Сумеречное состояние - Игорь Колосов

И первый звонок Гены на домашний телефон Арсения, хотя прежде он не только не звонил, вообще не знал номера. И реакция Леры — ее вопрос о звонившем, не совсем обычное поведение. И звонки Гены с целью выяснить, где сейчас находится Арсений и что поделывает. И необъяснимое чувство вины в глазах Леры, отсутствие с ее стороны претензий, когда Арсений задерживался. Ее странная истерика, словно она не могла себя за что-то простить. И даже совет Гены уехать из столицы в деревню хотя бы на несколько дней. Все это стало выглядеть по-новому. Как частички мозаики, все это мгновенно сложилось в общую картину, а последним фрагментом, будто авторская роспись на вымученном шедевре, стал эпизод у дома Юры, где Гена обнимал Леру.

Арсений застонал. Вспыхнула головная боль, будто вызванная смехом Черного Пальто. Сейчас Арсений показался себе слепцом, наивным и рычащим в темноту.

Но сильнее была боль внутри, а где-то под ней появлялась злоба. Арсению стало не до Черного Пальто, не до того, почему еще в детстве пересеклись их пути. Сознание переполнила такая ревность, что казалось можно задохнуться. Чтобы этого не случилось, Арсений вышел из дома, едва удержался на крыльце, опустился на колени. Позади все еще слышался смех Черного Пальто.

Арсений невидяще осмотрелся и решил, что человек, которого, он заметил в пятиэтажке, никто иной, как Гена. Неважно, как Гена попал сюда, и что он здесь делает. Главное — он здесь. И с него можно за все спросить.

Нужно лишь войти в этот пятиэтажный дом и найти подонка.

Дверь подъезда распахнулась со скрипом, и вслед за этим, как по сигналу исчезла мертвая тишина. Где-то в доме, в одной из квартир, послышались звуки вечеринки — громкие голоса, музыка, смех, визги. Только что, пока Арсений находился снаружи, ничего слышно не было, и вот словно кто-то включил озвучивание.

Арсений, по-прежнему в состоянии аффекта из-за ревности и внутренней боли, неуклюже поднялся по ступенькам к квартире первого этажа. Квартира на площадке была одна, а входная дверь в ней отсутствовала. Внутри было темно и пусто. Вечеринка была выше. Здесь пахло давно не убранным подъездом: застарелой мочой и пыльными подоконниками.

Когда Арсений поднимался на второй этаж, он выглянул из окошка на площадке между этажами. И увидел то, что ожидал. Рядом с пятиэтажкой был частный дом, с виду ухоженный и добротный, за ним — кустарник, где виднелась злополучная стена, еще дальше — деревья. Можно было подумать, что все в реальности так и существует, а, стоя по другую сторону стены, можно увидеть эту пятиэтажку.

Арсений пошел дальше, людской гомон и звяканье бокалов усилились. В следующей квартире тоже не было двери. На площадке он остановился, медленно повернул голову.

Масса людей в деловой одежде, мужчины и женщины, молодежь и зрелого возраста, расхаживали с бокалами в руках, смеялись, трепали друг друга за плечи, обнимались, прикладывались губами к чужим щекам, разводили руками, щелкали пальцами. Они двигались вразнобой, неорганизованно, такой миленький, естественный хаос корпоративной вечеринки. И в то же время все казалось противоестественно организованным, отлаженным, словно квартиру занимал единый организм или некая биотехническая система.

Арсений решил, что здесь, среди этих людей, находится Гена. Еще бы — этот тип любил шумные тусовки, где можно выпить, потрындеть вдоволь и показать себя во всем блеске. Это была его родная стихия, и, значит, этот подонок здесь, надо лишь найти его.

Арсений шагнул к порогу квартиры и… заметил свою мать. Вернее ту женщину, которую видел в деревне на огороде.

Она была такой же, как в тот раз — избитая: с распухшими губами, посиневшей кожей лица, с глазами-щелками, вся в крови. И она ковыляла, как человек с травмой ноги. Она пыталась протиснуться к выходу, а вокруг сновали люди, улыбчивые и успешные, ими была набита квартира, но они не обращали внимания на несчастную, умирающую женщину, невесть как оказавшуюся в их компании. Казалось, они вообще ее не видели. Иначе ее вид, даже не вызови он у них жалость и готовность помочь, хотя бы отталкивал, порождая брезгливость.

— Мама! — вырвалось у Арсения.

Казалось, душа определилась раньше его логического решения. Да, это была его мать, и он ее узнал, принял даже такую.

— Вы! Уроды! — выкрикнул он. — Разойдитесь! Она же едва идет! Она умирает!

Бесполезно. Люди по-прежнему веселились, а несчастная женщина с трудом протискивалась сквозь толпу, и никого не останавливал даже риск испачкаться в ее крови.

— Не делай этого, мой мальчик!

Арсений хотел врезаться в толпу, разбросать всех в стороны, бить по лицу любого, неважно мужчина попадется или женщина, добраться до матери, но ее голос остановил его.

— Не надо. Нельзя делать то, что противно твоему сердцу. Нельзя убивать, калечить, лгать, красть. Не трогай его, не надо.

— Мама? — он задохнулся, от жалости, от непонимания ее слов, от страха. — Что ты…

— Лучше прости, если нельзя иначе. Прости, только… не убивай.

Арсений сморгнул, а в следующее мгновение мать затерялась, исчезла, ее скрыли несколько парочек, пустившихся в медленный танец. А где-то наверху хлопнула дверь, воровато так хлопнула, будто живое существо, которое скрывается от преследователя.

Арсений повернулся на этот звук. Только что он стремился в толпу, чтобы найти свою мать, позыв очень сильный, но звук этажом или двумя выше превратил его в металлическую стружку, которую потянуло магнитом. Несколько секунд Арсений сопротивлялся, но все-таки двинулся наверх, даже не оглянувшись на танцующих людей.

Третий этаж. Снова одна квартира, и снова нет двери. В отличие от предыдущей, где входная дверь сразу вела в большую и широкую комнату, здесь был узкий коридор, уходящий вглубь квартиры. Там виднелись два-три дверных проема комнат, расположенных друг за другом с одной стороны. Коридор пустовал, а гомон со второго этажа стал приглушенным.

Арсений постоял с минуту, уверенный, что стук двери ему не послышался. Значит, это где-то выше. Он двинулся дальше.

Четвертый этаж. Здесь была копия предыдущей квартиры — то же отсутствие двери, длинный коридор, даже цвет обоев тот же. Можно подумать, что Арсений остался на третьем этаже. Беспокоясь, что упустит того, кто скрывался от него, Арсений двинулся дальше, когда понял, что больше не слышит гомона вечеринки. В подъезде стало тихо. Арсений заглянул в зазор лестничных пролетов. Краем глаза уловил какое-то движение. Посмотрел в квартиру.

Там стояла его мать. Вся в крови, трясущимися руками она закрывала дверь. Входную дверь, которой только что не было. Арсений остановился, шагнул в ее сторону.

— Нет! — вскрикнула его мать. — Иди, куда шел. Сюда не надо! Не заходи!

Арсений сделал к ней еще два шага. Несмотря на крики матери, ему вновь померещился какой-то звук этажом выше, но это уже не было хлопаньем двери, это было что-то другое. Чей-то голос?

И все же этого оказалось недостаточно, чтобы остановить Арсения. Он видел свою мать, избитую, умиравшую, и не мог пройти мимо. Его тянуло к ней против воли и рассудка, утверждавшего, что она давно уже мертва, и что перед ним некая путаница пространства и времени, а может, просто галлюцинация.

А мать что-то говорила, но теперь раздувшиеся от побоев губы делали слова невнятными.

— Мама! — у Арсения закружилась голова. — Мамочка!

Когда до порога оставалось два шага, мать захлопнула дверь, закричав от боли, вызванной последним усилием.

Арсений замер. С минуту он боролся с головокружением и слабостью, не решаясь открыть дверь. Его разрывало: войти или нет? Что произойдет? Мать молила, чтобы он этого не делал, но почему? Она уже просила его не ходить на похороны, а он игнорировал ее слова. Сейчас тоже что-то решалось. Он чувствовал это.

Неожиданно Арсений отпрянул от двери, словно кто-то оттолкнул его, приняв решение сам. В любом случае его мать умерла, это уже случилось, и сейчас он ей ничем не поможет.

Арсений пошел на пятый этаж. Этаж был последним.

Одинокое Сердце не заметил, как оказался возле пробоины в стене. Это его удивило и в то же время показалось вполне естественным, что он сюда пришел. Иначе и быть не могло.

Когда не знаешь, куда податься, надежней и разумней прийти туда, где когда-то могла состояться встреча с тем, кого ты ищешь.

Одинокое Сердце колебался недолго. Он пробрался на другую сторону, но там его почему-то охватил страх. Одинокое Сердце стоял в кустах, рассматривая дом, и этот дом казался ему на редкость зловещим. Одинокое Сердце не сразу заметил, что за этим домом находится пятиэтажка из трех подъездов.

Медленно он пошел вперед, и чем ближе к дому, тем сильнее становился страх. Спина похолодела. Одинокое Сердце хотел заглянуть внутрь, но именно страх остановил его. Он колебался, стоя неподвижно, рассматривая дом и сдерживая дыхание, казавшееся в этой тишине недопустимо громким. Было ощущение, что он пришел туда, куда так долго стремился, но… это нельзя назвать достижением, ведь… Что? Он лишь сделает еще хуже…