Берлинский блюз - Свен Регенер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, подумал он, сев с чашкой чая за столик у стены в ожидании еды, в средиземноморских странах всегда хорошее освещение, и в их закусочных и ресторанах тоже всегда очень светло, подумал он, это повышает настроение, турки любят свет и не любят сумрак, но чем сильнее они ассимилируются, подумал он и бросил два кусочка сахара в небольшую чашку в форме кувшинчика, тем сумрачнее становятся их заведения, как будто и здесь пробивается тевтонский дух, не хватало только, чтобы они начали вставлять в окна витражи.
Но здесь об этом не было и речи, напротив, освещение было просто ослепительное, а окна – во всю стену, господин Леман прихлебывал чай и чувствовал себя как в отпуске. Надо подумать о чем-то более позитивном, подумал он, сейчас главное, чтобы Катрин живая и невредимая вернулась с Востока, хотя что там с ней могло случиться, подумал господин Леман, она же ничего такого не сделала, тут уж восточники могут говорить что угодно, к тому же у них сейчас другие заботы, и денег у нее тоже нет, так что отбирать нечего, успокаивал он себя. Он попытался прогнать мрачные мысли, преследовавшие его по пути в «Савой», думать в таком негативном ключе неконструктивно, подумал он, есть еще масса причин, по которым все это не стоит воспринимать слишком серьезно, и главная причина состоит в том, что никогда нельзя ходить в Кройцберг-61, подумал господин Леман, а если уж этого не избежать, то ни в коем случае не через Нойкёлльн, это все дурные вибрации Нойкёлльна, они просто обрушиваются на тебя, когда ты идешь по Бюркнерштрассе, вот настроение и портится. Тут ему принесли еду на овальной металлической тарелке, и все было прекрасно, ему даже не мешало отсутствие пива.
Он как раз все доел и сходил за новой чашкой чая, когда вошли Катрин и Кристальный Райнер. Они не заметили его, они держались за руки, стоя к нему спиной у прилавка и выбирая еду, а потом в довершение всего Кристальный Райнер высвободил руку и погладил ее по спине, скорее по нижней ее части, будто специально для господина Лемана, будто господин Леман был особенно непонятлив, а она не только позволила ему это сделать, казалось, ей это даже понравилось, насколько господин Леман мог судить по виду сзади.
Господин Леман не верил своим глазам. Он сидел спиной к стене, с чашкой в руке, и просто смотрел на них, и не хотел верить тому, что видел. И поначалу он даже ни о чем не думал. А когда к нему вернулась способность думать, то его первой мыслью было: боже мой, они что, слепые, они же должны были меня заметить, когда вошли, я же не за ширмой сижу, тут же так светло, думал он, это же не «Золотой якорь», но тут до него дошло, что проблема вовсе не в этом, а в том, что это ведь Кристальный Райнер, а его не держат за руку, ему просто наливают пшеничное пиво, и все, без лимона, и дело с концом, но это не улучшило положения.
Ему показалось, что они целую вечность стояли там и обсуждали с безмозглым турком его идиотские блюда. Турок, очень обрадовавшийся их приходу, выдал им по напитку, колу для Катрин и фанту Кристальному Райнеру. Нет, подумал господин Леман, так не бывает, Кристальный Райнер не может пить фанту. Господин Леман даже подумал, что все это ему снится, но эта обнадеживающая мысль долго не продержалась. Мне нужно как-то взять инициативу в свои руки, подумал господин Леман, надо обратиться к ним, поймать с поличным и так далее, подумал он, но сразу передумал: нет, не то, так не годится, я не могу ничего сделать, что бы я ни сделал, будет только хуже, и он пожалел, что в этой чертовой забегаловке нет второго выхода, куда там, у них даже туалета нет, вообще-то они не имеют права ставить тут столы со стульями, если у них нет туалета, тогда разрешается устраивать только стоячее кафе с высокими столами, надо настучать на них в инспекцию по контролю за общепитом, подумал он, борясь со слезами, за такой долгий день все нервы истрепались, но это никуда не годится, подумал господин Леман, это будет просто катастрофа, если они сейчас обернутся и увидят, как я реву, особенно Кристальный Райнер, подумал он, и ему удалось справиться со слезами, но у него по-прежнему не было никакого плана действий, что же ему делать, когда они обернутся, а рано или поздно они обернутся, ему пришла в голову шальная мысль начать игнорировать их в ответ, уставиться куда-нибудь – например, изучать суры на стенах, но это же еще глупее, чем плакать, подумал он, и ему не осталось ничего другого, как продолжать сидеть, держа дрожащими руками чашку, и ждать, когда они обернутся. И они обернулись. Они наконец перестали любезничать с турком, который все равно ничего не понимал по-немецки, турку они, как показалось господину Леману, уже начали действовать на нервы своей идиотской болтовней, и одновременно обернулись, оба с идиотскими банками лимонада в руках, и посмотрели на него, им ничего другого и не оставалось, ведь он сидел прямо напротив, спиной к стене, а больше в заведении никого не было. Господин Леман поднял руку в знак приветствия. Они застыли, улыбки улетучились с их лиц, по крайней мере господину Леману так показалось. Катрин тоже подняла руку, в которой она держала банку с колой, и это выглядело так, будто она собралась выпить за его здоровье, вот дура, подумал он, и попыталась изобразить улыбку, без особого успеха. Потом она что-то тихо сказала Кристальному Райнеру и одна подошла к господину Леману.
– Я знаю, что ты сейчас думаешь, – сказала она, оказавшись возле его стола.
– Я ничего не думаю, – сказал господин Леман. – А что я должен думать?
– Послушай, Франк, – начала она.
– Для начала сядь, – сказал господин Леман, – меня нервирует, когда ты стоишь, а я сижу.
Она села, поставила на стол банку и расстегнула свою ветровку. Кристальный Райнер тем временем расплатился и вышел.
– А куда собрался наш стукач? – спросил господин Леман. – У него вдруг пропал аппетит?
– Перестань, – ответила она. – Я сказала ему, что хочу поговорить с тобой наедине.
– Ну тогда начинай.
– Куда ты вообще пропал?
– Они обыскали меня и отобрали деньги, – сказал господин Леман. – За нарушение таможенных и валютных правил. А почему ты спрашиваешь? Ты что, терзалась страхом из-за меня? А потом ты позвала на помощь Кристального Райнера? Или он случайно оказался на Востоке и ты там его встретила?
– А почему тебя это интересует?
– Что за дурацкий вопрос! – сказал господин Леман. – А как это может меня не интересовать? Мы с тобой собирались вместе съездить на Восток, меня арестовали, допрашивали, отобрали деньги, отправили назад, и я, дурак, еще беспокоился за тебя. И вот я вижу, как несколько часов спустя ты объявляешься тут в обнимку с Кристальным Райнером. Это вызывает массу вопросов, разве не так? И я вполне могу начать с вопроса, где же ты сегодня подцепила Кристального Райнера. Или он тебя.
– Ну хорошо, если тебя это так интересует: да, я встретила его в Восточном Берлине. Он хотя бы сумел перейти границу.
– А что ему там было нужно? Он туда за тобой потрусил, как обычно, или обтяпывал какие-то свои стукаческие дела? Может быть, он теперь крутой тайный агент?
– Перестань нести чушь. Я его случайно встретила.
– Случайно! Встретила Кристального Райнера в Восточном Берлине! Случайно!
– Но это вообще не важно.
– А что же важно?
– Я не считаю, что у тебя есть какие-то права на меня.
– А я разве говорил что-то о правах? Я разве заявлял какие-то права?
– Нет, но ты ведешь себя именно так.
– Погоди-ка. Как я себя веду?
– Я ведь тебе говорила, как обстоят дела. Я еще в самом начале сказала, что я в тебя не влюблена.
– И что это должно значить? Ты тогда же сказала, что любишь меня.
– Нет, я сказала: конечно, я люблю тебя, но я в тебя не влюблена.
И тут то же самое, что и на Востоке, подумал господин Леман, такая же дебильная дискуссия, как с пограничником.
– И что это означает конкретно? – спросил он. – Как это все связано с Кристальным Райнером? Его ты тоже всего лишь любишь или в него ты даже влюблена?
– Ах, Франк… – Она посмотрела на него как будто с сочувствием, а это господин Леман ненавидел больше всего на свете. Ах ты сука, подумал он.
– Ах, Франк… – передразнил он ее. – Что это значит – «ах, Франк»? Ах, Франк, бедняжка, вроде того? Ах, Франк, что же с нами будет? Ах, Франк, тебе этого не понять? Ты заявляешься сюда под ручку с Кристальным Райнером, несешь откровенную бредятину, не отвечаешь на разумные вопросы – и тебе еще хватает наглости лепетать «ах, Франк»! Или мне все это мерещится?
– Да не волнуйся ты так.
– Как же я могу не волноваться? Объясни мне, как я могу не волноваться? Я ведь люблю тебя, сволочь, и если я не буду волноваться из-за того, что ты приперлась с Кристальным Райнером в обнимку, то это будет означать, что я умер, понимаешь? Если из-за этого не волноваться, тогда не останется вообще ничего, из-за чего можно волноваться. Тогда на все наплевать. Ты что, думаешь, я все это просто так говорю?