Месть под острым соусом - Аля Морейно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всему можно было бы найти объяснение, если бы ей не дали семь лет. Я же не идиот, чтобы не понимать, что моё состояние здоровья никак нельзя было трактовать, как тяжёлое, и ни о какой инвалидности речи не было. И что в любом обществе беременность является смягчающим обстоятельством, даже если и не было никакого обморока в момент аварии. Так почему приговор был настолько суровым?
Мои обиды и претензии – это всего лишь эмоции. А судья должен судить беспристрастно. И как я ни кручу, всё больше вопросов хочется задать маме. Ведь именно она занималась судом, а отец только финансировал адвоката и моё лечение.
Алёна права – мне нужно всё выяснить, чтобы спать спокойно. Не верю в то, что родители повлияли на решение судьи, потому что не вижу никаких мотивов. Но я должен убедиться, что если судья вынес не совсем справедливый вердикт, то это решение лежит на его совести и моя семья к этому не причастна.
Мама встречает меня обычной болтовнёй обо всём и ни о чём конкретно. Из-за занятости на работе я нечасто заезжаю к родителям просто так повидаться и пообщаться. Приходится выслушивать новости сначала мамины, потом всех наших родственников, потом её подруг и даже соседей. И лишь когда родительница делает небольшую паузу, придумывая, что бы мне ещё рассказать, я завожу разговор, ради которого пришёл.
Я не знаю, что хочу от неё услышать. И даже не могу объяснить, почему мне так важно узнать правду. Интуитивно чувствую, что она мне не понравится. Реакция мамы с первых же фраз подтверждает худшие опасения, и я понимаю, что не готов к такому повороту событий.
- Сыночек, ну я же тебе говорила уже, что сделала всё, чтобы эту девку наказали как следует. Конечно, не всё в моих силах, выше головы не прыгнешь. И судья трусливым оказался, мог бы и восемь лет дать – статья-то позволяла. И начальница колонии оказалась нерешительной дурой.
Что она несёт? Что. Она. Несёт. Что?
Возникает ощущение, будто меня вывернули наизнанку. Иными словами описать происходящее со мной я не могу. Неужели Алёна права?
Часть меня всё ещё не верит. Это же моя мама! Моя правильная и добрая мама. Она не могла, она просто хорохорится и пытается раздуть свою значимость. Но другая часть уже сдалась и теперь жаждет подробностей, которые скинут меня в пропасть.
- Какого чёрта ты вообще стала вмешиваться в это дело, мама? Пусть бы всё шло так, как шло! На то суд и существует, чтобы судить объективно!
- Да потому, что иначе ей дали бы условный срок! Наши законы слишком лояльны и несправедливы. Ты представь, она с брюхом, у неё куча справок, что она не виновата, что ей надо лежать на сохранении и тому подобное. Да она даже в тюрьму не села бы! А ты лежишь весь переломанный, твоя жизнь пущена под откос, карьера накрылась медным тазом. Всё, к чему ты стремился в жизни, разрушено. Столько трудов и усилий – всё псу под хвост из-за тупоголовой дуры, которая уселась за руль, будучи беременной! Она должна была понести справедливое наказание!
- То есть ты возомнила себя судьёй и вынесла ей приговор?
- Я всего лишь отомстила за твою сломанную жизнь и помогла свершиться правосудию.
- Нет, мама. Правосудие – это судить по закону. Когда объективно определяется мера вины и назначается соответствующее наказание. А ты устроила средневековое судилище, не имеющее ничего общего с правосудием. Ты предоставила суду липовые справки? Ведь уже было понятно, что у меня есть шансы не просто восстановиться, но даже вернуться в сборную? Где ты взяла те справки? Как ты вообще всё провернула? Судье взятку дала?
- Ник, не кипятись. Справки были самые настоящие. Я только попросила переводчика немного сгустить краски.
- Немного сгустить краски? Я к тому времени уже ходил, а ты меня представила инвалидом?
- Мы лишь представили так, что ты получил тяжёлые повреждения. Но они и были тяжёлыми! Это до восьми лет, между прочим. Судью пришлось простимулировать, чтобы он, как надо, всё оформил и представил. Но он, баран, упёрся и всё-таки сократил ей срок на год. Но я подсуетилась и вышла на начальницу колонии – та очень уж охоча до денег оказалась. Только толку от неё не вышло. Всё, что она смогла сделать, это подстроить, чтобы эта курица не смогла выйти досрочно. А ведь имела возможность и прихлопнуть её, когда заключённые заваруху устроили!
Я не могу это слушать… Она… больна? Ну разве психически здоровый человек может всё это придумать и провернуть? И говорит с таким удовольствием, будто гордится тем, что натворила. Ни капли раскаяния и сомнения в голосе.
- Мама, ты в своём уме? Что ты натворила? Как так можно с живым человеком?
- Послушай, сын, я знаю, ты у меня вырос слишком благородным и нежным. Но, поверь, все эти христианские ценности про «подставь вторую щёку» хороши только на бумаге и в церкви, а в реальной жизни всё иначе, они тут не работают. Главное правило: если тебя обидели – дай сдачи и отомсти обидчику. Иначе на тебе все будут ездить.
Я не узнаю эту женщину! Она не может быть моей матерью! Моя мама не настолько жестокая и бездушная… Я в отчаянии. Даже в представлении Алёны всё это выглядело не настолько ужасающе.
- А ну-ка расскажи, кто бы на мне ездил, даже если бы эта беременная восемнадцатилетняя девочка получила условный срок?
- Ты бы сам спать не смог спокойно, зная, что за твои беды никто не понёс наказания!
Какая ерунда! Да мне всё равно, сколько там ей дали! Уверен, что самого факта суда и условного срока мыши с головой хватило бы, чтобы она чувствовала себя наказанной! Она ж и так мелкая, где только силы берёт? А тут ещё и беременную в колонию... И да, мне стыдно за то, что я ей наговорил!
- Да мне было плевать! Я столько лет прожил, вообще ничего не зная ни о том суде, ни о приговоре. Ты слышишь? Мне было фиолетово! А как прикажешь мне жить теперь, зная,
