Киммерийский закат - Богдан Сушинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Интересно, с такой формулой определения я знакома не была. Считайте, что вам удалось оправдать лесбиянские пристрастия Лилиан в моих глазах. Надо бы сообщить ей об этом. Впрочем, лесбиянка она или нет, в любом случае в ее теле заложен некий сексуальный фугас.
— Надо бы убедиться, маз-зурка при свечах.
— Не огорчайся, я еще брошу эту белокурую бестию к твоим ногам.
— Ну да, от тебя дождешься… — попытался Курбанов свести ее обещание к шутке.
— Не сомневайся, майор-тезка, обязательно брошу, — появились в голосе Виктории какие-то совершенно мужские, суровые нотки.
Курбанова так и подмывало спросить, когда же это произойдет, но, опасаясь навлечь на себя гнев Виктории, не решался.
— Ну, выясняй уже, выясняй, — расшифровала его намерение женщина.
— А, действительно, когда это в принципе может произойти? Когда ты швырнешь эту белокурую к моим ногам?
— как на детекторе лжи?
— Скорее как на секс-детекторе.
— Когда почувствую, что сам ты уже давно оказался у… моих ног. Только тогда, в виде приза.
— О, господи! — артистично обхватил голову руками Виктор, прекращая терзать плоть Виктории и мирно укладываясь рядом с ней, плечом к плечу. — Но я и так уже у твоих ног. Или, может быть, и эта сцена тоже должна быть продемонстрирована «в натуре», под душем и без «системы Станиславского»?
— Шифруешься, майор. Это тебе только так кажется: что «у ног». Пока еще только чувственные иллюзии.
— Ну, уж нет, маз-зурка при свечах.
— Значит, пока что это прочувствовал только ты. Я этого не ощутила. И потом, я ведь могу заподозрить, что, уверяя меня в этом, надеешься поскорее заполучить самый мощный секс-фугас «Лазурного берега».
— Знал бы я, что она такой секс-фугас, действовал бы по-иному! — решил Курбанов поиграть на нервах Виктории. — А, поди ж ты, казалась неприступной, как Петропавловская крепость. Знаешь, как я называл ее про себя?
— Латышским Стрелком.
Курбанов смущенно помолчал: услышать из уст Виктории кличку Лилиан он никак не ожидал.
— Сама сказала. Узнав об этом прозвище, я вдоволь насмеялась. Отныне это станет еще одной подпольной кличкой, агентурным псевдонимом Лилиан. «Латышский Стрелок»! — азартно покачала она головой. — Как раз то, что нужно, лучше не придумаешь.
«А ведь она и ревнует, и, одновременно, опасается служебной конкуренции этой женщины, — понял Виктор. — Улавливаются отголоски какого-то давнишнего соперничества. При случае, на этом можно будет играть. Не переигрывая, ясное дело…»
— но, в общем-то, мы — не соперницы. Я ситуацию верно расшифровываю?
— О чем речь?! Ты — не женщина, ты…
— …«Маз-зурка при свечах».
— Успела запомнить?
— Эта твоя фразочка уже занесена в «личное дело», в досье, как «особая примета», — как бы между прочим, обронила Виктория, вновь давая понять, сколь далеко зашли ее познания.
— Если спрошу, что еще туда занесено, — ты ведь не ответишь.
— С каких это пор офицеры спецназа стали интересоваться графами своих «дел», как конторские крысы?
Курбанов поиграл желваками, но все же нашел в себе мужество промолчать.
— На это и впрямь не стоит обращать внимания, — примирительно молвила Виктория.
— Ев-стев-ственно.
— И еще… Отношения наши всегда должны оставаться такими, как сейчас. Даже после того, как удовлетворишь свое интимное любопытство по отношению к Латышскому Стрелку. Кроме того, ты не должен предпринимать ничего такого, чтобы поссорить, или хотя бы омрачить, наши с ней отношения. Если мы разведем здесь любовную склоку, то можем все вместе оказаться за воротами этого крымского рая.
— Мудрый подход, — признал Курбанов.
— Потому что по-житейски расшифрованный.
— Тогда уж признайся: ты тоже успела побывать с ней в постели? Это я так, для общей информированности…
— Потому и побывала, чтобы расширить свою «общую информированность» относительно этой особы, — вновь сразила его Виктория своей откровенностью. — Но не скажу, чтобы очень уж захотелось оказаться с ней в постели во второй раз, как этим маялись две девицы, оказавшиеся под одним одеялом с Лилиан по моему заданию. В качестве, так сказать, разведки.
— Меня ты зашлешь к ней тоже в качестве разведчика?
— Скорее в качестве секс-диверсанта.
Курбанову нравился смех этой женщины: мягкий, шелковистый, с какими-то странными переливами.
— Представляю себе этот диверсионный акт.
— Однако на наши с тобой отношения никакого влияния это не окажет, так ведь? — несколько встревоженно поинтересовалась Виктория.
— Ев-стев-ственно.
Какое-то время Виктория лежала молча — мечтательно забросив руки за голову, широко раздвинув ноги, словно нежилась на морском берегу, и отрешенно уставившись в потолок. В эти минуты женщина парила где-то далеко, мысли ее были приятными и наивно-романтичными, а по лицу блуждала плутовская ухмылка.
— Знаешь, мне почему-то грезится, что мы окажемся теми немногими, кто будет чувствовать себя на развалинах бывшей империи так же счастливо, как юродивый — на пепелище.
— Купающийся в лучах счастья юродивый на пепелище — это впечатляет, — хмыкнул Курбанов.
— Разве что чуть осознаннее, — не восприняла его иронии Виктория. — Если, конечно, все будет идти так, как задумано там, наверху.
— Где «там», если это не военная тайна? — Об Истомине он решил умолчать. Не был уверен, что именно этот «цекашный лорд» является коронной фигурой на имперской доске. — Меня ведь так ни во что и не посвятили, предпочитают держать в полном неведении.
— Там, это в Центре. Напрасно они так с тобой. В таких ситуациях следует играть в открытую.
Спросить, что она имеет в виду под «Центром»: то ли ГРУ, то ли что-то еще более неопределенное — какой-нибудь «Комитет спасения Отечества» или просто Москву, майор Курбанов вновь не решился, и Викторией это было замечено.
— Вот увидишь, — заверила женщина, — нам повезет значительно больше, чем кому бы то ни было. Совершенно неожиданный поворот колеса фортуны — вот что ожидает нас, майор-тезка. Если только нам обоим окончательно повезет.
— Хотелось бы, — пробормотал Виктор, сдерживая страстное желание выудить еще хоть какую-либо информацию относительно их общей фортуны. Ведь чувствовал, что знает эта женщина значительно больше того, в чем выдает себя.
— Тут многое будет зависеть от тебя, майор, — отозвалась Виктория на его мысленные сомнения. — От того, насколько войдешь в роль, насколько твердо и решительно избавишься от комплексов, от «совкового» мышления, синдрома пролетарской зависти, нетерпимости ко всяк разбогатевшему.
— Я так понял, что нам с тобой тоже предстоит непростительно разбогатеть? — легкомысленно хохотнул Курбанов.
— …И предстоит, — сурово и жестко парировала Виктория. — Да, ты не ошибся: нам действительно предстоит разбогатеть, — воинственно приподнялась она на локте. Ты что, принципиально имеешь что-то против этого? Богатеть мешают твои убеждения?
— Очевидно, только мои дурацкие убеждения и мешали мне до сих пор хоть сколько-нибудь разбогатеть.
— Можно считать и так, — согласилась Виктория. — Если, конечно, путать убеждения с предубеждениями.
39
Где-то около двух ночи из Кремля уехал последний из путчистов, который имел намерение оставить эту многострадальную цитадель. И был этим, последним, все еще «намеревавшимся» премьер-министр Пиунов. Потому как уезжали не все.
— А ты что, остаешься? — спросил Корягин теперь уже исполняющего обязанности Президента Ненашева.
— Как считаете, стоит? — с сонной угрюмостью пробормотал тот. От него сильно разило коньяком, но шеф госбезопасности так и не смог понять: то ли из Ненашева выходит тот хмель, с которым его привезли сюда, то ли он вновь умудрился накачаться. Втихомолку, у себя в кабинете.
— Нам обоим лучше оставаться здесь. Я базируюсь в кабинете премьера, ты — в своем. При любом раскладе утречком придется основательно поработать. Поэтому, — перешел на «вы», — продумайте, как вести себя, с какими программными документами выступить. Как-никак, целую страну принимаете, господин «исполняющий обязанности Президента», огромную, могущественную страну. Поэтому держава должна почувствовать: появился новый руководитель! Причем пришел он — солидно и надолго.
— Примет ли держава — вот в чем вопрос! — все с той похмельной угрюмостью проворчал Ненашев.
— Примет. Она все принимает. Все и всех. Она и не такое принимала. А не примет, — заставим. Под протокол — и в расход!
При этом: «…в расход!» Ненашев испуганно поежился, словно ему и в самом деле только что зачитали расстрельный приговор.
«Какой из него, к черту, вице-президент?! — навел на Ненашева свинчатку своих стекол шеф госбезопасности. — Как он вообще мог всплыть? Впрочем, сейчас нужно выяснить не как всплыл, а как его затем сплавить, или основательно притопить. Но пока что он нужен. Вот именно: пока что…» — внушал себе Корягин.