от Лондона в городок Тилбури, проехали Темзу от дельты до столицы и обратно по другому берегу, но без результата, т. к. мор. ателье оказалось закрыто…

В Гданьске был в концлагере и старых замках, где холодно, «хуже, чем в Антарктиде» — так заявила наша буфетчица. «В Антарктиде я в туфельках ходила, а здесь в сапожках ноги мерзнут» — так продолжала она.

Погода пока балует, и рейс и по грузу и по скорости проходит успешно. Здоров, и все хорошо. Письмо отправлю с т/х «Колпино». Куда пойдем дальше, до сих пор точно не известно. Многое зависит от погоды у вас и льда в Финском заливе.

Лондон город мрачный, а дороговизна здесь сейчас ужасная. Средние ботинки стоят 6 фунтов, а мне на 30 дней положено фунтов двенадцать. Так что пусть никто ничего не ждет — это не поездки в Париж и Ниццу с писательскими гонорарами.

Обнимаю тебя душевно. Будь здорова. Привет всем. Радиограмм до выхода из Лондона ждать не надо — рация опечатана, как всегда в порту. Виктор.

P. S. С кем-нибудь из жен моряков отправлю в Питер посылочку, в которой будут шикарные носки белые Марианне, фотографии и авторучки с адресами, кому какую подарить. Еще раз обнимаю!

Твой В.

(Без даты, — Т. А.)

Дорогая матерь!

Мы качаемся по самой середине Атлантики. Через несколько минут подойдет пароход, который торопится домой в Одессу из Уругвая. Мы обменяемся кое-какой почтой.

Писать письма еще труднее, нежели прозу…

Нас балуют пока всякие экваториальные пассаты. И не очень уж жарко и не холодно. Жизнь вошла в ритм, все вертится достаточно однообразно и монотонно. Канарские острова — провинция. Испанцы — торгаши и жулики не хуже арабов. Почти нет зелени.

Я здоров, и все отлично, но только с писанием пока получается плохо. Отмолотив полновесную вахту, считаешь себя в полном праве валяться кверху брюхом и дремать или листать ерунду. Купаемся в бассейне. Вода океанская зверски соленая. На корме у нас буйно растет огород с редиской, чесноком и огурцами, которым очень нравится экваториальная погода.

Ночью вертятся вокруг кальмары. И кажутся сквозь воду красными. Приплывало несколько большущих акул, но мы их не смогли поймать.

Была радиограмма из «Литературки» о «30 строках из «Соленого льда» для рубрики «Сигнальный экземпляр»». Это довольно смешно, т. к. никакие радиостанции тридцать строк не примут. Это я им и сообщил.

Какой Шкловский мне привет передавал — старик? Тогда передай ему тоже. Хотя это письмо ты получишь не раньше чем через месяц. Скорее всего мы окажемся к тому времени в Монтевидео.

Самое дурное — народ наш весьма далек от литературы. Зато в библиотеке полно классиков. Беда только, что хочется чтения полегче, а разговоров посолиднее.

Сейчас в окно мне блистает океан болезненным для глаз блистанием. И исполняются по трансляции «Подмосковные вечера» — неизменная наша программа…

На причале ты держала себя отлично и показала себя мужественной женщиной.

Кроме Мадонны, которая изображена в виде скромной крестьянской девушки, я купил еще маленькую испанку — куклу по типу французских — в шикарном платье с веером. Она в маленькой черной коробочке. Купил себе белые джинсы, разные ботинки и мелочи. У испанских торговцев очень плохой вкус…

Свою работу я знаю хорошо. Даже астрономию, на которой нам здесь приходится сидеть верхом, я, оказывается, использую без всякого напряжения, а боялся, что забыл.