Сборник юмора из сетей - неизвестен Автор

Дружок проводил его глазами.

Борменталь, засунув руки в карманы пальто, быстрым шагом прошел по аллее парка мимо бронзовых бюстов Пастера, Менделя, Пирогова, Павлова и Сеченова, поставленных в ряд, и вышел к фасаду обветшавшего, но солидного деревянного строения с крашеными облезлыми колоннами по портику. Посреди круглой клумбы возвышался памятник пожилому бородатому человеку в котелке, стоявшему с тростью на постаменте. Рядом с бронзовым человеком из постамента торчали четыре нелепых обрубка, по виду - собачьи лапы.

Борменталь бросил взгляд на памятник, на котором было начертано: "Профессору Филиппу Филипповичу Преображенскому от Советского правительства", и легко взбежал по ступеням к дверям, рядом с которыми имелась табличка Центральной районной больницы.

На аллее показался глубокий старик с суковатой палкой, одетый в старого покроя шинель с отпоротыми знаками различия. Он шел независимо и грузно, с ненавистью втыкая палку в замерзший песок аллеи. Проходя мимо памятника профессору Преображенскому, сплюнул в его сторону и произнес лишь одно слово:

- Контра.

Старик заметил, что вдалеке с шоссе, проходящего вдоль деревни, сворачивает к больнице красный интуристовский "Икарус".

- Опять пожаловали... - злобно пробормотал он и, отойдя в сторонку от памятника, принялся ждать гостей.

"Икарус" подкатил к памятнику, остановился. Из него высыпала толпа интуристов во главе с гидом-переводчицей, молоденькой взлохмаченной девушкой в короткой курточке. Переводчица мигом собрала туристов возле памятника и бойко затараторила что-то по-немецки. Туристы почтительно внимали, озираясь на окрестности деревенской жизни.

Старик приставил ладонь к уху и слушал, медленно наливаясь яростью.

- По-русски говорить! - вдруг прохрипел он, пристукнув палкой по земле.

Туристы с удивлением воззрились на старика.

- Я... не понимаю... - растерялась переводчица. - Это немецкие туристы. Почему по-русски?

- Я знать должен! Я здесь командую! Перевести все, что говорила! потребовал старик, вновь втыкая палку в землю.

- Я говорила... Про профессора Преображенского... Что, несмотря на многочисленные приглашения из-за рубежа, он остался на родине. Правительство построило ему этот институт...

- Так бы его и пустили, контру... - пробормотал старик.

- Что вы сказали? - спросила переводчица, но ее перебила туристка, задавшая какой-то вопрос.

- Она спрашивает, почему для института было выбрано место вдали от города? - спросила переводчица.

- Собак здесь много. Бродячих, - смягчившись, объяснил старик. - Он собак резал. Слышали, небось, - "как собак нерезанных"?.. Из Дурынышей пошло.

Переводчица перевела на немецкий. Старик напряженно вслушивался, не отрывая ладони от уха. Последовали дальнейшие вопросы, на которые старик, почувствовав важность своего положения, отвечал коротко и веско.

- Что здесь сейчас?

- Больница. Раньше собак резали, теперь людей мучают.

- Правда ли, что у профессора Преображенского были проблемы с советской властью?

- Контра он был, это факт, - кивнул старик.

- Мы слышали, что в этом институте проводились секретные опыты по очеловечиванию животных, в частности, собак... - сказал пожилой немец.

Старик, услыхав перевод, вдруг мелко затрясся, глаза его налились кровью.

- Не сметь! Не сметь называть собакой! - почти пролаял он, наступая на немца. - Он герой был!

Переводчица поспешно объяснила гостю по-немецки, что слухи о таких операциях не подтверждены, это, скорее, легенда, порожденная выдающимся хирургическим талантом Преображенского. Старик подозрительно вслушивался, потом, наклонившись к уху переводчицы, прошептал:

- Полиграф собакой был, точно знаю. Этого не переводи...

И, круто повернувшись, зашагал к дверям больницы.

Борменталь в своем кабинете отодвинул занавеску, взглянул в окно. "Икарус" медленно отъезжал от больницы. Доктор вернулся к столу. Медсестра Катя возилась с инструментами у стеклянного шкафа.

- И часто ездят? - спросил Борменталь.

- Последнее время зачастили. Раньше-то никого не было... - ответила Катя.

Распахнулась дверь кабинета, и на пороге возник знакомый уже старик. Он был уже без шинели и палки, в офицерском кителе без погон, но с орденской планкой.

Борменталь поднял голову от бумаг.

- Понятых прошу занять места! - четко произнес старик.

- Как вы сказали? - не понял Борменталь.

- Дмитрий Генрихович, это Швондер. Не обращайте внимания, он всегда так говорит. Привычка, - чуть понизив голос, спокойно объяснила Катя.

- Катя... - Борменталю стало неловко от того, что Швондер может услышать.

- Да он почти глухой, - Катя подошла к Швондеру, громко прокричала ему в ухо: - Проходите, Михал Михалыч, садитесь! Это наш новый доктор!

Старик сделал несколько шагов и опустился на стул перед столом Борменталя.

Борменталь нашел историю болезни.

- Швондер Михаил Михайлович, девятьсот третьего года рождения, ветеран КГБ, персональный пенсионер союзного значения... - прочитал он на обложке. - На что жалуетесь, Михаил Михайлович, - обратился он к Швондеру.

- Здесь спрашиваю я, - сказал Швондер. - Фамилия?

- Моя? Борменталь, - растерялся доктор.

- Громче. Не слышу.

- Борменталь! - крикнул доктор.

- Статья пятьдесят восьмая, пункт три, - подумав, сказал старик. Неистребима гнида.

Борменталь не находил слов.

- Опять заскок, - привычно сказала Катя, снова подошла к Швондеру. Не дурите, больной! Не старый режим! - крикнула она ему в ухо.

Швондер сразу обмяк, жалобно взглянул на Борменталя.

- Суставы у меня... Болят...

- Артроз у него, Дмитрий Генрихович, - сказала Катя, помогая Швондеру пройти к накрытому простыней топчану и раздеться.

- Диагноз ставлю я, запомните, - Борменталь мыл руки.

Он подошел к лежащему на топчане Швондеру в трусах и в майке, ощупал колени.

- Снимок делали? - спросил он.

- А? - отозвался Швондер.

- Полно снимков, - Катя протянула доктору пакет черной бумаги.

Борменталь вынул рентгеновский снимок, посмотрел на свет.

- Борменталь... Иван Арнольдович... Не ваш родственник? - слабым голосом спросил старик.

- Это мой дед.

- Враг народа, - доверительно сообщил Швондер.

Борменталь оторвался от снимка.

- Иван Арнольдович посмертно реабилитирован в пятьдесят девятом году, - веско сказал он. - А вы что, его знали? - спросил он, снова ощупывая колени старика.

- Громче, - потребовал Швондер.

- Знали его?! - наклонился Борменталь к старику.

- Как же. Доводилось. Контра первостатейная.

- Да как вы може... - Борменталь смешался.

- Не обращайте внимания, Дмитрий Генрихович. У него все контры, сказала Катя.

- Да, да, да... - кивал старик. - Вы заходите ко мне, я вам кое-что покажу интересное... Внук за деда не отвечает.

Коттедж Швондера, где старик жил в одиночестве, помещался на самом краю бывшего поселка сотрудников профессора Преображенского. Темный дом, в котором светилось лишь одно окно, заброшенный двор с каменным гаражом-сараем... В деревне выли собаки, кричали кошки.

Борменталь с дочерью добрались до двери коттеджа и постучали. Дверь тут же бесшумно распахнулась, и на пороге возник Швондер с пистолетом в руке.

- Стоять! Ни с места! Стрелять буду! - прокричал он.

Алена в страхе спряталась за спину отца.

- Это я, Борменталь, Михал Михалыч! И дочь моя, Алена! - громко произнес Борменталь.

Швондер опустил пистолет и указал другой рукою в дом. Они прошли темным коридором и вошли в комнату, поражавшую аскетизмом. Железная крашеная кровать, заправленная по-солдатски тонким одеялом, рядом грубая тумбочка. В изголовье кровати, на стене висел портрет Дзержинского.

Швондер был в пижамных брюках, в которые была заправлена гимнастерка с прикрученным к ней орденом Красной Звезды. Он положил пистолет на тумбочку и повернулся к гостям.

- Михаил Михайлович! - собравшись с духом, громко начала Алена. Наша школа приглашает вас на встречу. Мы просим рассказать о вашей биографии...

- Ей директриса поручила, - словно извиняясь, сказал Борменталь.

- Правнучка, значит... Благодарю... Правнучка за прадеда не отвечае т... - бормотал Швондер, кивая.

Борменталь осматривал комнату.

- Вы давно здесь живете? - спросил он.

- Да лет шестьдесят. Как институт построили... этой контре.

- Вы у Преображенского работали?

- Работал, да. При нем... Пойдемте, я вам покажу, у меня тут целый музей...

Старик пошаркал в соседнюю комнату. Борменталь с дочерью двинулись за ним.

Там, и вправду, был музей. В центре, на специальной подставке, стояла бронзовая собака на коротких обрубленных лапах. По стенам висели фотографии в строгих рамках, именная шашка; на столе, накрытые толстым стеклом, лежали грамоты.