Благодарю за этот миг - Валери Триервейлер

Я узнала, что на первой полосе “Клозер” появилось сообщение о том, что Франсуа продолжает тайком встречаться с Жюли Гайе. От него немедленно пришла эсэмэска: он клялся, что все это неправда. Я как будто вернулась на несколько месяцев назад, в тот день, когда он яростно опровергал неутихавшие слухи про “эту чушь”. Он уверял, что на сей раз он не лжет, потому что ему незачем это делать. Я взяла телефон и нашла его пришедшие накануне любовные послания, в которых он обещал найти меня, где бы я ни была, чтобы снова жить вместе. Сумасшествие какое-то – не то оптическая иллюзия, не то игра зеркал, и нет никакой возможности отыскать истину.

Франсуа разрывался на части. Между обедом с Бараком Обамой и ужином с Владимиром Путиным он нашел время написать мне эсэмэску с опровержением утреннего сообщения и уверениями в вечной любви. Не успевало закончиться одно мероприятие, как начиналось другое, время словно растягивалось. Занимаясь насущными мировыми проблемами, принимая участие в торжествах, президент по ходу дела пытался реанимировать историю нашей любви, явно затянув финал. Настоящий политик, умеющий вести параллельно две или даже три жизни, воевать одновременно на всех фронтах.

Лжет он мне или нет – что это, в конце концов, для меня меняет? Я решила перевернуть эту страницу. Разумеется, новый поворот в наших отношениях мне в этом поможет. Я лишний раз убедилась, что Франсуа никогда не изменится. Ложь срослась с ним, как плющ, обвивший дерево. “Люди, которые обрели власть, очень быстро теряют чувство меры”, – объяснил психиатр, наблюдавший меня после выписки из больницы. Это называется “синдромом победителя”.

Я была свидетельницей того, как менялся этот человек. В 2010 году, когда мы поехали в Ла-Рошель, в летний университет Социалистической партии, он сильно похудел. Я его не заставляла, но всячески поддерживала. Мы оба были на пике физической формы. Каникулы продолжались полтора месяца. Я старалась подготовить его к реакции прессы, к тому, какие предположения журналисты будут строить по поводу его фигуры. Он только отмахивался. Считал, что это глупо – думать, что раз человек сбросил двенадцать килограммов, значит, он намерен баллотироваться в президенты. Но именно так и были расценены перемены в его внешности СМИ и многочисленными сторонниками социалистов. Все вокруг стали говорить, что Франсуа Олланд готовится к президентским выборам.

Сезон отпусков закончился, и Олланд стал звездой. После пяти лет невзгод и одиночества он начал брать реванш. Считали, что я оказываю на него положительное влияние, впрочем, благоприятные отзывы скоро иссякли. Новый образ, удачные галстуки и наконец-то нормальные рубашки – вот и все, что сочли моей заслугой.

Однако банда окружавших его мачо и слышать не хотела о моем участии в его политической жизни, хоть я восемнадцать лет занималась именно политической журналистикой. Так что меня редко звали на встречи с его “друзьями”.

Тем не менее Франсуа настоял на том, чтобы я присутствовала на важном совещании в начале 2011 года, когда решалось, каким образом он должен объявить о своем выдвижении.

Чтобы сохранить конфиденциальность, позвали всего семь человек (я – единственная женщина). Четыре его самых близких друга и два пиар-консультанта. Я сама себе казалась среди них пустым местом.

До тех пор, пока они не раскрыли свой план: интервью в ежедневной провинциальной газете. Я опомниться не могла – до чего банально! Напомнила им, что таким же образом о своем выдвижении объявил в ноябре 1994 года Жак Ширак.

– Но мы же хотим свести риск к минимуму, – возразил один из них.

Не хочешь рисковать – тогда не стоит идти на выборы.

Думаю, именно с того дня они меня невзлюбили. Я посмела перечить этим надутым индюкам, которые мечтали о власти, а сами не были к ней готовы. Поначалу Франсуа хотел выступить с торжественной речью в своей вотчине в Тюле, и эта идея нравилась мне гораздо больше. Обсуждение продолжалось, но решение так и не было принято. Когда мы вышли, Франсуа захотел узнать мое мнение на этот счет.

– Лучшее решение – то, которое кажется лучшим тебе самому. Ты сделаешь верный выбор, я не сомневаюсь.

Остановились на выступлении в Тюле.

Впереди лежала долгая пустынная дорога. Никто не принимал всерьез его кандидатуру на первичных выборах. Франсуа поставил условие: он должен быть избран главой генерального совета Корреза. Все считали, что это сомнительный приз, однако, чтобы его получить, пришлось рискнуть всерьез. Первое препятствие он взял.

Мы договорились, что 31 марта 2011 года, когда он объявит о своем выдвижении, меня при этом не будет. Ему не хотелось, чтобы мы напоминали супружескую пару, выехавшую на отдых в деревню. Дело в том, что я тогда еще вела политическую телепередачу “Портрет на фоне выборов”, и мне непросто было вырваться, чтобы поехать с Франсуа. Я чувствовала себя обделенной, как никогда в жизни, и мучилась оттого, что он там без меня.

Я планировала посмотреть прямую трансляцию по интернету и заперлась в своем кабинете в “Пари-Матч”. К счастью, один коллега сообщил мне, что выступление перенесено на более ранний час, иначе я бы его пропустила. Ни один из соратников Франсуа даже не подумал меня известить. Я едва успела подключиться, как выступление началось.

“Я не могу смириться с тем положением, в котором ныне находится Франция, не хочу поддаваться всеобщему пессимизму… Мне невыносима мысль о страданиях, которые выпали на долю слишком большого числа моих сограждан”. Он говорил хорошо и твердо все 8 минут и 17 секунд. “Франция должна выйти вперед, – отчеканил он неожиданно уверенно. – Я решил выставить свою кандидатуру на пост президента на предварительных выборах в Социалистической партии”. Взрыв аплодисментов и крики “Франсуа – наш президент!”.

Я разрыдалась от волнения и досады. Как же я жалела, что меня нет с ним рядом! И, дрожа от нетерпения, как девчонка, стала ждать. Раздался звонок, но говорили мы мало: он сообщил, что садится в машину и едет обратно в Париж, с ним один журналист. Не до шуток. Я надеялась, что мы вместе поужинаем, поскольку заранее договорились отпраздновать знаменательное событие. Он приехал, и снова разочарование: его команда увозила его в Булонь-сюр-Мер, чтобы на рассвете устроить встречу с рыбаками. До отъезда оставалось всего полчаса. И снова никто не удосужился меня предупредить. Даже он.

Я позвонила ответственному за его кампанию, и у нас состоялась бурная перепалка. Он мне заявил, что отныне мне следует обращаться к нему, когда я пожелаю провести вечер с Франсуа. Немыслимо! Я поддержала намерение Франсуа идти на выборы и смирилась с тем, что наша частная жизнь изменится. Но не могло быть и речи о том, чтобы просить у постороннего человека разрешения на свидание. Каждый остался при своем мнении, потому что оба знали: если сейчас сдадим позиции, потом уже их не отвоевать.