Цена памяти (СИ) - Feel_alive

========== 10. Десятая глава ==========

Тишина бьёт по барабанным перепонкам, и темень вокруг настолько чёрная, что Драко временами начинает казаться, что он ослеп.

Ослеп и потерял разум.

Он щёлкает пальцами, хрустит костями и хлопает ладонями, чтобы разорвать тишину. Он меряет камеру шагами. Он прокручивает в голове рецепты знакомых зелий, названия и формулы заклинаний, сюжеты прочитанных книг, но больше всего — встречи с ней.

Это отчасти помогает бороться.

За год в Азкабане холод, голод, жажда и уныние стали его верными спутниками. Но Грейнджер добавила нечто новое в устоявшийся ход его жизни.

Или, точнее сказать, вернула то, что он уже когда-то знал.

Драко считает время.

Он растирает руки, ноги и туловище, старается почаще менять положение и не думать о том, выберется ли когда-либо ещё из этой ситуации.

Потому что не уверен, что может убедить себя в хорошем исходе.

Всепроникающий холод не пугает как прежде, Драко привык к нему, хотя и уверен, что один он уже отнял лет десять жизни. Но Драко уверен, если до этого дойдёт — жажда убьёт его быстрее.

Когда темноту разрезает одинокий луч, Драко сначала не верит себе.

Он видит каменную кладку, которую то и дело изучал руками, чтобы убедиться, что чувствует хоть что-то.

Стены камеры неровные, влажные и холодные.

Драко ощущал, как в некоторых местах по ним стекала вода, собираясь небольшими лужицами на полу. Он не рисковал её пить и в целом держался подальше, хоть крошечная камера плохо это позволяла.

Тяжело вздохнув, Драко прикрывает глаза на мгновение и затем поднимает голову к источнику света.

Три дня, три бесконечных чёртовых дня он не видел света, и теперь даже тусклый фонарик слепит его отвыкшие глаза. Драко щурится из-за болезненной рези и в этот момент слышит скрип, который раздаётся сверху и гулко отражается о стены.

Драко уже знает, что это.

Заржавевшая платформа, которую никто не потрудится обновить даже простеньким заклинанием, ползёт вниз с мерзким скрежетом, который перекрывает едва заметные звуки чьих-то голосов, идущих сверху.

Набравшись смелости и расправив спину, Драко шагает на платформу, когда она спускается к нему.

Камера глубокая, как колодец, и пока его медленно поднимают со дна, он успевает придумать множество сценариев развития событий.

В последние мгновения Драко решает, что наверняка больше не жилец.

И вдруг слышит тревожный голос Грейнджер.

— …Малфой, мне так жаль, так жаль, — её шёпот врывается в сознание, причиняя одновременно удовольствие и страдание. — Ради Мерлина, прости меня, я не знала, — она снова привычно тараторит, что заставляет сердце сжаться. — Я очнулась только с утра, и мне потребовалось время, чтобы убедить целителей, что я в порядке, и чтобы пробиться к главному надзирателю и доказать, что ты не виноват в том, что случилось. Мерлин, прости меня…

Драко впитывает её слова и, как только оказывается перед ней и вновь может использовать глаза по назначению, вглядывается в её лицо и не сдерживает сердитого вздоха.

Тёмные синяки под глазами пугающе выделяются на фоне её бледного лица. Грейнджер нервно заламывает руки, подступает к Драко на шаг, но всё же не приближается до конца.

Он хмурится, пока она продолжает рассыпаться в извинениях.

Мерлин, всё это время она была без сознания?

Это не шутки. Он знал — он говорил! — что вспоминать нужно осторожнее, что её разум может просто не выдержать, если вдруг распахнутся все закрытые дверцы и воспоминания разом хлынут в голову.

Когда она упала в обморок, он проклинал себя. Из-за того, что сорвался, сам довёл её до этого состояния и даже не мог помочь. После всё завертелось: её забрали и переправили в Мунго, а его сочли особо опасным и упекли в изолятор.

Все эти дни Драко медленно, но верно склонялся к мысли о том, что она больше не вернётся.

И вот она перед ним. Очнулась после того, как её разум взорвался, наполнившись событиями прошлого.

В этот момент Драко резко осознаёт: это значит, что она вспомнила. Многое, если не всё. Она ведь должна была вспомнить, не могла же просто так потерять сознание от его слов?

Он внимательно смотрит на неё, пытаясь различить в её взгляде хоть какой-то намёк на те подарки, которые в этот раз положила её память.

Либо же вместо подарков его ждало очередное разочарование?

— Я отведу вас в камеру, — раздаётся сухой голос надзирателя.

Гермиона кивает ему и наконец замолкает, но Драко ловит её быстрый пронзительный взгляд. Она смущается своего выпада и ждёт его реакции.

Она точно что-то вспомнила.

Ох, Мерлин.

***

Драко, не в силах сдержать себя, жадно пьёт воду, которую она наколдовала. Жажда и голод мучают, доставляют почти физическую боль, но он не хочет показать ей, насколько жалок, насколько сломлен этой тюрьмой и теми пытками, которые она на самом деле таит.

Он пытается выпрямить уставшую спину, то и дело поводя плечами, и отбрасывает отросшие волосы с лица. Драко знает, что выглядит не очень впечатляюще, но хочет убедить её, что он в порядке.

Впрочем, Грейнджер смотрит внимательно, не отводя глаз, будто изучая каждое его движение, и он понимает, что сколько бы ни старался — никакая деталь не избежит её дотошного взгляда.

Она молчит.

В щедром свете камеры Драко наконец полностью изучает её и ужасается увиденному зрелищу, настолько измотанной и истощенной она кажется.

Он ругает себя.

Драко виноват: он сорвался и рассказал ей слишком много.

Видеть, как постепенно Грейнджер вспоминает, словно заново проходя их путь, было столь же любопытно, сколь и болезненно. В первые встречи Драко использовал весь свой запас терпения и иногда даже чувствовал облегчение оттого, что не приходится распутывать сразу весь клубок событий, которые они пережили.

К тому же он боролся с паникой от мысли, что она может передумать приходить, может решить перелистнуть страницу и не вспоминать о нём. От этих мыслей порой было неловко, потому что та Гермиона Грейнджер, которую он знал, никогда не остановилась бы на полпути. Но Драко слишком сложно было верить в хорошее.

Когда же он понял, что Грейнджер вспомнила поцелуй, его сначала даже позабавила её реакция: смущение, неловкость, отрицание. Но оставшись после той встречи наедине с собой, Драко почувствовал острую волну гнева и отчаяния оттого, что эти воспоминания всё ещё не значили для неё столько же, сколько для него самого.

Было так мучительно смотреть, как она топчется, постепенно отжимая лишь жалкие крохи у собственного сознания. Он хотел, чтобы она вспоминала быстрее, и одновременно боролся с собой, чтобы не передавить и не вызвать прорыв сознания.

Но всё-таки не сдержался.

И теперь, если он прав, она должна была вспомнить хоть что-то ещё. В этот раз у неё не получится скрыть от него.

Но Грейнджер всё ещё молчит.

Драко вдруг ловит себя на том, что желает задать дерзкий, нахальный вопрос. Ему хочется выяснить, что она вспомнила, и выбить её из колеи, потому что Грейнджер выглядит слишком спокойной, слишком собранной и отстранённой.

За её серьезным выражением лица он почти не видит вечного огня, и это… бесит. Драко, стискивая пальцы, сжимает стакан.

— Мы ведь спали вместе? — вдруг спрашивает Грейнджер, разрывая тишину, словно махом ножа.

Драко, еле сдерживая себя, пытается не поперхнуться, и, тяжело откашливаясь, вновь подносит стакан с водой ко рту. Он медленно пьёт, стараясь собраться с мыслями и страшась поднять взгляд. В конце концов он берёт себя в руки.

Это Грейнджер, которую он знает. Он должен верить в неё.

Но только вот что всё-таки ждёт его?

Подарок или разочарование?

***

Его волосы спутаны, а тюремная роба слегка влажная, и выглядит он снова так болезненно, что Гермиона жалеет, что не прихватила каких-нибудь зелий. В камере прохладно, и, хоть Гермиона мгновенно наложила согревающие чары, она всё равно ощущает мурашки, волнами бегающие по спине и бёдрам. Гермиона ёжится и только после понимает, что виноват не холод, а Малфой напротив, который заставляет нервничать.