Рассвет над морем - Юрий Смолич

Вера Холодная взмахнула ресницами — они были у нее и в самом деле неправдоподобной длины и, как это ни странно, ее собственные — и сразу же прикрыла ими глаза.

— Я хотела бы еще сегодня вечером… Но если у мосье консула другие соображения…

Мосье Энно уже хотел, не теряя времени, встать, подойти и просто заключить в объятия очаровательную красотку. Он даже скрипнул стулом, поднимаясь.

Артистка сидела неподвижно, не дрогнув ресницами и не поднимая глаз.

Но стул под мосье Энно скрипнул еще раз — он снова сел.

Неожиданная идея вдруг пронизала мозг консула Франции.

Гетмана уже можно сбросить со счетов долой, перспективы директории вилами по воде писаны, да и не в интересах Франции поддерживать сепаратистские устремления, направленные на подрыв единой и мощной России. В сущности главной контрреволюционной силой являлась тут белая добровольческая армия генерала Деникина, которая и по направленности своей шла в русле именно французских интересов, связанных с единой и сильной централизованной Россией. Это было уже ясно консулу Франции. И он, придя к такому выводу, даже вызвал к себе генерала Гришина-Алмазова, деникинского представителя, чтоб вырвать его из когтей пагубного английского влияния. Но головку белой русской контрреволюции необходимо полностью прибрать к рукам! А кто же его знает, что думает генерал Деникин? Его полномочный представитель генерал Гришин-Алмазов отдает себя под высокое покровительство французского руководства. А каковы его тайные стремления? Какова его политика в отношении будущего режима в России? Каковы его политические симпатии? Может быть, он тайно тяготеет все-таки к английской политике?

Мадам, как всегда, права: Гришин-Алмазов — особенно интересная фигура и заслуживает особого, пристального внимания. Подле него должен быть проницательный шпик!

И здесь консул Франции во имя интересов Франции, выполняя свои особые полномочия, должен несколько поступиться даже своими личными интересами.

Допустить красавчика генерала в спальню мадам не позволяла мосье Энно ревность, но очаровательная артистка Вера Холодная в вознаграждение за визу могла бы стать любовницей генерала Гришина-Алмазова.

Ласки очаровательной женщины откроют сердце воинственного мужа.

Сердце самого мосье Энно сжалось и заныло. Пусть и во имя высокого долга, но трудно было отказываться от интимного знакомства.

Конечно, чтобы изменчивая обольстительница не превратилась в обольстительную изменницу, как это она великолепно проделывает в своих кинофильмах, у мосье Энно должна быть на нее хорошая узда: эта самая приманка-виза, которую потом можно и не дать. Но одной уздою тут не обойтись. Мосье Энно должен получить над нею власть более глубокую и сильную, нежели любовник-генерал, чтобы изменчивая обольстительница-шпионка приносила ему все, что раздобудет в глубинах сердца любовника, не припрятывала чего-нибудь для себя, обернувшись в шпионку Гришина-Алмазова против мосье Энно. А настоящую власть над женщиной можно получить только через любовь, это старому донжуану мосье Энно уже давно известно — спросите у шляпниц Монмартра и белошвеек киевского Подола! Артистка Вера Холодная будет прежде всего любовницей мосье Энно, — пусть тогда попробует выскользнуть из-под чар парижского сердцееда!..

— Мадемуазель! — решительно произнес мосье Энно. — А если я скажу, что просьба ваша может быть выполнена не сразу, а через некоторое время, как отнесется к этому мадемуазель?

Вера Холодная долго молчала, опустив ресницы.

— Какое время, мосье?

— Два-три месяца.

Вера Холодная взмахнула ресницами.

— Для чего вам, мосье, нужны эти два-три месяца? Так долго?

— Нет, мадемуазель, — тонко улыбнулся мосье Энно, — два-три месяца — это не долго даже для любви, а для дел, связанных с любовью, это и вовсе мало: дай бог справиться.

— Что вы имеете в виду, мосье? — Артистка посмотрела консулу прямо в глаза. — Давайте будем говорить начистоту.

— Давайте начистоту, — с милой улыбкой согласился мосье Энно. — Визу вы получите через три месяца, и после этого мы с вами снова встретимся уже во Франции; надеюсь, что вы будете довольны и Францией и мною лично. Но в течение этих трех месяцев вы выполните здесь одно задание, которое получите непосредственно от меня, и никто об этом не будет знать, мадемуазель. Выполнить это задание вам нетрудно: у вас, королевы экрана, для этого все данные, и осуществлять его придется в тех кругах, к которым вы очень близки. После этого вы получите визу и… — мосье Энно улыбнулся, дав полную волю притаившимся в глубине глаз огонькам, — и будете ждать меня во Франции, мадемуазель.

Вера Холодная сидела молча, опустив глаза и прикрыв их ресницами. Мосье Энно терпеливо ждал.

Через минуту или две Вера Холодная тихо спросила:

— Виза будет не позднее чем через три месяца, мосье?

— Не позднее чем через три месяца.

Вера Холодная встала. Мосье Энно тоже встал.

Мосье Энно сказал:

— В приемной ждет сейчас генерал Гришин-Алмазов… — Он бросил мгновенный взгляд, чтоб выяснить, какое впечатление произвело на артистку это имя. Но артистка не пошевельнулась. — Нам не нужно, чтоб генерал увидел вас у меня. Вы меня поняли? — Артистка молча кивнула. — Я приму сейчас Гришина-Алмазова, затем уйду вместе с ним, а через час вернусь. Этот час вы подождете меня там, в моих апартаментах. — Мосье Энно кивнул головой на дверь позади письменного стола и любезно улыбнулся. — Там вы найдете кучу французских романов, модные журналы, фрукты и шоколад… Мадемуазель?

— Как пройти? — спросила Вера Холодная.

Мосье Энно открыл двери и остановился. Артистка прошла мимо и перешагнула порог. В это мгновение мосье Энно взял ее руку, поднес к губам и снова отпустил. Артистка прошла, не подняв ресниц. Мосье Энно прикрыл дверь.

Усики мосье Энно торчали кверху, когда он нажал кнопку звонка.

— Просите генерала!

Гришин-Алмазов вошел. Он был, как всегда, подтянут, учтив и вылощен, словно только что от портного и парикмахера.

Мосье Энно пошел ему навстречу, радостно улыбаясь. Руку генерала он пожал обеими руками.

— Рад приветствовать вас, генерал! О, — удивился он, — да вы с портфелем?!

Генерал и в самом деле держал подмышкой, прижимая локтем, элегантный портфель тонкого шевро с золотыми монограммами.

— Да, — ответил генерал, — здесь только цифры. Количество винтовок, пулеметов, орудий, количество патронов и снарядов, которые необходимы немедленно для вооружения частей добрармии, формирующихся в Одессе, Херсоне, Николаеве и Тирасполе. Я уверен, что именно для этого вы меня и пригласили.

Он положил портфель и сразу же стал его расстегивать. Но мосье Энно мягким движением ладони прижал руку генерала вместе с портфелем к столу.

— Мы внимательно рассмотрим все это, генерал, после ленча у адмирала Болларда. — Консул взглянул на часы. — О, без четверти два. Мы можем опоздать! Мы, французы и русские, не так уж пунктуальны, но англичане необыкновенные педанты. Н-эс-па[24], генерал? Ведь адмирал Боллард вам звонил?

— Да. Он просил меня в два быть у него.

— Вот видите. Это будет обыкновенный ленч, задушевная беседа трех джентльменов. Здесь недалеко, и мы с вами пешком пройдемся до «Лондонской». Но я позволил себе предварительно пригласить вас сюда. — Мосье Энно внушительно посмотрел на генерала, вкладывая в свой взгляд всю дипломатическую многозначительность, на какую только был способен. — Ибо я, как полномочный представитель Антанты, в развитие моих особых полномочий, хотел бы до этого предупредить вас…

Гришин-Алмазов смотрел выжидательно, готовый ко всему.

Тогда консул Франции сказал:

— Я еще вчера отправил депешу генералу Франшэ д’Эспрэ, главнокомандующему армий Антанты на Востоке… — Эту маленькую ложь мосье Энно разрешил себе с легким сердцем, исключительно во имя престижа Франции, ну и чтобы насолить адмиралу Болларду, английскому представителю. — В этой депеше я прошу командующего армиями Антанты на Востоке, главного руководителя оккупации юга России, дать согласие на ваше, генерал, назначение генерал-губернатором города Одессы… — мосье Энно мило улыбнулся, — со всеми вытекающими из такого назначения последствиями.

Генерал Гришин-Алмазов наклонил голову и щелкнул шпорами.

— Когда я должен приступить к исполнению своих обязанностей?

Но мосье Энно, должно быть, не услышал вопроса, погруженный в свои высокие думы. Он произнес задумчиво, больше для себя, чем для собеседника:

— Да, да! Большевизм — это огромная опасность. И на всех большевиков, знаете, тюрем не напасешься… Я хочу сказать, что большевиков на свете, к сожалению, больше, чем мест в тюрьмах. Надо находить другие способы, чтоб избавиться от этой заразы…