25-й (СИ) - Степан Ларин

 — Видишь, Брах, ничего интересного. Пойдём отсюда, пока нас не заметили. — Потеребила залёгшая рядом Эришкигал за плечо.

 — «Весёлая Ферма», значит? — я перечитал название лагеря. — Определённо, чувство юмора у зоговцев большое и очень извращённое...

 — Вот только не надо обобщать. Я ничего не знаю про этот лагерь.

Странно, что вся охрана состоит из роботов. Обычно с живыми людьми работают живые люди. Профессии учителей, медсестёр, адвокатов и много кого ещё так и остались за живыми. Робот может обследовать, вынести диагноз и назначить лечение, но не сможет окружить пациента заботой так, как могут только люди, способные на сострадание. Чувства цифрами не закодируешь. Цифры слишком сухи для этого. Даже в рассаднике клонов роботы, хоть и составляли подавляющее большинство персонала, всё же подчинялись живорождённым начальникам. Человеческий мозг слишком сложен, чтобы компьютер мог с ним сравниться. Компьютер превосходит его с технической точки зрения — быстрее работает, больше помнит, обрабатывает несколько процессов одновременно, но ему невозможно придать человеческую... непредсказуемость, что ли... Единственный способ сделать это — полностью оцифровать человеческое сознание. Но и это будет лишь копия человека, кукла, ведущая себя как человек, которого когда-то знали, но не ощущающая себя этим человеком; у неё не будет личности, сформированной «с нуля». Нет уж, только Ки, Радующая Рождением, может давать жизнь, и не технологиям, даже некрианским, оспаривать это право. Машины не живут. Они только реагируют.

Наглядевшись на роботов, я собрался убираться отсюда, но вдруг из дальнего ангара вышел единственный в лагере, не считая зоговцев, живорождённый некрианец в офицерском двубортном биоплаще и фуражке. Имплантированные в его позвоночник металлические щупальца-манипуляторы в количестве полудюжины сжимают всякие хирургические инструменты, а двое нижних упираются в землю при ходьбе, так что родич передвигается, не касаясь её ногами. В обрызганном красной кровью длиннополом фартуке он очень похож на мясника, но что-то выдаёт в нём доктора. Возможно, крепкие руки и длинные тонкие пальцы, как у художника или музыканта, привыкшие к тонкой же работе. Врачевание — тоже искусство. Расхаживает док в больших очках-консервах и закрывающей лицо медицинской маске. Когда он снял их, чтобы получше разглядеть пленников, я увидел огрубевшую кожу вокруг рта и мешочки под глазами. Этот некрианец стар, но окрас его почему-то не стал бронзовым со временем. Какая-то аномалия, связанная с кожным ферментом? Это как если бы землянский старик не был седым! Впрочем, я не удивлён. Доктор выглядит слишком зловеще, чтобы быть простым смертным. Есть люди, при первой встрече с которыми ты подхвостьем чуешь: нужно держаться от таких подальше. А при одном виде этого доктора моё подхвостье так и засвербело, требуя поскорее уйти отсюда.

 — Это ещё кто такой? — я подал автомат Эришкигал, чтобы тоже посмотрела.

 — Да так, ничего серьёзного! — она аж руками всплеснула от возмущения. — Всего лишь профессор и гений генетики, генерал Корт Кирахе! И один из руководителей проекта по созданию клонов, кстати, если вообще не самый главный руководитель! Тебе его в пору Папочкой называть!

 — Чувствую, я очень многих должен называть папами и мамами...

 — По слухам, он работал над сывороткой вечной молодости для самого императора Мзарка. И ещё много над чем, о чём лучше не знать. Уж Мзарк-то никогда не славился гуманностью.

Ну да, если человека зовут Болью, многое о нём можно рассказать по одному только имени...

 — И что, нашему доку полторы тысячи лет? — не сдержав скепсиса, повернул я голову к Эришкигал. В богов и прочие высшие силы я ещё могу поверить на слово, но эти слухи... Люди вечно что-то недопонимают и додумывают, и каждый на свой лад. Верить всем сразу невозможно. Своими мозгами надо думать. Раз этот Кирахе такой гений, зачем его отправили работать с заключёнными? Разве один из создателей клонов не должен быть на заводе клонов?

 — Ну, если работы над сывороткой увенчались успехом, это не должно удивлять.

Выгрузив пленников, зоговцы разошлись по скиммерам, и шесть броневиков вскоре покинули лагерь. Пока они не уехали, я затаился на вершине гряды, но потом вернулся к наблюдениям. Кирахе сделал отрывистый жест, и шеренга роботов подняла автоматы на толпу пленников. Те стали раздеваться — кто-то неуверенно, через слёзы, как будто снимает с себя кожу, кто-то очень даже резво, лишь бы не провоцировать охрану на агрессию, но приказ профессора выполнили все. А тех, кто не захотел или постеснялся, роботы схватили и сами сорвали всю одежду. Интересно, они управляются копиями сознаний одержимых спермотоксикозом сексуальных маньяков? Потому что так грубо и яростно срывать с кого-либо одежду может только сексуальный маньяк. С живым интересом они начали осматривать пленников одного за другим вместе с Кирахе. Отобрав около дюжины, он оставил их, голых, стоять на месте, остальных роботы разогнали по ангарам. Как только последний из них исчез за стенами, Кирахе мотнул головой, и трое охранников длинными очередями посекли отобранную дюжину. У меня что-то кольнуло в районе сердец, я высоко приподнялся на руках и чуть не кинулся из укрытия. К счастью, разум оказался всё же сильнее, чем праведный, но безрассудный гнев. Я никак не смог бы помочь этим землянам. Только погубил бы себя и Эришкигал. Другой вопрос в том, нужно ли мне помогать вообще. Уж наверняка их сюда отправили не просто так. Может, это те самые подпольщики? Если их не казнить, они будут убивать моих братьев. Это вроде бы всё оправдывает, но старики, дети... Роботы взяли мертвецов за руки и ноги, потащили к зданию с дымящей трубой. Крематорий, сразу ясно. Один поволок по земле маленькое тельце, кудрявые соломенные волосы, окровавленные на затылке, возле сквозного пулевого ранения, цепляются за укрытую асфальтом землю, словно пытаясь задержать механическое чудовище. Может быть, руки именно этого ребёнка я заметил, когда он пытался выпрыгнуть из грузовика, не знаю точно. Не знаю, почему меня так волнует его смерть — дочку Хугеля я не пожалел, убив её отца. Не знаю, по какому признаку Кирахе отобрал именно эту дюжину. Мне вообще плевать, зачем ему пленники. Всё показалось неважным после того, что я увидел. Я не знаю, какую опасность могут представлять дети и старики для существ, которых не всякая пуля возьмёт. И не знаю, почему мои сердца разрываются.

Что-то в моём мозгу переключилось сейчас, и я услышал этот щелчок. Вот, значит, как мы несём землянам спасение и прогресс... Они нуждаются в нём, конечно, но что можно внушить издевательством над теми, кто явно не представляет опасности? Эти немцы уже сломлены, нет смысла усиливать их горе и страдания. Никто не любит иступлённое насилие ради насилия, даже я! Возможно, мне было бы легче, будь я уверен, что пленники сделали что-то во вред нам. Но я в этом не уверен и теперь не могу найти покоя, хочу во всём убедиться и разобраться, чтобы не чувствовать себя одним из этих извергов, а не могу. Неизвестность, неопределённость, неуверенность, моментально возникшие сомнения насчёт того, а так ли мы правы, впервые в жизни причинили мне боль. Ребёнку было лет пять! Его даже не отправишь продавать отравленные конфеты легионерам! А старики? Они без трости спину держать ровно не могут, не то что ружьё! И это противники для непобедимых некрианских легионеров?! Нет, не противники. Для легионеров — не противники. Кровь этих землян исключительно на руках зоговцев. Идеологи некрианской расы творят, что хотят, а нас называют бездушными машинами войны, чудовищами, цепь которых удерживает лишь рука имперского правительства — самого мудрого и справедливого в мире. Легко будет свалить все зверства и злодеяния наклонов — они ж ведь не по закону божескому рождены, души у них быть не может, и беззащитных они убивают как мух. Я смирился с тем, что мы должны делать за живорождённых грязную фронтовую работу — только поэтому я ещё здесь, в Легионе. Но я не хочу купаться в том дерьме, которое живорождённые с себя смывают на нас. Я никого не убил первым, я никого не убил просто так, я никого не убил по своей воле, я не убивал этих детей и стариков и не собираюсь раскаиваться в чужих грехах, потому что знаю правду. Брать на себя чужую вину после такого — это и будет ложью. А правду иногда достаточно просто знать. Как же ты был прав, Танах...

 — Ну? Про это ты тоже ничего не знаешь? — по лицу Эришкигал видно, что её постиг ещё более глубокий шок, чем меня. Но я собираюсь вызнать у неё всё здесь и сейчас, не делая никаких скидок, пока она растеряна и не догадается соврать. Её сослуживцы возят сюда землян на убой или на опыты к профессору, не мои. Клонам не отдавали приказ устраивать геноцид. Это политика консула такая? Вот пусть офицер по политической подготовке мне всё и разъяснит.