Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад - Роберт М. Вегнер

– Но в караване, – продолжила она через мгновение, – не было бы меня, тетя. И этот суп прошел бы мимо, а уж это-то я назвала бы истинным несчастьем.

Благословен язык, на котором можно произнести столь простое вранье.

Глаза тетушки на миг просветлели.

– Дер’эко вернулся вчера, – сказала она. – Вы уже виделись?

Кайлеан покачала головой:

– Нет, тетя, а дядя даже словом не обмолвился, что первородный – в доме. Кто-то здесь заслужил вожжей.

Ответил ей тихий смех.

– Не тебе одной иной раз хочется это сделать, Кайлеан. Но он таков, каков есть, и я надеюсь, что наконец-то поговорит с Первым и они перестанут глядеть друг на друга волком.

Старший сын выехал в Манделлен против воли отца, который полагал, что мальчику следует еще многому научиться. Но Дер’эко настоял на своем. Во-первых, в этом городе-лагере жило больше всего верданно в восточных провинциях. Во-вторых, это малое сельцо, которое однажды обросло тысячами фургонов, неожиданно сделалось важнейшим городом пограничья, потому что такое количество людей притягивало купцов и ремесленников со всех окрестностей. Купцы приезжали за элементами конской упряжи, ремесленники – чтобы предложить то, чего сами Фургонщики не изготавливали, например глиняные кувшины либо стеклянные бутылки. Через несколько лет в Манделлене кроме множества тысяч беглецов с Северной возвышенности обитало, как минимум, десять тысяч прочего люду. Город сделался без малого столицей, где всякий кузнец был на вес золота. А Анд’эверс, хотя и объявлял, что сыновья его еще ничего толком не умеют, хорошо обучил их ремеслу.

Дер’эко мигом нашел работу и, едва только купил на собранные деньги собственный угол, сманил в город второго брата, Рук’герта. Кайлеан надеялась, что скоро один либо другой появится в Лифреве в сопровождении какой-нибудь серьезной матроны, желающей оценить имущество семьи и сторговаться насчет цены за смуглокожую, миндалеокую красавицу, которая похитила сердце одного из братьев. Отчасти Кайлеан понимала опасения кузнеца. Если все его сыновья захотят жениться, он разорится. Семеро сыновей и три дочки – нелучшая пропорция в племени, где за невесту платили лошадьми, скотом и разноцветными фургонами.

Но Дер’эко приехал один, иначе тетушка сообщила бы о таком с порога. Пожалуй, никто так в семье не дожидался первой свадьбы, как она.

– Где я его могу найти?

– Первого? Наверняка в спальне с остальными, которых сбивает своими рассказами о большом городе. Оглянуться не успеем, как он всех их туда сманит, и мы останемся вдвоем, пара старых дураков да шесть фургонов.

– Не думаю, тетя, – Кайлеан отмахнулась от опасений тетушки. – Даже если парни выедут, то лишь затем, чтобы вернуться с каким-нибудь приобретением. И оглянуться не успеешь, а получишь полные руки внуков. Парни всегда возвращаются домой; это мы, девицы, улетаем и вьем гнезда на стороне.

От входа донеслось покашливание.

– Ты что же, хочешь нам о чем-то сказать, Кай?

Только один человек имел привычку сокращать ее имя на верданнский манер. Она повернулась к двери и смерила вошедшего взглядом:

– Ну на тебе: мало того что разодет, словно франт, так еще и подслушивает. Не интересны тебе рассказы старшего брата?

Вее’ра широко улыбнулась и протянула руки к сыну:

– Здравствуй, Эсо’бар. Уже вернулся? Как покупки?

– Десять больших кусков аломбенской стали и тридцать малых, половина аломбенской, половина из Дерца. Фургон едва дошел, но мы справились. Я и кони. Отец должен быть доволен. А рассказы Дера у меня наверняка будет еще случай послушать. Уж он об этом позаботится. – Эсо’бар шагнул в кухню и обнял мать.

Третий по старшинству сын кузнеца унаследовал красоту Вее’ры. Когда они стояли рядом, казались парой близнецов, которых каприз судьбы разделил четвертью века. Те же самые черты лица, тот же рост, та же худощавая, исполненная грации фигура. Вот только парень, подобно всадникам равнин, носил мешковатые штаны, подвязанные изукрашенным поясом, высокие сапоги, зеленую шелковую рубаху, а к ней зеленый же вышитый жилет. Кое-кто из мужчин чаардана Кайлеан принаряжался так на свадьбы или при какой иной важной оказии. К тому же волосы Эсо’бар зачесывал назад и перевязывал вышитой лентой – вместо того чтоб заплетать в традиционную косу. Так одевались воины нескольких приграничных племен, и мода эта распространилась по всем восточным провинциям. Если бы Эсо’бар вскочил в такой одежде в седло и натянул на лицо капюшон, никто бы и не догадался, что он – верданно во втором-третьем поколении.

Всякий раз, когда они виделись, Кайлеан раздумывала, насколько же велик у него соблазн так и поступить. Однажды поймала его в конюшне стоящим подле Торина и оглаживающим с непроницаемым выражением лица конский хребет. Если он хотел попытаться, если искушала его поездка верхом, этот конь был единственным, кто сумел бы его принять. Остальные лошади семьи никогда не знали седла на спине. Кайлеан тогда пристукнула дверьми посильнее, вырывая Эсо’бара из транса. Они никогда не разговаривали на эту тему, но с того времени она внимательней к нему присматривалась. Поведение его, то, как он одевался, факт, что он говорил на меекхане, словно родовитый обитатель империи, перестали быть лишь юношескими бзиками. Ее сводного кузена мучила некая заноза, что приказывала ему искать… она даже не знала, чего именно. Должно быть, она и сама жила рядом с ними слишком долго, потому что мысль, что он мог бы порвать с семьей, вскочить в седло и попытаться найти себе другое место в жизни, как-то не укладывалась у нее в голове.

Это только юношеские фокусы, ему всего лишь восемнадцать, пройдет – такие слова, будто кирпичи, возводили стену, за которую она прятала свое беспокойство. Ну и, конечно же, разум подсказывал очевидное объяснение. После отъезда старших братьев именно Эсо’бар чаще всего отправлялся в Лифрев на торги. Тетушка Вее’ра твердила, что у него к такому талант, и Кайлеан не могла с нею не согласиться. А что он одевался и вел себя словно местный? Ну так это облегчало ему торговлю. Любой купец всегда хуже воспринимает того, у кого на лбу написано: «чужак». Это понятно, просто и логично – и было очередным кирпичом в стене. А беспокойство, что всегда поднималось в ней при виде третьего из сыновей Анд’эверса, уменьшалось.

Потому и теперь она лишь улыбнулась и обняла кузена.

– Содрали с тебя шкуру? – спросила Кайлеан.

– Пытались, но я не дался. – Его улыбка была искренней и широкой. – Сартай знает, что не только он продает хорошее железо, а потому не слишком сильно пытался меня обмануть.

Он потянул носом и обратился к матери:

– Мм, а что это так пахнет? Ты вознамерилась задразнить сына до смерти?

– Фургон разгружен? Кони досмотрены?

– Мама…

В этом его «мама» было все: ласковая насмешка, чувственность, шутка. Оба знали, что она могла и не спрашивать о настолько очевидных вещах, однако – что Кайлеан открыла, едва только став с ними жить, – верданно никогда не говорили о своих чувствах прямо.

– Ты знаешь, где миски и ложки, потому не заставляй старушку-мать тебе еще и прислуживать. И лучше поспеши.

– О? А с чего бы? Я вижу большой котел.

– А я слышу, что близнецы уже не работают. Прибраться в кузне займет у них несколько минут, а добежать до кухни – три удара сердца. Четверть часа – и половина супа исчезнет. А то и больше.

Кайлеан быстренько доела из своей миски и безо всяких угрызений совести долила себе вторую порцию, лишь обменявшись понимающей ухмылкой с Эсо’баром. Близнецам было пятнадцать, и они все еще росли. А это значило, что, когда не работали или не спали, они искали чего бы съесть. Кайлеан готова была поспорить на собственного коня, что идущие из кухни запахи сократили работу над ножами на добрых полчаса. И что, когда братья покинут кухню, тетушке Вее’ре придется готовить добавку для остальной семьи.

Хлебая суп, она снова согласилась с Аандурсом. Захоти жена кузнеца принять место повара на его постоялом дворе, услыхали бы о том на сотни миль окрест.

А то и дальше.

Выходя из кухни, она разминулась с близнецами. Те едва ее не стоптали. Она улыбнулась и направилась в сторону третьего фургона. Если тетушка права, это там Дер’эко хвастался рассказами из своей городской жизни. По сравнению с Манделленом Лифрев и вправду выглядел поселком. Но для всей семьи он вот уже несколько лет оставался домом. Как и для нее. Несмотря на то что то один, то второй глупец ворчал себе под нос насчет того, что урожденная меекханка живет с верданно, бо́льшая часть обитателей городка следила за своими словами, исходя из убежденности, что если уж девушка не жалуется, то ее никто и не обижает. Это была такая… Кайлеан всякий раз пыталась найти должное определение… суровая пограничная мудрость, берущая начало в постоянной угрозе со стороны восточного соседа. Делай, что хочешь, живи, как сумеешь, лишь бы во время нападения ты сражался на правильной стороне.