Русский код. Беседы с героями современной культуры - Вероника Александровна Пономарёва-Коржевская

АЛЕКСЕЙ Гинтовт: Нынешнее положение можно назвать печальным, но оно нисколько меня не удивляет, потому что в юношеском возрасте я застал культурную катастрофу, проявления которой наблюдаю до сих пор. Поступательного развития, ясного движения в нашей культуре не случилось. Время от времени появляются очаги сопротивления: возникают героические одиночки, иногда они объединяются в недолговечные союзы. Мы живем в ситуации перманентной катастрофы, имеющей апокалиптическую сущность. В связи с этим перспективу человечества я вижу как убывание от Золотого века к Серебряному, а затем к бронзовому, который, кстати, должен быть здесь и сейчас, но мы его не наблюдаем. Если и обсуждать восходящий ток, то это должна быть современная территория бронзового века. Вместо чрезвычайной полноты, ясности, вертикали духа пока я преимущественно вижу бесконечное убывание, распад и деградацию.

ВП: То есть нет никаких признаков грядущего рассвета?

АГ: Давай посмотрим на сегодняшнюю культуру честно. Расцветающая, здоровая, сильная культура выглядит совершенно иначе. Ее основополагающим свойством является экспансия. Можно ли говорить об экспансии в наши дни? Мы отчетливо убываем. Русская культура сжимается, все меньше людей говорят на русском языке.

Территориальную, а вместе с ней и культурную экспансию вели русские императоры, присоединяя кто десятки тысяч, а кто и миллионы квадратных километров. Отчетливо экспансивный характер также имел проект Советского Союза: впервые за всю историю наше влияние выхлестнулось за пределы континента, шагнуло в Европу, Африку, Южную Америку. Эти вполне освоенные, но не до конца изученные исторические явления хранятся в народной памяти. Сравнивая с ними сегодняшнюю действительность, трудно увидеть завязь новой экспансии. Но, может быть, утро 24 февраля есть тот тревожный, смертельно опасный, но долгожданный поворот к новой экспансии. Состоится она или нет, зависит и от нас.

ВП: В чем заключается миссия традиционной культуры?

АГ: Традиция – это платформа, на которой зиждется вообще все. В индоевропейской культуре она напрямую соотносится с понятием социальной справедливости, с построением иерархии власти, где наверху – священный царь, философ, мудрец, а за ними следуют крестьяне, ремесленники, труженики. В результате формируются гармонические взаимоотношения всех участников социума. Полагаю, дальше есть смысл говорить об идеале.

ВП: В своем творчестве ты постоянно отсылаешь к идеалу, к большому стилю, который рождается от определенной идеологии. Какие условия должны совпасть, чтобы начался культурный ренессанс и большой стиль возродился, пришел на смену деградации, ведущей к упадку и смерти? Или же деградация неизбежна, потому что предопределена природными, неотменимыми циклами истории?

АГ: Река истории течет вниз. Но надежды на возрождение всегда могут осуществиться, ибо над земной иерархией есть небесная.

Вся ткань русской жизни, вся ее бесконечная культура выражались и в церковной архитектуре, и в книжном деле, и в мистерии священнодействий. В первом метапериоде – эпохе Белой Руси – волшебно было все: мир, человек, природа, звери, птицы, травы… Расколдовывание, разгадывание мира породило феномен искусства. Второй метапериод – Советская Русь – придал искусству современный вид. В этом виде оно более для нас узнаваемо, потому что основано на предельной степени отчуждения от традиции. Тем не менее в годы правления Сталина возник большой стиль: искусства достигли небывалого расцвета, вида, качества, своеобразной гармонии наступательного характера.

После этого каждый следующий правитель отрицал достижения предыдущего, почти бесследно уничтожая сформулированный во времена его предшественника культурный код. Скольжение к краю приобрело характер вертикального падения. Сейчас мы подошли к состоянию абсолютной темноты. Но мы помним, что ночь особенно темна перед рассветом. Финальная вспышка осуществима и, самое главное, желанна. У каждого из нас есть шанс совершить невозможное.

ВП: Ты оцениваешь наше время как самое темное из-за того, что прерваны линии, по которым традиция передается от поколения к поколению?

АГ: Так и есть. На Западе процесс идет с большей скоростью, чем в России, несмотря на то что наши пространственные границы постоянно пребывают в движении.

Казалось бы, СССР был ледяной глыбой, цивилизацией, построенной на антитрадиции. Но когда дым перестроек рассеялся, выяснилось, что коллективный Запад ушел далеко вперед по пути деградации, а «ледяная глыба» сохранила в себе многие истинные ценности. Русской цивилизации нельзя отказываться от своих сокровищ, от памяти и истории. Советский Союз сумел сохранить и передать наследникам тонкие золотые нити традиции. А где золото, там и серебро, и бронза.

Догматически Александр Дугин описал исходные качества бронзового века – он уже не первое десятилетие изумляется отсутствию примет его появления. Наш бронзовый век должен быть здесь и сейчас, но его нет. Взять, например, философию. Русская философская школа появилась очень поздно – куда позже немецкой и тем более итальянской, французской, британской. Она возникла лишь в начале XX века, подражательно, ученически по отношению к западногерманской. Русской религиозной философии было дано слишком мало времени – она только принялась формулировать суть, самость, основание, когда грянул 1917 год. На этом была поставлена точка, потому что место духа заняла материя. Но что помешало создать школу современной религиозной философии в более свободные 1980-е годы? Ее нет по сей день. Как нет и ужаса по поводу ее отсутствия. Гигантские философские институции замещает один-единственный Дугин.

В моем представлении, без философии не может быть искусства. Да, принято ссылаться на философию, содержащуюся в русской литературе. Конечно, Достоевский гениален, но этого мало. Где философия сама по себе? Производные от нее виды искусств отсутствуют.

ВП: Есть ли в наши дни такие художники, музыканты, поэты, которых можно отнести к бронзовому веку?

АГ: Я наблюдаю огромное количество талантливых людей. Но все мы порознь. С 1991 года на территории одной только Российской Федерации выпущено сто тысяч профессиональных художников. Может быть, впервые в истории человечества единая школа эстетических категорий породила такое количество мастеров. Все они пребывают в рассеянии. Единственная точка сборки – это Русская Православная Церковь, где есть иерархия, единоначалие, дисциплина, способные мобилизовать любое количество мастеров, но в светской среде такие механизмы отсутствуют. Более того, Запад применил у нас все средства, чтобы эти системы не сложились. После краха СССР наши соотечественники без всякой подготовки получили культурный код постмодерна, не пройдя путь, по которому в течение десятилетий шла европейская цивилизация.

В результате я прихожу к выводу, что каталогизировать авторов, предложить им участие в большом проекте могут только спецслужбы. Министерству культуры эта задача сегодня не по силам.

ВП: В чем причины нашего преклонения перед Западом? Почему современный русский художник постоянно пребывает в положении униженного и не ищет себя в контексте родного культурного