Они брали рейхстаг - Максим Сбойчаков

Кошкарбаев пояснил:

– В овальном зале со своими чуть не столкнулись.

– То есть как?

– А кто про них знал? С другой стороны вышли. Рота Сьянова из семьсот пятьдесят шестого полка.

На месте происшествия встретились адъютанты старшие батальонов Давыдова и Неустроева капитан Чепелев и старший лейтенант Гусев.

– Лихой у тебя народ, капитан, – кивнул Гусев в сторону бойцов. – Благо, наши откликнулись мигом, а то не миновать бы беды.

– Давайте разграничиваться, товарищ старший лейтенант, чтоб подобных происшествий больше не было.

И они стали делить коридоры.

Уже пять часов идет штурм рейхстага. К зданию по-прежнему трудно подступиться, и это беспокоит командование. Нервирует и незнание обстановки в самом здании.

Окончательно выяснилось, что главные огневые позиции противника находятся в Тиргартене и у Бранденбургских ворот. Там множество зениток, приспособленных к стрельбе по пехоте, – немцы пользовались отсутствием наших самолетов в воздухе, которые не появлялись, чтобы не поразить своих. Укрылись зенитки в долговременных сооружениях так, что даже прямые попадания снарядов небольшого калибра не причиняют им вреда. А перед зенитками, по северо-западной части парка, проходят траншеи с бетонированными пулеметными площадками и ходами сообщения.

Артиллеристы тщательно готовились к третьему мощному удару по вражеским огневым точкам, чтобы окончательно открыть пехоте дорогу в рейхстаг. Нанести такой удар теперь было не так просто, как в первый раз, – надо учитывать, куда выдвинулась своя пехота, чтобы не поразить ее. Требовался прицельно-точный огонь.

Тем временем в доме МВД сосредоточивались силы для решительного броска. По командной линии еще днем были направлены донесения. Получив сообщение от командиров полков, комдив Шатилов доложил командиру корпуса Переверткину, а тот – штабу армии: «В 14.00 30 апреля частями корпуса в результате двухдневного ожесточенного боя над южной частью рейхстага водружено знамя».

Уже через полтора часа последовал приказ по 3-й ударной армии, а вслед за ним по 1-му Белорусскому фронту с объявлением благодарности личному составу, участвовавшему в штурме рейхстага.

Зачитывая поздравительные приказы командования, командиры и политработники говорили:

– Наш флаг на рейхстаге! Теперь главное – покорить гарнизон и водрузить Знамя Третьей ударной армии. Во что бы то ни стало нужно преодолеть площадь и оказать помощь передовым подразделениям!

Мощный артиллерийский огонь в третий раз обрушился на гитлеровцев ровно в 18 часов. Под его гул побежали сотни бойцов. Среди них были добровольцы-артиллеристы капитана Макова и контуженый Лысенко.

Выкуривая одну сигарету за другой, Неустроев нервно ходил из угла в угол подвала, то и дело выглядывая в окно, но все без толку: видимости почти никакой. Очевидно, надо перебираться в рейхстаг.

В это время зашел Давыдов. Очень нужна сейчас его рассудительность. Неустроев вопросительно взглянул на него и не успел ничего произнести, как тот сказал:

– Пора, Степа!

То, что его мысли подтвердил более опытный друг, сразу успокоило. Захватив ординарцев, комбаты выскочили на площадь. Перебежки совершали так, чтоб не терять друг друга из виду. Там и тут поднимали залегших бойцов, вели вперед.

Огонь вражеской артиллерии опять усилился. Уже невдалеке от здания комбаты попали в зону обстрела. Рядом рвались снаряды, сотрясали землю и воздух. Ползти стало невмоготу, и они нырнули во встретившийся по пути бункер.

Отдышавшись, выглянули и отчетливо увидели изрытые осколками колонны и ступеньки лестницы рейхстага. Значит, остался последний бросок.

– Рванули, Степа!

Из укрытия выскочили вместе, но Давыдов взял правее, где продвигались бойцы его батальона.

Неустроев лишь на миг приостановился на верхней площадке, перед самой дверью, но тут же вслед за бойцами вбежал в рейхстаг.

Сьянова встретил с распростертыми объятиями:

– Поздравляю, Илья Яковлевич, поздравляю!

Старший сержант доложил: продолжаем очищать здание от гитлеровцев, уже отвоевали много комнат на первом и втором этажах. Сложнее с подвалом: пробовали спуститься, понесли потери. Очевидно, там крупные силы.

Комбат радовался – Сьянов действует не хуже опытного офицера, уверенно и осмотрительно. После войны люди скажут: одним из первых в рейхстаг ворвался, ротой командовал, вот какой он, сержант нашей армии!

– Все твои действия одобряю, Илья Яковлевич. И правильно сделал, что блокировал выходы из подвалов.

В комнате, где расположился КП батальона, кроме Гусева, Береста и Матвеева Неустроев увидел Соколовского и несколько смутился: не очень удобно, конечно, являться в рейхстаг после заместителя командира полка. Но майор ничем не подчеркнул это, и комбат успокоился.

– В первую очередь установите связь с полком, товарищ капитан, – приказал Соколовский Неустроеву.

Пришлось вслед за Ермаковым послать на линию Щербину. К удивлению всех, тот через минуту возвратился:

– Товарищ капитан, в рейхстаге артиллеристы с радиостанцией!

Неустроев пошел за ним. В одной из комнат около переносной радиостанции стоял капитан В. Н. Маков, возглавлявший группу добровольцев-артиллеристов. Неустроев познакомился с ним еще перед штурмом. Волевой офицер. Видно, многому научила его героическая оборона Севастополя, в которой он участвовал.

На просьбу Неустроева Маков ответил:

– Помогу, капитан, помогу! Вот только радист мое донесение командиру корпуса передаст.

Оказывается, артиллеристы-добровольцы в числе первых ворвались в рейхстаг и, сломив сопротивление вражеских автоматчиков, пробились на крышу. Там водрузили красный флаг. Это сделали сержанты Александр Лисименко, Михаил Минин, Гизий Загитов и Алексей Бобров.

В углу комнаты артиллеристы перевязывали раненого Загитова.

– Редкий случай, – обернувшись к Неустроеву, пояснил Маков. – Пуля пробила партийный билет в левом нагрудном кармане, а сердца не затронула, работает. Надо бы в медсанбат его, да не пронести через огонь.

Доложив в полк о прибытии в рейхстаг, Неустроев вернулся на свой КП.

Вскоре зазвонил телефон.

– Это Ермаков связь восстановил! – воскликнул Гусев.

Неустроев взял трубку. Даже по голосу чувствовалось, что Зинченко доволен. Выслушав доклад, сказал: «Приказом комдива вы назначены комендантом рейхстага!»

Узнав об этом, офицеры поздравили комбата.

– Учти, Степан Андреевич, в твоем подчинении два гарнизона, – засмеялся Соколовский, – наземный – наш и подземный – немецкий.

– Теперь, – поддержал шутку Матвеев, – боевые дела можно решать даже очень просто. Снял трубку и… «Алло! Говорит комендант рейхстага. Доложите строевую записку по подвалу. Не забудьте сложить оружие, всем наверх! Шнель, шнель!»

– Выявим, уточним силы противника, станет ясно, что лучше предпринять, – вслух размышлял Неустроев. Вдруг вспомнил: – А где же Пятницкий?

Но Петра никто не видел. Комбат отогнал мысль о гибели ординарца. Выяснить бы, но сейчас, когда каждый метр площади простреливается, этого не сделаешь.

Где-то задержались и знаменосцы. Замполит и Щербина вышли наружу. Был уже поздний вечер, но, как и днем, гремели орудийные раскаты, пулеметно-автоматные очереди вспарывали темноту.

На ступеньках, почти у самой верхней площадки, лежал солдат. Щербина узнал Пятницкого.

– Петр Николаевич, Петр Николаевич! – нагнувшись, тревожно схватил он лежащего за руку, но она была холодна, как камень лестницы. Прильнул ухом к груди – дыхания нет. «Эх, Петр Николаевич, так и не пришлось тебе увидеть сына…»

За спиной раздался голос Береста:

– Что с ним?

– Убит Петр Николаевич, – сквозь слезы проговорил Щербина.

Берест заметил под телом солдата полотнище флага.

«Значит, этот флаг я видел. Не мерещилось мне».

– Давай прикрепим к колонне, – сказал Берест. – Исполним последнее желание Петра.

Они привязали знамя шпагатом, но, обильно смоченное кровью, оно не развевалось по ветру, а тяжело легло на гранит.

Возвращаясь, они увидели Егорова и Кантария со Знаменем 3-й ударной армии.

– На крышу надо! – воскликнул замполит. – Пошли, прикрывать вас будем! Завтра ведь Первое мая. Надо к празднику сделать подарок советскому народу.

3

В рейхстаге – командир полка! Даже бывалые воины, хорошо знавшие, что полковнику храбрости не занимать, гордились им. Следом за всеми прошел через пекло площади.

За войну у Зинченко выработалось правило, которое он не нарушал ни при каких условиях, – четко представлять себе, что делается на поле боя. И если была плохая видимость с наблюдательного пункта или отказывала связь, немедленно сам шел на передний край разбираться в обстановке.

Взял трубку и доложил генералу Шатилову положение. Во изменение прежнего приказа генерал назначил его комендантом рейхстага. Однако переводить сюда штаб полка преждевременно: хотя бой и развивается успешно, общее положение неустойчиво.