Нефтяная бомба - Александр Афанасьев

На тротуарах людей было мало, все или ездили на автобусах, или имели собственный автомобиль. Хотя… Может, это район такой.

Кругом стройка. Весь Багдад превратился в одну большую стройплощадку. Даже отсюда видна строящаяся башня радио и телевидения Ирака, похожая одновременно на русское «Останкино» и на тегеранскую башню «Милад». Как и на этих двух башнях, на большой высоте планировался вращающийся ресторан, его как раз сейчас монтировали. Опережая башню, вверх тянулись, росли, как грибы после дождя, бетонные монолиты жилых зданий, офисов, громадные коробки парковок. Строили русские, китайцы – больше все-таки китайцы, они большие мастера по скоростному строительству. В отличие от обычных городов, в Багдаде, кажется, совсем не работал архитектор: не было никакого районирования, высотки пёрли вверх во всех районах, никакого делового центра, как при Саддаме, не просматривалось. Так же строился Дубай – и у них уже были проблемы…

Женщины, которые ему попадались, почти все были одеты по-европейски, только некоторые покрывали голову платком. Молодежь развлекалась гонками от светофоров, стартуя с воем моторов, мотоциклов почти не было – одни автомобили. Это уже признак не просто арабской страны, а богатой арабской страны. В том же Пакистане, например, полно дешевых китайских мотоциклов и еще мотаков с грузовой платформой позади – трехколесных уродов. А тут… Есть деньги, есть…

Полицейские на все тех же пикапах с пулеметами, выкрашенных в белый и синий, даже ярко-голубой цвет, но выглядят увереннее, намного увереннее, чем раньше. Тяжелые бронежилеты; вместо «М-4» и старых египетских «калашниковых», которые они получали по программе помощи «обучи и вооружи», – новенькие русские «калашниковы», черные, похожие на «SCAR». Вместо четырех человек в мобильном патруле теперь по трое. На перекрестке – бронетранспортер, тоже русский, какой-то новый, около него уже мухоморы-красноберетчики, местное министерство безопасности. Машины не проверяют, просто стоят и смотрят.

Домов, которые были раньше, совсем мало осталось, в основном старую застройку сносят. Уличной торговли тоже поуменьшилось, хотя есть пока. Вообще Багдад выглядит как провинциал, получивший крупное наследство…

Звонок!

Звонил сотовый телефон – обычный, но в него он поставил дорогую, коммерческую криптопрошивку, сильно затруднившую возможный перехват.

Он досчитал до пяти звонков. Снял трубку.

– Да, кто говорит?

– Рады приветствовать вас в Багдаде, мистер…

– Джонсон, – назвался Подольски.

Собеседник вполне неплохо владел английским, причем говорил на нем с мягким, пришептывающим арабским акцентом.

– Как вы устроились в городе?

– Благодарю, все хорошо. Мы должны встретиться?

– Да, вы знаете, где строящаяся вышка радио и телевидения Ирака?

Американец ухмыльнулся:

– Ее сложно не заметить.

– Идите в ее сторону. Я вас подберу по дороге…

Вместо взорванного китайского «Хаммера» я взял «общий» иранский «Ниссан». Кстати, классная машина – старая, шестидесятого поколения, но надежная, неубиваемая, вместо обычных впрысков и всякой дряни – старый, но надежный дизель 4,2, который в самой Японии выпускают для больших погрузчиков. Он раньше для «Патрулей» и делался, потом его оставили для погрузчиков – но и в Иране он пригодился. Евро один, и тащит как тракторный мотор. Здесь эти машины идут как troop carrier, армейские. Получше любого «УАЗа»…

На этой машине я заехал в мастерскую, которую мне порекомендовала Амани, там свои люди. За некоторое количество денег мне проверили всю машину, сверху донизу, заменили часть электроники. Мало ли…

Сама Амани так и не позвонила. Да и я… Дела.

А пока я лавирую в потоке, направляясь к строящейся телевышке. Поток, как всегда в это время суток, большой, и пробиваться приходится местными методами – нахально лезть вперед и барабанить по клаксону. Но нам привычно, это вежливый европеец теряется.

Что касается Малика, то к горячей информации я не допущен, но похоже – скрылся, подонок. Где-то отлеживается. И у меня складывается нехорошее ощущение, что мне кто-то и где-то врет…

Звонок… Блин, как не вовремя. Нажимаю «принять», прижимаю трубку плечом.

– На связи.

– Шеф, это я.

Вован. Из-за своей насыщенной и нескучной жизни я вынужден сваливать часть дел, которые у меня есть, на него, и даже почти не проверять. В основном – по иракской линии. Они деньги платят, и работать тоже надо. Вообще-то сейчас я должен быть в Басре, работать на месторождениях. Но бывший омоновец, да еще по Чечне полазавший, справится с этим куда лучше меня.

– Ты где?

– В городе. Из аэропорта еду.

Город – это чеченская привычка. Изначально Город – это Грозный, его так и называют – Город. Остальные по названиям, а этот – просто Город.

– Все в норме?

– Да вроде…

– Тогда жди меня в конторе. Подскочу – поговорим.

– Есть.

– И больше мне пока не звони.

– Понял.

Разъединение… Куда, козел, лезешь! Сволочь, верблюдом управлял, думаешь, и машиной так же…

А вон и мой американец… стоит. Ждет-с…

…Большой белый внедорожник затормозил перед Подольски, и тот инстинктивно сжался, готовясь прыгнуть, уходя от нацеленного ствола. Но водитель – он был один – всего лишь открыл дверь…

– Поехали…

Машина тронулась.

– Куда мы едем?

Русский улыбнулся, нехорошо как-то. По американским меркам – неискренне.

– Сейчас увидишь…

Машина подкатила к воротам ограждения строящейся башни, водитель наскоро переговорил с иракцами, показал какое-то удостоверение – пластиковую карточку. Сам Подольски волок по-арабски и мог оценить: русский разговаривал чисто, арабский не классический, а настоящий, уличный…

Лавируя между тяжелой техникой, оставив за спиной небольшую колонну тяжелых бетоносмесителей, они подъехали к небольшой стоянке, где находились такие же внедорожники и пикапы. Русский аккуратно припарковался.

– Там не подслушают, – объяснил он.

С арабским мастером он объяснился за несколько секунд. Межнациональному пониманию весьма способствовала купюра в десять динаров. На поскрипывающем внутреннем лифте они поднялись на верхние этажи, туда, где строили вращающийся ресторан. Верхолазы работали выше, устанавливая аппаратуру, помещение для ресторана было, так сказать, «без отделки» и даже без ограждения.

Трехсотметровая пустота под ногами.

Русский смело подошел к самому краю, заглянул вниз.

– Не боитесь высоты? – спросил он.

– Нет.

– Напрасно. Я вот боюсь, – признался он.

– Тогда зачем рискуете? – спросил Подольски.

– Если тебе что-то страшно, иди этому навстречу, тогда будет не так страшно. Адмирал Александр Колчак, он читал лекции у вас в Аннаполисе, – пояснил русский. – Потом его расстреляли большевики. И сбросили под лед…

– Там, где я учился, – сказал Подольски, – мне говорили, что никакой риск не может быть оправданным, если его можно избежать. Только плохой офицер рискует своими солдатами, хороший просто делает работу. Как вас называть?

– Допустим, Джон. Или Иван. Как вам больше нравится.

– Меня больше устроит Искандер.

Русский никак не отреагировал.

– Искандер так Искандер. А вас как называть?

– По документам меня зовут Алекс. Так и называйте. Во избежание…

Русский кивнул:

– Устраивает. Итак?

– Вы просили встречи.

– Разве?

Русский начал придуриваться – Подольски тоже знал эти игры. Но это раздражало…

Чтобы погасить раздражение, он тоже подошел к самому краю. Багдад был перед ним как на ладони, оставшийся прежним, несмотря на все краны и небоскребы. Вечный и чужой город, рассеченный рекой, как кровавой раной…

– Знакомое зрелище? – спросил русский.

– Да. Наслаждался этим больше года. Век бы не видеть…

Да уж. Только когда он этим наслаждался, город представлял собой каменную шахматную доску с квадратиками нищих домов и прорезами улиц. И больше приходилось опасаться ракеты «РПГ», чем влететь в какой-нибудь кран.

Он посмотрел туда, откуда доносился шум вертолетных двигателей, – вертолет, похожий на «Ястреб», парил над Багдадом. Воздушный патруль…

– Если вас это не оскорбит, могу сказать, что вы воевали с честью и ушли непобежденными. Мы это признаем…

Подольски обернулся спиной к пропасти, посмотрел в упор на русского. Тот был невозмутим и уверен в себе… Да, они не просто так стали теми, кто они есть. Коммунизм… Это все ерунда, это не более чем метод. Суть в том, что они строители империи, жители империи, воины империи. Им тесно в своем государстве, каким бы оно ни было.

Интересно… Тридцать лет прошло с тех пор, как русские убрались из Афганистана. Кто-то из американцев сказал им такое же? Наверное, сказал. Как же быстро жизнь передергивает карты…

– …воспринимайте это как помощь. Мы просто помогаем вам доделать работу. В конце концов, какая разница, кто именно остановит беспредел – мы, вы. Нам все равно жить рядом…