Нефтяная бомба - Александр Афанасьев

– Короче, три дня отпуска. На устройство личной жизни. Потом возвращайся на службу. Дел – за гланды.

– Была бы личная жизнь…

– Да что ты говоришь…

Шеф делает удивленное лицо и отходит. Я выбираюсь из санитарного микроавтобуса – как раз для того, чтобы наткнуться на Амани. Она смотрит не в глаза, взгляд какой-то нездоровый, затравленный…

– Обними меня!

Я выполняю просьбу – мы так и стоим, вцепившись друг в друга. Как потерпевшие кораблекрушение.

– Эти люди, про которых ты кричал…

– Они были моими друзьями, Амани. Он их убил. Всех.

Она молчит. Потом быстро, словно боясь, говорит:

– То, что ты сказал, это в силе?

– Да.

– Тогда я хочу переехать к тебе. Жить как муж и жена.

– А работа?

– Да черт с ней, с работой…

И она начинает плакать. С чего бы это…

Ирак. Провинция Анвар,

Бадийят Аш-Шам

Ночь на 24 мая

Мандраж после перестрелки прошел, оставив чувство блаженного отупения и забытья. Ничего не имеет значения, я уже который час держусь на крепчайшем кофе и банке «Ред Булла», которую я заглотил в два глотка. В желудок – как кислоты налили, последней моей пищей была черствая лепешка с мясом, которую мы поделили на троих. «КамАЗ» качает на ухабах и камнях, швыряет из стороны в сторону, но мы упрямо идем по пустыне вглубь, к иорданской границе…

Амани я отдал ключи от того, что считаю здесь своим домом, отдал ключи от машины и сказал возвращаться и ждать меня там. У нас же здесь были еще дела, которые заключались в том, что никто не должен уйти без наказания.

Вован сидит рядом, он прибыл с основным караваном и как-то укоризненно поглядел на меня – мол, почему полез в эту мясню один. Почему не взял с собой. Прости, брат… Но тут дело такое. Я кстати, подозреваю, что он тоже завел здесь женщину. Дело, конечно, хорошее – вот только его, в отличие от меня, дома семья ждет. Меня-то не ждет никто…

Мы идем в глубь пустыни по руслу сухого вади, которое раз в год наполняется ревущим потоком мутной воды. Кое-где на склонах, на вырытых бульдозерами террасах – у местных бульдозер обязательная машина для земледельца – колосится пшеница, но большая часть местности пустует. Температура упала градусов до пятнадцати-семнадцати по Цельсию – это при почти сорока днем. Такие перепады температуры воспринимаются организмом очень тяжело, особенно смертельно уставшим организмом…

Редкая цепочка «КамАЗов» идет по чужой, испокон века никому не принадлежавшей земле, развернув в разные стороны пулеметы и пушки. В десантных отсеках – блаженное тепло, по кругу идет термос с кофе. Я передаю дальше – один глоток, и меня вырвет на месте…

Вован, видимо, опасаясь того, что я свалюсь в депрессуху, решает расшевелить меня. Толкает локтем:

– Шеф. Расскажи, как было-то. Там чо – целый джамаат был? Или как?

Джамаат, блин… Начинаю рассказывать. Народ заинтересованно слушает, что-то отмечает про себя. Если так, по гамбургскому счету, лучший опыт в борьбе с терроризмом есть только у израильтян. Мы не выходим из войны уже сорок лет, с семьдесят девятого года, с Афгана мы воюем и воюем. И это… Еще один камешек в копилку, так что те, кто хочет выжить, внимательно слушают и мотают на ус…

– Надо было вдвоем работать, – заключает усатый, на иракский манер, майор-мусташар[30]. – В одиночку троих не снимешь, даже с СВД.

– Тогда бы тот грузовик скрылся, – возражает другой.

– Не с кем было бы скрываться…

Обычный треп. Внезапно конвой останавливается, и все единым движением разворачиваются к бойницам. Эти сорок лет, сорок воюющих лет, сделали русскую армию, наверное, самой сильной в мире, сильнее американцев, если так. Наши, кстати, в прошлом году сталкивались с американскими спецназовцами в Иордании на международных соревнованиях. Сделали их как котят. Весь треп разом прекращается, наступает напряженная тишина.

– Всем машинам, работаем «Монолит», – проходит команда по связи. – Принять готовность два и доложить.

«Монолит» – условное обозначение, поясняющее остановку и необходимость выстраивания защитного порядка. Бронетранспортеры расходятся, карабкаются по склонам вади, взревывая моторами. Застывают, уставившись в пустыню скорострельными пушками. Сейчас не Чечня девяносто пятого и не Чечня девяносто девятого, и в каждой машине – по тепловизору… Только разница мнимая. Вади… Вся эта безжизненная пустыня как будто в морщинах, и подкрасться по этим разломам и промоинам в земле на дальность гранатометного выстрела вполне возможно, не говоря уже о дальности выстрела из крупнокалиберной снайперской винтовки…

По связи идут доклады о занятии позиций, принятии готовности. Я выбираюсь из бронетранспортера, с наслаждением вдыхаю ночной воздух пустыни, сухой, как дыхание песчаного дьявола. До сих пор бедуины верят в рассказы о духах пустыни, похищающих ночью людей. Мы-то знаем, что некоторые из этих рассказов не лишены научного основания.

Делать особо нечего, холод приводит меня в чувство, относительно бодрое после жары и всех дневных перипетий. Подсвечивая себе под ноги, бреду к КУНГу с уже развернутой спутниковой антенной. Вован идет следом тенью. У КУНГа окрикивает охрана, но опознает и успокаивается. Дверь КУНГа открыта вниз – сброшена приставная лестница, из двери сочится нежилой, бледный свет экранов и индикаторов.

Что происходит – я уже знаю. Ударный самолет уже поднялся с аэродрома «Тикрит – Юг», повстанцы его называют «осиное гнездо», потому что там эти самолеты и базируются. Это один из трех тяжелых штурмовиков, закупленных Ираком: один они купили китайский, на базе Y9, но два других брали уже у нас. Китайский самолет оснащен довольно бестолково: мало следящей электроники и пушечные системы целых пяти калибров, вдобавок он сделан на базе китайского аналога «Ан-12» и уступает нашим по всем показателям. Наши сделаны на базе «Ан-70», оснащены самой современной электроникой – лицензионной французской, на борту – стомиллиметровая пушка от БМП-3 и две артиллерийские установки калибра тридцать миллиметров с бункерным питанием. Основной калибр – стреляет осколочно-фугасными, не уступающими шестидюймовому снаряду, а тридцатимиллиметровки сделаны на базе морских многоствольных установок и способны в несколько секунд срыть с земли обычную для этих мест виллу. Вдобавок наш самолет еще и несет на подкрыльевых пилонах ракеты самого разного назначения, от воздух-воздух типа «Р-77», до воздух-земля типа «Штурм-М» и «Гермес-А». Оба наводятся как с борта самого самолета, так и с внешнего целеуказателя, к примеру, группой спецназа. Первый пробивает на двенадцать километров, второй на испытаниях поразил цель с двадцати четырех километров, хотя паспортный максимум – восемнадцать. Иракцы пытались поставить на китайский штурмовик сербские ракеты «Алан», с дальностью всего девять километров, но лучше бы они этого не делали…

Самолет – наша главная ударная сила, он должен барражировать в районе границы. На каком-то расстоянии от нас мобильные группы преследования ведут ту племенную группу, которая пыталась оказать помощь Аль-Малику, а сейчас пытается перейти границу. Допустить этого ни в коем случае нельзя. Мы и не допустим…

– Сатурн, я Стрелец два, цель в зоне видимости, повторяю, цель – в зоне видимости, прием…

– Стрелец два, держите цель, оставайтесь в режиме ожидания. Аскер, Аскер, выйдите на связь…

– Сатурн, Аскер на связи…

– Аскер, Стрелец два достиг зоны-один, будет работать в ваших интересах, повторяю, Стрелец над вами, передан в ваше распоряжение. Подтвердите наличие цели…

– Сатурн, я Аскер, наличие цели подтверждаю. Цель – караван из девяти, повторяю, девяти транспортных средств, идущих в сторону границы. Пять машин вооружены, повторяю, пять машин вооружены, мы определенно видим оружие.

– Аскер, вас понял. Определите враждебность цели. Стрелец два, в случае, если цель враждебна, работайте по целям, выданным Аскером, без дополнительного подтверждения, как поняли?

– Стрелец два, вас понял, перехожу в распоряжение Аскера, работаю по выданным Аскером целям.

– Стрелец два, верно, приступайте…

С лестницы я наблюдал за происходящим и представлял себе все как наяву. Караван быстро идет к границе, не включая фар – приборы и очки ночного видения здесь норма, даже у племен, не говоря уж о незаконных вооруженных формированиях, и тем более – о спецназе соседнего государства, который, скорее всего, тоже есть в конвое. Машины могут быть самые разные, здесь, в Ираке, с этим полный разнобой. От стареньких «УАЗ-469» и «ГАЗ-66», которые закупал еще Саддам, до «Хаммеров» и различных гражданских пикапов, которые здесь появились во времена американцев, времена конвоев на дорогах и частных военных фирм. Дальше появились южноафриканские семьдесят пятые «Тойоты», на которых ездит половина африканских и ближневосточных армий, китайские дешевые пикапы и внедорожники, которых тут полно. Более дорогие иранские «Ниссаны» – это лицензионное производство, отличные «Патрули» шестидесятой серии для таких дорог и таких мест не внедорожник – сказка, тем более со старым низкооборотным дизелем от погрузчика. Может быть, «Датсуны» и «Шевроле-Нивы» – и те и другие производятся в Тольятти, – но это вряд ли, они слишком малы, племена считают их несерьезными. Их покупают горожане, имеющие проблемы с пробками и парковкой. Может, суданские «Ниссаны» – там производят самую первую модель «Кстерры» – отличный рамный внедорожник, поменьше «Патруля» и жрет поменьше. Скорее всего, большая часть машин – это пикапы, на внедорожниках ездят уважаемые люди, шейхи, а пикапы – это и машина и легкий грузовик. На нем можно привезти корм для животных, мешки с пшеницей на базар и даже охотиться, стоя в кузове. Каждая машина обварена очень прочной обвязкой из труб на случай переворота, здесь перевернуться легче легкого. В кузовах пикапов – от трех до шести человек, скорее всего, вооруженных. Говорю – скорее всего, потому что днем мы отучили передвигаться вооруженными, по вооруженной «ДШКМ» машине сразу наносится удар. Но оружие у них точно есть, причем оно может быть самым разным. «АКМы» – местного производства, египетского – их ввозили американцы в порядке военной помощи, эфиопского – их закупала Ливия, самые современные «АК-103», после ливийских событий их много по рукам разошлось. Если кто побывал в Сирии, то могут быть «ФАЛы», турецкие G-3, М-16 старых и не очень моделей, все прошло как военная помощь. В каждой группе, по меньшей мере, один-два снайпера, и снайпера неплохих, если до сих пор живы. Оружие может быть в руках, а может быть спрятано под тряпьем. Пулеметы – «ДШКМ», а то и переделанные «КПВТ» – либо на турелях, либо тоже под тряпьем. Скорее первое – ночью их быстро не установишь, а эти не знают, как хорошо мы можем видеть ночью. Все это опытные люди, скорее всего, участвовавшие не в одном джихаде и не в одной стране, они знают, как выживать, и они знают, когда надо сматываться. Что они сейчас и делают – граница теоретически на замке, там выкопан большой ров, но если знать, где переходить, на каком переходе, иметь там родственников – уйдешь без проблем. А родственников они имеют – по обе стороны границы одни и те же бедуинские племена, и препятствовать их общению – значит получить серьезное, трудноподавляемое восстание. Здесь есть даже специальные проходы в границе – для перегона скота.