Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад - Роберт М. Вегнер

– Какой символ?

– Ты хорошо знаешь какой. Я говорил уже тебе, что езжу по окрестностям, бываю и в лагерях. Все чаще вижу сопляков, носящих на шее колесо о восьми спицах. Безумствуют вокруг городов на колесницах, делают вид, что сражаются с конницей, спят и видят военную славу. Но мы, Фургонщики верданно, спутанные глупым обычаем, всегда будем проигрывать свои войны, потому что времена малых народов подошли к концу. Меекханцы, се-кохландийцы, а наверняка и другие обнаружили это уже давно, братишка: наступило время империй, больших, сильных и крепких. Наше плато и так слишком долго пребывало на обочине. Другие давно уж обнаружили истину, которую вы не замечаете.

Установилась тишина. Первый тянул с тем, чтобы задать очевидный вопрос. Вместо этого встал, расставив ноги, наклонил голову, смерил брата взглядом:

– Какую? Какой же это истиной осчастливит нас мой младший брат?

– Что из седла видно побольше, чем из-за конской задницы. – Эсо’бар повернулся на пятке и вышел.

Установилась тишина – надолго.

– Вот так всегда. – Кай’ла нетерпеливо шевельнулась. – Вы всегда ругаетесь, а потом Третий сбегает. В последний раз было точно так же. Точно так же, как и с отцом. Орут друг на друга и шипят, словно пара одичалых котов, а потом один яростно лупит в кузнице молотом, а второй исчезает где-то на целый день.

– Я говорил отцу, пусть приедет с семьей в Мандаллен, там, в лагере, между своими, Эсо’бар быстро позабудет об этих глупостях. Здесь… – Первый покачал головой и, что поймало Кайлеан врасплох, выглядел и вправду опечаленным. – Здесь он раньше или позже сломает Клятву.

Говорил он сейчас на анахо, но ему все равно не было нужды в дополнительных жестах. Для верданно существовала лишь одна Клятва. Та, которую они принесли Лааль Сероволосой. Что никогда не станут ездить на конском хребте.

– А в лагерях этого не случается? – вмешалась она. – Никогда?

– Случается, кузина, случается. Некоторым тесно в родных фургонах, подумывают о том, чтобы их дом осел на земле. А есть и такие, которым не по вкусу оставаться гостями, и они желают сделаться меекханцами.

– Разве это плохо?

– Хм, мир, полный меекханцев? Единые законы и обычаи, единая религия. Ты бы и вправду этого хотела?

– Ты же знаешь, что не об этом здесь речь, Первый. Я спрашиваю, плохо ли то, что кто-то ищет собственный путь? Другой, нежели путь отцов и дедов.

– Ага, – вмешалась Нее’ва. – Добавь еще – матерей и бабок. Вы треплетесь, словно из колесницы выпали, а все, как всегда, из-за девушки. Дочка мельника из Леввена. Эсо’бар ездит к ней уже с год… Ну что? Что ты меня толкаешь, Первая? Тоже мне большая тайна! Девушка – меекханка, как Кайлеан, светлые волосы, голубенькие глазки. Вскружила ему голову – и только-то. Нынче он по муку ездил бы каждые три дня, и грызутся о том с отцом каждую минуту. И именно ради нее Третий готов вскочить в седло – я готова поспорить на что хотите.

Кайлеан слышала об этом впервые, и, судя по взглядам, которыми обменялись с Нее’вой остальные, это было новостью не для нее одной. Может, за исключением Ана’вы, которая воткнула в сестрицу яростный взгляд.

– Я никогда больше ничего тебе не скажу.

– Не скажу, не скажу. Держала бы ты язык за зубами, а они бы сейчас друг дружку ножами резали. Пусть Первый привезет из Манделлен какую-то красотку, и Эсо’бар на раз-два вернется к семье. Девушки-то там есть красивые, а, Дер?

– Не знаю. Но в сравнении с тобою, Вторая, языки-то у них наверняка покороче.

Нее’ва послала ему короткий жест на низшем наречии. «Глупец» и «тупой вол». Он улыбнулся и обронил на ав’анахо:

– Коза-задавака, – с жестом, что означал «любимая».

Она фыркнула и демонстративно повернулась спиной. Кайлеан только улыбнулась. Нее’ве в этом году исполнялось пятнадцать, и большинство ее мыслей крутилось вокруг парней, девушек и отношений между ними, а поскольку из Фургонщиков рядом были только братья, это начинало становиться раздражающим. Но, вероятно, благодаря такому она и попала в цель. Может, в этом-то и было все дело – Эсо’бар по-глупому потерял голову и теперь старался понравиться избраннице и ее родным. Помешать такой связи могли не столько матери семей, сколько происхождение. Не слишком много родовитых жителей империи решилось бы выдать дочку за верданно. Но если хорошо разыграть… Минутку она раздумывала, как бы оно было – ввести в семью еще одну меекханку.

Фен’дорин внезапно заглянул внутрь фургона:

– Что вы сделали с Третьим? Он ворвался на кухню с такой физиономией, что мы решили по-быстрому оттуда смыться.

– Да как обычно, – проворчала повернутая спиною Нее’ва. – Ссорятся из-за мелочей, а потом один ворчит, а второй отправляется плакаться матери.

– Твой кха-дар здесь. – Ген’дорин появился в дверях и глянул на Кайлеан. – С отцом разговаривает. В кузнице.

Они обменялись с Первым растерянными взглядами. Ласкольник редко проведывал кузнеца, она и сама не знала, по какой причине, а потому, если он выбрался сюда, вместо того чтоб попивать холодное пиво, дело должно быть серьезным. Дер’эко нахмурился, сдвинул плечи:

– Ты что-нибудь об этом знаешь, Кайлеан?

– Впервые слышу. Он вообще не вспоминал, что намеревается сюда выбраться.

– Хочешь узнать, зачем он сюда пришел?

– Подслушивать собственного кха-дара? – Она состроила оскорбленную физиономию и сейчас же широко улыбнулась. – Не откажу себе в удовольствии.

– Остальные сидят здесь, – решительно сказал Первый. – Если все родственнички примутся толочься под стеною, то они наверняка все сообразят. С востока или юга?

– С юга. Выход напротив, будет лучше видно.

– Хорошо.

Плетенные из ивняка стены кузницы должны были обеспечить доступ воздуха, но хватило чуть раздвинуть несколько веток, чтобы заглянуть внутрь. Ласкольник оделся словно для обычного визита. Рубаха, штаны, пояс. Даже меча не взял. Кайлеан тоже ходила без сабли. Было слишком горячо, чтобы таскать с собой железо, да ведь Лифрев – это Лифрев. Дом, одним словом.

Мужчина стоял подле большой наковальни и задумчиво глядел на разложенные рядом с ней инструменты. Наконец он взял маленький молоточек и начал рассматривать его головку. Анд’эверс был занят разгребанием уже остывшего пепла горна. Повернувшийся к кха-дару спиной, он казался окончательно поглощенным этим делом.

– Завтра, – проворчал он наконец. – Я только-только разгрузил фургон металла. К тому же нынче у меня дома Первый, а это нелучшее время для такой работы.

– Знаю. – Ласкольник задумчиво стукнул маленьким молоточком в наковальню. – Я видел колесницу.

Ни слова больше, но кузнец окаменел, напряг мышцы предплечий, железный крюк заскрежетал о горн.

– Это ничего не значит, – сказал он после короткого молчания. – Многие молодые ездят нынче таким вот образом. Колесница быстрее фургона и не требует разрешения.

– Верно. Хотя из того, что я знаю, торговый фургон тоже не требует разрешения.

– Но он медленный. Фургон будет катиться целый день, а колесница домчится за два-три часа, и кони даже не вспотеют. Только в этом и дело.

Молоток ударил в наковальню снова, головка его подскочила и сразу же упала вниз, исполнив серию затихающих ударов, наполняя кузницу певучим звуком. Ласкольник казался почти загипнотизированным, поскольку ни на миг не отрывал взгляда от орудия.

– Цена железа и стали подскочила, – проворчал он. – И сильно.

– И кому ты это говоришь, генерал? Это как если бы ты рассказывал каменщику о новых ценах на кирпич и побелку. Я знаю, насколько подорожало железо.

– А как пошли вверх дубовые доски? И воловьи кожи? И овес? И тетивы для дуков и арбалетов? И наконечники стрел и дротиков?

– Если бы железо подорожало, а наконечники упали в цене – мы могли бы об этом поговорить. Это было бы странно и непонятно – то, о чем болтали бы купцы. Но так? Что в этом странного?

Анд’эверс закончил грести в горне и принялся рассматривать висящие по стенам инструменты. Он все еще не поворачивался к гостю. Присевшая под стеной Кайлеан надеялась только на то, что тень, падающая от обширной крыши, достаточно скрывает абрис ее силуэта. Словно бы ничего такого не происходило, кузнец и кха-дар вели банальный разговор о ценах того и этого. Но все же что-то подсказывало ей, что, если их обнаружат, Ласкольник будет очень недоволен. Дер’эко сидел рядом, почти приклеившись к стене.

– Дуб, сосна, ясень, липа, кедр. Никогда еще столько древесины не ехало степями. Это не единичные караваны – это целые их вереницы. Из западных и северных провинций идут сюда повозки, доверху груженные разными сортами древесины, и, вообрази себе, дружище, цена все еще растет. – Ласкольник закончил играться с молотком и потянулся к тяжелым щипцам.

Раскрыл и защелкнул их несколько раз, словно удивляясь тщательности работы. Узнаешь ремесленника по его орудиям – так он всегда повторял и в этот миг, казалось, намеревался оценить Анд’эверса по качеству инструментов в кузнице. Казалось, что Ласкольник сосредоточил на клещах все свое внимание.