Сборник юмора из сетей - неизвестен Автор

Алена с удивлением рассматривала музей.

- Собака... с памятника? - с удивлением догадался доктор, указывая на бронзовую тварь.

Швондер вытянулся, глаза его блеснули.

- Не сметь называть собакой! Это товарищ Полиграф Шариков, красный командир!

- Позвольте... Но ведь это - собака, - смущаясь, сказал Борменталь.

- Для конспирации, - понизив голос, пояснил Швондер. - Красный командир, говорю.

- У-у, какой красный командир, - протянула Алена, дотрагиваясь до несимпатичной оскаленной морды собаки.

- Сберег от вредителей. Прекрасной души человек... А все дед ваш! - с угрозой произнес Швондер.

Он распахнул створки шкафа. Полки были уставлены папками. Швондер извлек одну. На обложке было написано "Борменталь И.А. Начато 10 февраля 1925 года. Окончено 2 мая 1937 года".

- Ввиду истечения срока давности... - сказал старик, обеими руками передавая папку Борменталю.

- Маринка, смотри! Колоссальная удача!.. Да иди же сюда быстрей! Борменталь торжествующе бросил папку на стол.

Жена оторвалась от газеты, недоверчиво посмотрела на Митю, затем нехотя подошла к столу.

Борменталь, волнуясь, развязал тесемки папки и раскрыл ее. С первого листа смотрела на них фотография Ивана Арнольдовича Борменталя с усиками, в сюртуке и жилетке покроя начала века, с галстуком в виде банта.

- Смотри! Это мой дед! - провозгласил Борменталь. - Я же его не видел никогда. Даже не представлял - какой он. А он здесь работал, оперировал...

Дмитрий выложил на стол кучу документов из папки, стал перебирать. Марина смотрела без особого интереса.

- А вот профессор Преображенский, - Борменталь поднял со стола фотографию. - Тот, что на памятнике... Между прочим, гениальный хирург!

- Митя, где ты это взял? - спросила жена.

- Это мне Швондер дал. Чудный старик. Немного в маразме, но все помнит...

- Дарья Степановна говорит - он тут дров наломал, - сказала Марина.

- Знаю, - кивнул Борменталь. - Время было такое. Одни оперировали, другие... сажали...

- Не понимаю! - Марина дернула плечом и отошла от стола.

Борменталь извлек из бумаг тонкую тетрадку.

- Господи! Дневник деда... - Борменталь уселся за стол, в волнении раскрыл тетрадь и начал читать вслух: - "История болезни. Лабораторная собака приблизительно двух лет от роду. Самец. Порода - дворняжка. Кличка - Шарик..."

- Очень интересно! - иронически пожала плечами Марина, снова погружаясь в газету.

Борменталь заскользил глазами по строчкам.

- Чудеса в решете! Слушай!.. "23 декабря. В 8.30 часов вечера произведена первая в Европе операция по проф. Преображенскому: под хлороформенным наркозом удалены яички Шарика и вместо них пересажены мужские яички с придатками и семенными канатиками..."

- Чем? - поморщилась Марина. - Митя, пощади!

Борменталь обиженно засопел, но чтение вслух прекратил. Однако, про себя читал с возрастающим интересом, постепенно приходя во все большее и большее изумление.

Наконец он вскочил со стула и обеими руками взъерошил себе волосы.

- Невероятно! Оказывается, это никакая не легенда! - он кинулся в кухню, схватил чашку, быстро налил себе половником компота из кастрюли, отхлебнул.

Марина с тревогой следила за ним.

- Была такая операция! Собака стала человеком! - провозгласил Борменталь. - Это потрясающе!

- Да что же в этом потрясающего, Митя? Собака стала человеком. Ты подумай. Кому это нужно? - возразила жена.

- Ты ничего не понимаешь в науке! - запальчиво воскликнул Борменталь. - Необыкновенная, потрясающая удача!

- Не понимаю, чему ты радуешься. Встретил мерзавца, который ухлопал твоего дедушку - и радуешься!

- Радуюсь победе разума! И тому, что деда нашел. Я же не знал о нем ничего... - борменталь подошел к клавесину, откинул крышку. - Ничего не осталось, кроме вот этого! - он ткнул пальцем в клавишу. - Представь себе: были Борментали. Много Борменталей. Несколько веков! И вдруг одного изъяли. Будто его и не было. А?! Что это означает?

Борменталь сыграл одним пальцем "чижика".

- А... что это означает? - не поняла Марина.

- А это означает, что я бездарь без роду и племени! Даже сыграть на этой штуке не могу! - внезапно огорчился он и в сердцах захлопнул крышку. - Все надо начинать сначала. Накапливать это... самосознание.

Раздался стук, в комнату просунулась голова Кати.

- Дмитрий Генрихович! Пандурин пришел, палец сломал.

- Об кого? - деловито спросил Борменталь.

- Об Генку Ерофеева.

- Сейчас приду. Обезболь пока.

- Да чего его обезболивать? Он уже с утра обезболенный, - Катя скрылась.

Борменталь натянул халат, вдруг приостановился, мечтательно посмотрел в потолок.

- Эх, показать бы им всем...

- Кому? Алкашам? - не поняла Марина.

- Мещерякову и всем этим... нейрохирургам. Они еще услышат о Борментале!

И он молодцевато вышел из дома, хлопнув дверью.

- Мам, зачем мы из Воронежа уехали? - уныло спросила появившаяся из своей комнаты Алена.

Швондер сидел в пионерской комнате на фоне горнов, барабанов и знамен. Был он при орденах, гладко причесан и чисто выбрит. Перед ним сидели на стульях скучающие пионеры и бдительные учительницы.

- Историю знать надо, - привычно скрипел Швондер. - Нынче на ошибки валят. Ошибки были. Но все делалось правильно. Потому что люди были правильные... Взять, к примеру, товарища Полиграфа Шарикова. Я с ним познакомился в двадцать пятом году. Что в нем главное было?.. Беспощадное классовое чутье. Полиграф прожил короткую и яркую жизнь. Был героем гражданской войны, о нем легенды складывались...

Швондер надолго замолчал, мысленно залетев в прошлое.

- Михаил Михайлович, вопрос разрешите? - предупредительно встряла пионервожатая.

- А? - Швондер приложил ладонь к уху.

- У товарища Шарикова были дети и внуки? Мы бы их в школу пригласили, устроили вечер памяти! - громко прокричала пионервожатая к явному неудовольствию пионеров.

Швондер задумался, потом вдруг встрепенулся.

- Этому не верьте! Враги распустили слух, что Полиграф был собакой. Я с ним в бане мылся, извините! Он человеком был!

Пионервожатая, догадавшись, что Швондер не понял вопроса, принялась строчить ему записку. Пока она писала, Швондер развивал свою мысль.

- Врагов много было. Всех не передушишь, хотя старались. Сделали много... Но контра имеет особенность прорастать... Что у вас?

Ему протянули записку. Он развернул ее, прочитал.

- Были дети у Полиграфа. Три сына и дочь... Хотя носили другие фамилии по законам военного коммунизма.

Внезапно за окном раздался громкий вой сирены "скорой помощи".

По коридору больницы двое санитаров в халатах быстрым шагом несли носилки с лежащим на них и накрытым простыней телом. За ними спешила медсестра Катя и ходячие больные. У всех были встревоженные любопытством лица.

Носилки внесли в операционную, двери закрылись.

Через минуту послышался топот сапог - это к операционной приближался местный участковый Заведеев. Он попытался проникнуть внутрь, но Катя его выперла.

- Нельзя, Виктор Сергеевич... Готовим к операции.

- Как он? - спросил участковый.

- Еще дышит. Доктор говорит, надежды нет... А кто это? Из сивцовских?

- Если б знать! - воскликнул участковый. - Подобрали на шоссе. Видать, машиной сбило. Документов при нем не обнаружено. По виду городской. Чего его сюда занесло? Теперь хлопот с ним не оберешься личность устанавливать...

Прошло еще несколько томительных мгновений, из операционной показался Борменталь, стягивая на ходу с рук резиновые перчатки.

- Поздно, - сказал он. - Катя, вызывайте паталогоанатома... Впрочем, на завтра. А сегодня я прошу вас с Дарьей Степановной остаться. Есть срочная работа.

И Борменталь направился в ординаторскую с видом человека, решившегося на что-то важное.

"...Эксперимент, Дружище, - вещь необходимая. Мы ведь страна экспериментальная. Наверху экспериментируют, внизу экспериментируют. Попробуем и мы, правда? Ты только не дергайся, стой смирно, сейчас я тебя отвяжу. Ты будешь отвязанный пес, а я отвязанный доктор... Немного потерпишь ради науки, мы тебя под общим наркозом, ничего и не заметишь. Эх, если бы нас всех под общим наркозом! Проснулся - и вот оно, светлое будущее! Раны зализал и живешь себе дальше... Да не виляй ты хвостом! Не гулять идем. Идем на дело, которое нас прославит. Тебя и меня...

Не исключено, Дружок, что ты станешь человеком. Если ты станешь человеком, я тоже стану человеком. Тут Нобелевкой, Дружище, пахнет. Преображенскому не дали, время было такое. Спасибо, что своей смертью умер и памятник поставили. Но поручиться за твое человеческое будущее не могу по двум причинам: во-первых, неизвестно, чем дело кончится, в дневнике деда на этот счет никаких разъяснений; во-вторых, за будущее сейчас вообще никто поручиться не может. Введут в Дурынышах президентское правление, поставят бронетранспортер на шоссе, и будем мы с тобой соблюдать комендантский час без коменданта. Впрочем, комендантом будет участковый Заведеев. Хотя он для этого мало приспособлен.