Тереза - Артур Шницлер

Осенью фрау Фабиани переехала в Вену и поначалу остановилась в пансионе для иностранцев. Ее сын тем временем женился на дочери домовладельца из австрийского провинциального городка, где Карл некоторое время работал помощником врача, а теперь получил врачебную практику в Вене. Но политика по-прежнему оставалась в центре его интересов. Материальных забот он отныне почти не знал, что сделало его любезнее и обходительнее, и Тереза имела возможность заметить это, когда случайно встретилась с ним у матери. Его юная супруга, тоже присутствовавшая там — приветливая, хорошенькая и недалекая, с довольно провинциальными манерами, — отнеслась к Терезе с наивной сердечностью и тут же пригласила к себе, так что Тереза — о чем она еще несколько недель назад не могла и подумать — имела удовольствие присутствовать на семейном обеде у доктора Фабера, как теперь назывался ее брат с разрешения властей. Родственной атмосферы она почти не ощутила, просто еще раз побывала в гостях у чужих людей, и, хотя встреча прошла непринужденно и мирно, у нее остался от этой семейной трапезы неприятный осадок.

Сына своего она видела не чаще, чем раньше. Люди, на попечении которых он жил — чиновник на пенсии по фамилии Мауэрхольд и его жена, — приняли его к себе не ради денег, а только потому, что несколько лет назад потеряли своего единственного сына и в преддверии старости хотели вновь иметь рядом молодое существо. Ей казалось, что доброта и заботливость супругов действовали на Франца в высшей степени благоприятно. Ни от них, ни от школьного учителя Тереза не слышала ничего плохого о Франце, так что зима прошла для нее без особых волнений. А то, что письма от Альфреда становились все реже и все прохладнее, ее почти не задевало. Тереза с удовольствием исполняла свои обязанности воспитательницы и помощницы хозяйки дома и в последнее время все больше играла роль ее опоры, поскольку та частенько недомогала.

Иногда у нее в голове мелькала мысль: не может ли в нее влюбиться и даже жениться на ней один из господ, бывавших в доме, к примеру домашний доктор, старый холостяк, или овдовевший брат директора, — оба они немного ухаживали за ней, — если только она сумеет достаточно ловко это устроить. Но поскольку ловкость и хитрость никогда не были свойственны ее натуре, эти туманные перспективы заканчивались ничем, причем она ничуть не чувствовала себя оскорбленной. Однажды она решилась откликнуться на газетное объявление, в котором состоятельный и бездетный вдовец сорока с лишним лет якобы искал экономку. Скабрезный ответ, который она получила, предостерег ее от повторения подобных попыток.

В городском парке, где в начале весны Тереза любила гулять с девочками, после многих лет она вновь встретилась с Сильвией, которая загорала на одной из скамеек вместе со своим воспитанником, восьмилетним парнишкой. Та чрезвычайно обрадовалась встрече с Терезой, рассказала, что работала в последнее время в одном венгерском поместье, а до того — еще дальше, в Румынии, и, судя по всему, ничуть не изменилась внутренне. Всегда в прекрасном настроении, Сильвия отнюдь не воспринимала свою судьбу как жалкую или тем более недостойную ее, как это частенько случалось с Терезой, и выглядела хоть и немного увядшей, но в общем даже более привлекательной, чем в ту пору, когда Тереза с ней познакомилась.

Уже при следующей встрече Сильвия без всяких предисловий вдруг пригласила Терезу в воскресенье отправиться вместе на пикник. Она, мол, условилась со своим хорошим другом, вольноопределяющимся в драгунском полку, и если Тереза захочет принять участие в пикнике, то он тоже пригласит приятеля. Тереза смерила ее удивленным, чуть ли не оскорбленным взглядом, в ответ на что Сильвия только улыбнулась. В тот день стояла прекрасная весенняя погода. Они сидели на скамье у пруда, дети, предоставленные их попечению, кормили лебедей, а Сильвия продолжала щебетать. Она познакомилась со своим другом этой зимой на маскараде — да, маскарады она тоже посещала, почему бы и нет, — он красив, белокур, немного низковат, зато такой весельчак, что веселее не сыскать. Вероятно, он останется в армии, потому что учиться в университете ему мало радости. И когда Сильвия рассказала ему о том, что повстречала давнишнюю подружку, он сразу придумал устроить эту маленькую вылазку на природу вчетвером. Можно будет поплавать в «челне» по рукаву Дуная — слово «челн» она произносила немного в нос на французский манер, потом поужинать где-нибудь на Константиновом холме или в кофейне, ведь не обязательно же составлять программу, все и так само собой получится. Тереза отказалась, но Сильвия не отставала, и наконец они сошлись на том, что все будет зависеть от погоды.

Проснувшись утром следующего воскресенья и увидев, что все небо заволокло темными тучами, Тереза восприняла это как неприятный сюрприз. Но к полудню развиднелось, вскоре после обеда Сильвия заехала за ней, и они отправились на площадь Звезда Пратера, где подле памятника адмиралу Тегетхофу их уже ждали оба молодых человека, куря сигареты. Они с отменной вежливостью поздоровались с дамами, в военной форме молодые люди выглядели вполне элегантно — чем не идеальные кавалеры, подумалось Терезе. Ей намного больше понравился невысокий белокурый юноша, возлюбленный Сильвии. Второй молодой человек был худощав, фигурой напоминал Казимира Тобиша, с узким, бледным, чуть желтоватым лицом, черными усиками и бородкой клинышком, что отнюдь не было принято среди австрийских офицеров и вольноопределяющихся, а кисти рук у него были необычайно узкие и слишком худые — Тереза, сама не зная почему, не сводила с них глаз. Ее поблагодарили за то, что пришла. Сильвия тут же принялась болтать в своей легкой и непринужденной манере, все они говорили по-французски, блондин — очень бегло, второй молодой человек — немного спотыкаясь, но зато произношение у него оказалось намного лучше, хотя и слишком отчетливое. Они направились по главной аллее, но там толпилось слишком много народа — да и запах от него исходил не слишком приятный, как выразился худощавый, и вскоре свернули на боковую дорожку, которая под кронами старых и по-весеннему нежно-зеленых деревьев привела их в более тихий участок парка. Блондин рассказывал о своем прошлогоднем пребывании в Венгрии, куда его пригласили поохотиться, Сильвия назвала имена некоторых аристократов, с которыми познакомилась на своей последней работе, ее дружок позволил себе скабрезные намеки, на что она посмеялась и ответила в том же духе. Второй молодой человек, слегка поотстав от них вместе с Терезой, повел беседу в более серьезном тоне, голос у него был тихий, иногда звучал как бы чуть приглушенно. Он выронил монокль из глаза и рассеянным взглядом смотрел из-под слегка покрасневших век прямо перед собой. Он никак не мог поверить, что Тереза по рождению венка, ему она казалась более похожей на итальянку или — из-за каштановых волос — даже на уроженку Ломбардии. Она кивнула, польщенная. Ведь ее отец действительно происходил из итальянской семьи, а мать была родом из хорватской аристократии. Рихард выразил удивление по поводу того, что она работает воспитательницей. На свете существует множество профессий, которые куда лучше подошли бы ей. С ее внешностью, ее лучистыми глазами, ее грудным голосом она наверняка могла бы сделать карьеру на сцене. Во всяком случае, он никак не мог взять в толк, как это можно добровольно — именно добровольно, поскольку наверняка в этом не было никакой необходимости, — взвалить на себя такую рабскую работу. Она невольно вспомнила о Казимире Тобише, который несколько лет назад сказал то же самое, и посмотрела вдаль. А Рихард говорил все оживленнее: в кои-то веки иметь несколько часов свободного времени — непонятно, как вообще можно выносить такое существование. Тереза почувствовала скрытый смысл этих слов, хотя лицо ее спутника оставалось непроницаемым.

В кафе на Константиновом холме они пили кофе с пирожными. Молодые люди насмешничали по адресу «простонародья», сидевшего за соседними столиками. Тереза нашла этих посетителей не такими уж плохими и подумала, что молодые кавалеры, очевидно, забыли, что за столом с ними сидят две бедные девушки, которых тоже, пожалуй, стоило бы отнести к «простонародью». На берегу небольшого прудика у подножия Константинова холма они взяли напрокат «челн», и Тереза остро почувствовала, что оба молодых человека воспринимали как нарочитое опрощение необходимость смешиваться с простым народом и проезжать между другими лодочками, занятыми «простолюдинами», к выходу в узкий рукав Дуная, который, петляя меж зеленых берегов, устремлялся к заливным лугам. Сильвия курила сигарету, Тереза тоже попробовала курить — впервые после долгого перерыва: со времени вечеров, которые она проводила в Зальцбурге в обществе офицеров и актрис, она ни разу не притрагивалась к сигаретам. Курение опять не доставило ей никакого удовольствия, и ее спутник, заметив это, взял у нее сигарету и докурил сам. Он выпустил руль и вообще переложил всю работу на приятеля. «Ему это пойдет на пользу, — заявил он, — при его-то склонности к полноте». На берегу, под могучими деревьями, располагались парочки и шумные компании. Потом места стали тише и безлюднее. Наконец они вышли на берег и привязали «челн» к одному из столбиков, специально для этого предназначенных. По дорожкам, которые становились все уже, они углубились в густые заросли, окаймляющие пойму Дуная. Они шли парами, кавалеры держали дам под руку. Один раз им пришлось пересечь широкую дорогу, но потом они ступили на тропинку, которая неожиданно быстро, почти как по мановению волшебной палочки, привела их в очень укромное место. Сильвия и ее приятель, обнявшись, намного обогнали их, и худощавый молодой человек внезапно остановился, схватил Терезу в объятья и долгим поцелуем впился в ее губы. Она не стала сопротивляться. Он тут же опять заговорил вполне серьезно, словно то, что только что произошло, не имело никакого значения, а потом, как бы отвечая на какой-то малозначащий вопрос Терезы, начал рассказывать о себе. Он изучал в университете право и хотел стать адвокатом. Она удивилась: ей показалось, что он собирается стать офицером, как и его приятель. Рихард презрительно помотал головой. Нет, он и не думает оставаться в армии. И даже если бы захотел, то для этого нужно много денег, а он, в сущности, беден как церковная мышь. Не надо понимать его слова буквально, но по сравнению с его белокурым приятелем он и впрямь нищий. Вдалеке послышался смех этого приятеля.