Imprimatur - Рита Мональди

Пока я отряхивался, пытаясь подавить вновь подкатившую к горлу тошноту, мне представилась возможность разглядеть и второго субъекта: он как раз поднял голову. Разглядеть – громко сказано, поскольку на нем был грязный балахон с необъятными и длиннющими рукавами и капюшоном, почти полностью скрывавшим лицо. В щель, образовавшуюся между краями капюшона, было видно немногое и то лишь когда мрак слегка редел. Да так оно было и к лучшему, поскольку в результате пытливого вглядывания я различил наличие, во-первых, одного глаза, наполовину закрытого бельмом, и другого – с непомерно раздувшимся и вылезающим из орбиты глазным яблоком; во-вторых, носа, обтянутого желтоватой лоснящейся кожей и очень напоминающего огурец; и в-третьих, рта, чье местонахождение можно было установить разве что по нечленораздельным звукам, изредка оттуда доносившимся. Две крючкообразные кисти с длинными ногтями, столь же дряхлые, сколь и сильные, поочередно выступали из рукавов балахона.

Аббат обернулся ко мне и перехватил мой испуганный и исполненный вопрошания взгляд. Знаком указав одному из двоих, которому страх как хотелось обрести свободу, что он может присоединиться ко второму, роющемуся в зловонной куче, аббат промолвил:

– Ну не диво ли, на постоялом дворе я то и дело чихаю, тогда как здесь, среди этой грязи и пыли, чихнул всего-то раз или два – Атто тщательно отряхнул рукава и плечи и принялся пояснять мне: – Два любопытных существа, с которыми мы столкнулись, принадлежат к жалкой и, увы, пополняющей свои ряды ораве тех, кто по ночам проникает в бесчисленные римские подземелья в поисках сокровищ. Но не драгоценностей и не античных статуй, а реликвий святых и мучеников, которыми кишели некогда, да и сейчас еще катакомбы и могилы, рассеянные по всему городу.

– Что-то я никак не возьму в толк, разве позволено выкапывать из могил что бы то ни было? – прервал я его.

– Не только позволено, но и поощряется, – с иронией в голосе отвечал аббат. – Поселения первых христиан рассматриваются как богатая в духовном отношении почва и место охоты ut ita dicam [87] для возвышенных душ.

В свое время святой Филипп Нери[88] и святой Карло Борромео[89] имели обыкновение предаваться в катакомбах молитве, – напомнил мне аббат. – А в конце прошлого века один отважный иезуит, некий Антонио Бозио, забрался в самые потаенные уголки Рима и исследовал все подземелья, сделав массу открытий и описав их в книге «Roma Subterranea»[90], принесшей ему заслуженную известность. Примерно в 1620 году папа Григорий XV постановил, что надлежит извлечь из катакомб бесценные останки святых и разместить их в храмах всего христианского мира, возложив эту священную задачу на кардинала Крещенци.

Я обернулся к этим так сказать не совсем обычным представителям рода человеческого, которые колдовали над костями и черепами и издавали какие-то непристойные звуки.

– Знаю, тебе представляется удивительным, что исполненная великой духовности миссия находится в руках подобных типов, – догадался Атто. – Дело в том, что спуск в катакомбы и искусственные гроты, которыми изобилует Рим, не всякому по плечу. Приходится без счету подвергаться опасности: водные препятствия, осыпи, обвалы. Не мешает также иметь крепкий желудок, чтобы рыться среди всех этих останков и отбросов.

– Но речь ведь о старинных костях?

– Так-то оно так. Но посуди сам – как, к примеру, повел себя ты? Наши новые знакомцы завершили осмотр некоего участка – они рассказали мне об этом, пока ты находился в беспамятстве, – перетащили все свои трофеи в одно место – катакомбы не близко, конкурентам сюда не добраться – и думали, что здесь-то точно никого не встретят. Когда мы нагрянули, они в панике бросились врассыпную, ты налетел на их заветную кучу, и она рухнула, погребя тебя под собой.

Я снова взглянул на двух старателей, служащих великой цели, и присмотрелся, чем они занимались – чистили кости, соскабливая с них остатки плоти. Куча, в которую я угодил, судя по всему, первоначально намного превосходила меня по высоте. На самом деле человеческие останки, как то: черепа, длинные кости, позвонки – составляли лишь малую часть той груды, которая покрывала теперь несколько пядей подземного зала, остальное было: земля, черепки, камешки, осколки, корни, мох, тряпье, нечистоты всякого рода. То, что при пособничестве страха предстало мне чуть ли не как потоп из преисподней, могло бы поместиться в крестьянской суме.

– Для подобного неблагодарного труда просто необходимы такие личности. Если их поиски окажутся неплодотворны, с них станется впарить какому-нибудь простаку всякий хлам. Да ты верно и сам видел, как на улице, да хотя бы и перед вашим заведением, торгуют ключицей святого Иоанна или челюстью святой Екатерины, а то и перьями из крыльев ангелов, и щепой от единственного креста, который нес наш Господь на Голгофу. Эта парочка и их сотоварищи как раз и являются поставщиками подобного товара. Если повезет, можно напасть и на захоронение мученика. Но всю славу присваивают себе кардиналы вроде этого старого бахвала отца Фабретти, которого Иннокентий X назначил, если мне не изменяет память, custos reliquiarum aс coemeteriorum [91], они же объявляют о переносе мощей такого-то в испанскую церковь такую-то.

– Господин аббат, где мы? – поинтересовался я, совершенно утратив чувство пространства в этих неприветливых и сумрачных местах.

– Я мысленно заново прошел наш путь и расспросил этих двоих. Они называют сей грот «Архивами», поскольку накапливают здесь находки. Сообразив все, я пришел к выводу, что это руины стадиона Домициана[92], где в эпоху Римской империи происходили морские ристалища. Чтобы как-то приободрить тебя, могу добавить, что мы находимся под площадью Навона, а именно под той ее частью, которая ближе всего подходит к Тибру. Если бы мы покрыли расстояние от «Оруженосца» до этого места по верху, нам потребовалось бы чуть более трех минут неспешной ходьбы.

– Так, значит, эти руины остались от римлян?

– Ну да, это римские руины. Вот, к примеру, эти арки. Ведь это не иначе как постройки стадиона, где разыгрывались морские сражения. Позже на них возвели дворцы, обрамляющие площадь Навона, оттого она и имеет форму овала.

– Ту же, что была и у Цирка Массимо.

– Точно. Только тогда все это было на поверхности, а теперь погребено под вековыми напластованиями. Но вот увидишь, однажды в этих местах начнутся раскопки. Не всему суждено лежать под землей мертвым грузом.

Покуда аббат Мелани рассказывал о том, чего я и не чаял узнать когда-либо, я с удивлением подметил загоревшийся в его взоре огонек непобедимого влечения ко всякого рода старине и искусству, даже если в эту минуту на уме у него и было совершенно иное.

Впервые я ощутил в нем эту страсть тогда, когда увидел в его комнате труды, описывающие древности и художественные сокровища Рима. Но тогда я не мог еще знать, какое немаловажное значение будет иметь в этой истории его увлечение.

– Что ж, было бы любопытно вспомнить однажды имена наших ночных знакомцев, – немного погодя молвил аббат, обращаясь к искателям реликвий.

– Меня звать Угонио, – ответил тот, что был выше ростом. Мелани перевел взгляд на его спутника.

– Гр-бр-мр-фр, – донеслось из-под капюшона.

– А это Джакконио, – поспешил перевести Угонио, заглушая бурчание дружка.

– Он что, не умеет говорить? – удивился аббат.

– Гр-бр-мр-фр, – послышалось вновь.

– Понял. – Атто подавил свое нетерпение. – Сожалеем, что прервали ваше приятное времяпрепровождение. Но раз уж так вышло, не соблаговолите ли вы сказать, не проходил ли здесь кто незадолго до нас?

– Гр-бр-мр-фр! – вскричал Джакконио.

– Он кого-то заприметил, – перевел Угонио.

– Скажи ему, что мы хотим все об этом знать, – вставил свое слово и я.

– Гр-бр-мр-фр, – как заведенный твердил Джакконио. Мы уже привычно перевели взгляд на Угонио.

– Джакконио спустился в ту самую галерейку, откуда изволили затем повыскочить милостивые государи, а один тип с фонарем его пронаблюдал, тогда Джакконио поворотил назад, а тот, с фонарем, воспользовался люком, как пить дать, потому как испарился, запоминай как назвали, а Джакконио, испугавшись-то, и прискакал сюда.

– А что ж сам-то он не расскажет? – опешив, вопросил мой спутник.

– Дак он же вам только что все и доложил самолично, – не менее удивленно отвечал Угонио.

– Гр-бр-мр-фр! – поддакнул Джакконио, явно задетый за живое.

Мы с аббатом озадаченно переглянулись.

– Гр-бр-мр-фр! – оживленно гнул свое Джакконио, судя по всему, гордо заверяя нас, что и такой, как он, может на что-нибудь сгодиться.

После встречи с тем типом, как следовало из перевода, Джакконио в котором любопытство пересилило страх, предпринял повторную вылазку.