Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроушед не сомневался, что к «самоубийству» Согреда Эллин имеет такое же непосредственное отношение, как и к казни неосужденного Эварда, гибели Шеффилда и к еще черт знает каким преступлениям.
Уже твердо решив явиться к Грей с покаянием, Кроушед тем не менее не торопился делать это. Его отплытие от Рейдера, как и возвращение на него, ничьего внимания не привлекли, а значит, взрыву в море никто особого значения не придал. Следовательно, несколько дней в запасе у него все еще имеется.
Он решил выждать. Затаиться, посмотреть, как станут развиваться события дальше.
Впрочем, возможность явиться перед очи Грей с повинной головой человека, не пожелавшего взлететь на воздух, представилась старому моряку довольно быстро — как только ему позвонила леди Удайт.
— Мистер Кроушед? — проговорила она бархатным грудным голоском. — Это правда, что вы являетесь новым палачом тюрьмы «Рейдер-Форт», а, мистер Кроушед?
Адмирал принял изрядную долю коньяку и теперь восседал на своем видавшем виды потрепанном диване, с такой гордостью обнимая за талию двадцатидвухлетнюю поселковую путану, словно только что совладал с «Мисс Америка».
— «Исполнителем приговоров» — так это значится в моем договоре с администрацией. — Адмирал не сомневался, что Удайт является «человеком Грей», но оптимистично прикинул: может, оно и лучше, что вести о нем дойдут до мафиози Грей из уст ее же подруги.
— Нам нужно было бы встретиться. И как можно скорее.
— Не вижу необходимости в этом, леди Удайт. Рядом со мной восседает красивейшая из девиц Последнего Пристанища, лет, эдак, на десять моложе вас. Люси, мяукни госпоже редакторше пару слов.
— У нас с мистером Кроушедом медовый месяц, — пьяно проворковала еще сохранившая следы молодости и красоты проститутка, до сих пор слывшая одной из самых дорогих и престижных на острове. — Вам приходилось когда-нибудь заниматься любовью с палачом, леди неудовлетворенка?
— А с казненным не пробовали?
— То же самое, что заниматься лесбиянством.
Отнимая у Люси трубку, Кроушед ожидал, что Валерия Удайт вспылит, и был удивлен, когда она все тем же томным бархатным голоском изрекла:
— Если бы оказалось, что на коленях у вас покоится головка одной из достойнейших леди Рейдера, это очень бы подняло вас в моих глазах. Но тащить к себе в дом проститутку… Вы меня, мистер Кроушед, разочаровали. Однако звоню я не в связи с вашими сексуальными проблемами. Надо поговорить.
— О чем?
— Возникло несколько вопросов.
— Если по поводу казни Шеффилда…
— И по поводу казни — тоже.
— На эту тему я не стану беседовать даже со следователем. Я не вправе давать каких-либо показаний в связи с казнью преступника, а уж тем более — трепаться в присутствии журналистов. Таковы условия договора.
— Не суетитесь, мистер Кроушед. Возникло, по крайней мере, два вопроса, на которые вам все же лучше ответить мне, нежели следователю. И если вы окажетесь достаточно вежливым и правдивым и мы найдем общий язык, — вопросы следователя уже не последуют. Как вам мой каламбур? Вы поняли, о чем речь, палач медового месяца?
— Ни черта я не понял.
— Буду у вас завтра, в это же время.
— Если готовы заменить Люси…
— Подобных предложений в присутствии проституток джентльмены не делают, — вновь поразила его Валерия своим стоическим многотерпением.
— И это единственное возражение, мэм?
— Советую ждать, причем в кристально трезвом виде, отмывшись от «прелестей» Люси.
35
Коллин вышел на балкон и запрокинул голову, словно мореплаватель, потерявший всякие ориентиры и теперь пытавшийся разобраться в хитросплетениях чужеземных небес. Только сейчас он по-настоящему понял, сколь проницательна и непредсказуемо опасна женщина, которой он и так слишком неосмотрительно и слишком долго доверялся.
«Что с ней делать? Как от нее избавиться? — размышлял Коллин. — Убить? Выдать полиции, явившись при этом с повинной? А что, собственно, он теряет? С его-то диагнозом?»
— Что это вы так безмятежно умолкли, дорогой мистер Коллин? — ехидно поинтересовалась гостья. — Если считаете, что стихи рождаются только тогда, когда убегаете от женщины на ночной балкон, то вы ошибаетесь.
— Хотите, чтобы все ваши сомнения я развеял прямо сейчас? Посреди ночи? — вернулся Коллин в комнату. Но продолжал оставаться у двери.
— Как тлетворное дуновение знойного сирокко пустынь губит все нежные ростки злаков, так и разлагающее действие сомнения губит все ростки духовного развития.
— Что это за бред вы несете, любезнейшая? — сухо и резко поинтересовался хозяин особняка. Ему уже не терпелось поскорее прекратить этот навязчивый визит дамы. И вообще выпроводить ее из своего дома, из городка, с острова, из этой жизни. Так она ему опостылела.
— Это не бред. Скорее — молитва! Из учения Агни Йоги о психической энергии. Там говорится, что сомнение — одно из отвратительнейших состояний человеческого духа. Человек, во всем сомневающийся, есть человек, духовно разлагающийся. Я слишком увлечена этим учением, чтобы позволять себе обвинять кого-либо, исходя из собственных губительных сомнений. Несколько слов правды — вот все, что требуется, чтобы вы предали себя спасительному сну этой бессонной ночи раскаявшимся и очищенным.
Коллин тяжело вздохнул, вернулся к столу и, уже не раздумывая, наполнил вначале свою рюмку, затем рюмку Эллин. Наблюдая за его действиями, гостья хихикнула, как девчушка, озорно следившая за тем, как ее пытаются споить, чтобы затем изнасиловать. Причем ни в одном, ни в другом отказывать себе она не собиралась.
— У меня и не было намерения погибнуть этой ночью, мисс Грей, — проговорил Коллин, вновь обращая взор к лоскутику ночного звездного неба, открывающегося в просвете балконной двери. Голос его звучал столь глухо и отдаленно, словно долетал из высших сфер.
— Господи, стоило ли так терзаться этой своей тайной? — иронично подбодрила его Эллин. — Вернувшись из морской прогулки, вы конечно же заявили бы, что мина не сработала. Умолчав о том, что выбросили ее за борт через десять минут после отхода.
— Именно так я и намеревался выйти из создавшейся ситуации, — скорбно признал Коллин. — Вам ли упрекать меня?
— Считаете, что упрекать вас имеет право только тот, кто сам выслушал приговор врачей? Напрасно вы так. Но дело не только в том, что, выбросив мину, вы спасли бы себе жизнь и при этом спокойно доставили Шеффилда
