Этносы и «нации» в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время - Коллектив авторов

1 Гирц К. Интерпретация культур. М: РОССПЭН, 2004. C. 222–243.

2 Julios Ch. Contemporary British Identity. English Language, Migrants and Public Discourse. London: Ashgate, 2008. P. 6–10.

3 British Consciousness and Identity. The Making of Britain, 1533–1707/ Ed. by B. Bradshaw and P. Roberts. Cambridge: CUP, 1998. P. 1–8

4 Colley. L. Britons Forging the Nation, 1707–1837. London: Pamilco, 2003. P. 20–23

5 Федоров С.Е. «Restored to the Whole Empire & Name of Great Briteigne»: композитарная монархия и ее границы при первых Стюартах // Империи и этнонациональные государства в Западной Европе в Средние века и раннее Новое Время/ Под ред. Н.А. Хачатурян. М.: Наука, 2011. С. 202–225.

6 Higgs E. Identifying the English. London: Continium, 2011.

7 Cidd K. British Identities before Nationalism. Ethnicity and Nationhood in the Atlantic World, 1600–1800. Cambridge: CUP, 2003. P. 34–52.

8 Piggott S. Celts, Saxons and the Early Antiquaries. O’Donnell Lecture. Edinburgh: EUP, 1967. P. 80–86.

9 Piggott S. Celts, Saxons… P. 21–22. Asher R. National Myths in Renaissance France. Edinburgh: EUP, 1993. P. 196–227.

10 Gruffydd R. The Renaissance and Welsh literature // The Celts and the Renaissance / Ed. by G. Williams and R. O. Jones. Cardif, 1990. P. 18–33.

11 Asher R. National Myths.P. 202.

12 Rowlands H. Mona antiqua restaurata. Dublin, 1723. P. 202–207.

13 Langhorne D. An introduction to the history of England. London, 1676. P. 202.

14 Neville K. Gothicism and Early Modern Historical Ethnography // Journal of the History of Ideas. 2009. Vol. 70. N. 2. P. 213–234.

15 Jones R. The circles of Gomer. London: Society of Antiquaries, 1771.

16 Verstegan R. A restitution of decayed intelligence. London, 1634. P. 9. Jones R. The circles of Gomer.P. 56–93. Saltern G. Of the antient lawes of Great Britaine. London, 1605. P. 16.

17 Saltern G. Of the antient laws.. P. 56–64.

18 Hearne T. A collection of curious discourses. 2 vols., London, 1773. Vol. II. P. 152–175.

19 Basire I. The ancient liberty of the Britannick church, and the legitimate exemption thereof from the Roman patriarchate. London, 1661.

Федоров С.Е.

II.V Самоидентификция английской нации в парламентских дебатах второй половины XVI – начала XVII в.

При постановке вопроса о национальной идентичности в период Средневековья и Раннего Нового времени, в эпохи, не знавшие средств массовой коммуникации, одним из самых интересных аспектов этой темы представляется проблема механизмов, которые способствовали формированию и закреплению в общественном сознании определенных представлений о собственной нации, их широкой «трансляции» и превращению в топосы политического языка. Как правило, исследуя эти вопросы, историки в первую очередь обращаются к разнообразным текстам (историческим трудам, политическим трактатам, воззваниям, прокламациям, литературным произведениям), которые, с одной стороны, отражали этапы становления этнического и национального самосознания, с другой – служили средствами формирования последнего. Значительно меньше внимания уделяется роли различных публичных институтов и форумов, в частности, представительных органов, которые нередко оказывались действенными инструментами складывания коллективной идентичности. Цель данной главы – привлечь внимание к коммуникационной функции таких органов и к их роли в процессе осмысления основных составляющих национальной идентичности, на примере дебатов в английском парламенте второй половины XVI – начала XVII в.1

В этот период английский парламент в отличие от многих континентальных представительных учреждений регулярно созывался и активно действовал, осуществляя законодательную, судебную и политическую функции. Он являл собой авторитетный форум «политической нации», обеспечивавший возможность контакта и обмена мнениями между королевской властью и представителями различных социальных элит – локальных, региональных, профессиональных. В ходе обсуждения важнейших политических, религиозных, экономических и финансовых проблем формировались не только подходы к их практическому решению, происходило также становление определенного «политического языка», специфической парламентской риторики, оказывавшей огромное воздействие на английскую политическую культуру в целом.

В ходе парламентских сессий постоянно воспроизводились одни и те же ритуальные ситуации, предполагавшие произнесение речей, имевших сходную структуру, логику и топику. Это выступления канцлеров королевства в момент торжественного открытия сессии, речи спикеров в ходе многоступенчатой церемонии избрания председателя палаты общин, а также при представлении им законопроектов, принятых парламентом, на монаршее утверждение. Наконец, это традиционные речи лордов-казначеев по поводу финансового положения страны и необходимых налогов. Подобные выступления, повторявшиеся в каждую сессию, постоянно воспроизводили определенную официальную трактовку положения дел в стране и предлагали интерпретацию природы английской «политии», принципов взаимодействия между короной и подданными. Анализ всей совокупности «речевых актов», имевших место в ходе дебатов, убеждает в том, что теоретические подходы и риторика авторитетных государственных деятелей оказывали заметное влияние на умонастроения английской политической элиты и состояние общественного мнения. Немалое место в парламентском дискурсе занимали и проблемы, связанные с национальной идентичностью англичан.

Тема патриотизма, национального своеобразия Англии неизменно присутствовала в парламентской риторике. В «оркестровке» отдельных сессий она могла распадаться на несколько самостоятельных мотивов, которые в итоге сливались в мощный гимн, прославлявший исключительность богоизбранной английской нации. Тезис о ее избранности зиждился на убеждении в том, что благодаря реформации Генриха VIII, продолжившейся при его сыне Эдуарде, страна приобщилась к истинной вере. После непродолжительного периода контрреформации Марии Тюдор реформированная церковь была восстановлена королевой Елизаветой. Этому акту, в котором парламент принимал самое непосредственное участие, придавалось огромное значение. В программных речах канцлеров королевства и в проповедях по случаю начала парламентской сессии постоянно обыгрывался мотив возвращения страны на стезю протестантизма, что обеспечивало англичанам моральное превосходство над иными народами, приверженными ложной религии, коснеющими в заблуждениях и суевериях.

Особое расположение Господа к Англии выразилось в том, что он даровал ей благочестивую правительницу, мужественную в период гонений, возвратившую народу христианскую свободу и возможность спасения души. В интерпретации парламентских ораторов королева была «правой в очах Господа», героиней, подобной ветхозаветной Эсфири или Деборе.2 Она – спасительница нации, которая обеспечивает своей стране разумное, справедливое правление, процветание и мир, однако немаловажно, что Провидение посылает ее англичанам в награду за осознанный выбор ими истинной веры.3

Парламентские ораторы неизменно настаивали на мистической связи между королевой и ее народом, на неразрывности их общих судеб и прямой зависимости безопасности страны от сохранения персоны королевы, которая выступала гарантией божественного споспешествования англичанам. Ее многочисленные моральные добродетели столь же неизменно представлялись производными от веры, которую исповедовала государыня.4

Таким образом, вера и конфессиональный выбор в пользу реформированной церкви становятся для англичан основой их самоидентификации и мощным фактором национального самосознания. Образ нации, «исповедующей неискаженное евангелие» в значительной мере формировался «от противного», в сопоставлении с «иными». Начиная с 1570-х гг., противостояние Англии как избранного «народа Израилева» другим странам, чуждым истинной вере, все чаще встречалось в парламентских речах по мере обострения противоречий с католическими державами. Лексика официальных выступлений и дебатов становилась все более «профетической» по отношению к англичанам и все более воинственной по отношению к «чужим», в особенности к подданным короля Испании, французам, ирландцам и всем, кто признавал власть римского престола. Негативные характеристики этих народов и государств определялись уничижительными оценками моральных качеств и религиозных заблуждений их правителей. Римский папа и король Испании фигурировали в официальных парламентских речах как пособники или даже воплощение самого Антихриста. Филиппа II представляли как «ненасытного тирана», стремящегося к господству в Европе и уничтожению Англии.5 Ему вменяли в вину оккупацию Нидерландов, узурпацию Португалии, поддержку французских католиков в религиозных войнах с гугенотами, стремление подчинить своей власти Францию, Англию и стать «абсолютным правителем всего мира (to make him self absolute monarke of the worlde)».6 По убеждению многих депутатов, выраженному в 1593 г. Генри Антоном, союз папы и испанского короля «отравил и в какой-то мере разрушил весь христианский мир». Они пылают злобой к Англии, и утолить их ненависть может лишь английская кровь, «реки крови».7