Коридор - Сергей Каледин

...За Цветаеву Вовка выручил сорок рублей. Сказал, что дали пятьдесят, но червонец прострелял в тире. Небрежно добавил, что книгу купил у него лауреат грузинской Ленинской премии по литературе Константин Гамсахурдиа. Он сочиняет здесь, в Адлере, роман "Десница великого мастера". Про историю.

- Чего ты врешь опять? - стонал Ромка.- У меня книжка такая в детстве была. Ты ее у меня видел! Что ты все врешь?..

- Не хочешь - не верь. На два рваных? Пойдем, познакомлю. Он здесь в горах живет. На шашлык меня звал. Я специально из-за тебя не пошел. Думаю голодный.

,..3а курение в курятнике бабка-сторожиха их выгнала. Спина зажила. От Юли остались легкие нетревожные воспоминания.

Пролежавший две недели в раскаленном вонючем курятнике исхудавший Ромка выбрался на белый свет, изнывающий только от одного - невинности.

На пляже было почти пусто. Повыше, у кустов, появилась желтая палатка, которой еще вчера, Вовка говорил, не было. Из палатки одна за другой вышли три крупных девушки и, переговариваясь, ойкая от камней под ногами, гуськом потянулись к морю.

Вовка толкнул друга:

- Э! Кадры. Не туда смотришь. Доброе утро!

- Лаб дьен! - крикнула самая крупная.- Почему вы не идете плавать? Вы не умеете?

- Купнемся, Жирный,- моргнул Вовка, отжимаясь от пляжа.

- Сам ты жирный!

Девушки приехали из Риги: Лайма, Дайна и Хельга. Фотограф, инженер, а Хельга в этом году кончила школу.

Девушки были очень крупные. Синяк выбрал себе фотографа. Через полчаса она уже фотографировала его. Вовка предупредил ее, что ему двадцать лет, работает в уголовном розыске. Лайма смеялась, он так молод, ей значительно больше. Но, судя по всему, Вовка ей понравился; он показывал девушкам фокусы с картами, научил играть в "буру", утаскивал на руках огромную Лайму в море без всякого напруга. А чтобы уж совсем поразить латышек, утащил в море сразу двух под мышками.

Вечером Вовка с Лаймой пошли по темному пляжу в одну сторону, а Ромка с недавней школьницей - в другую. Стеречь палатку осталась некрасивый инженер Дайна.

Ромка шел и чувствовал, что то, что он делает, называется измена. Хельга о его переживаниях не догадывалась и напряженно ждала действий. Промолчав полтора часа, Ромка стал рассказывать Хельге о своей любви к Юле, что он ее здесь уж полмесяца ищет, но не может найти. Потом предложил посидеть, поглядеть на лунную дорожку... Хельга глядела на дорожку, внимательно слушала, удерживая зевоту крупной ладонью, потом встала и предложила вернуться к палатке.

На обратном пути Ромка, досказывая про любовь, вслух вспомнил, как бабка утром их выгнала и деваться им некуда.

- Если вы хотите, вы можете у нас жить в палатке,- очень просто сказала Хельга, всунулась в душную палатку и объяснила ситуацию на своем языке разбуженной Дайне.- Пожалуйста,- она отогнула полог.- Места хватит.

Ромка заснул сразу. Ночью его растолкал Вовка, зашептал на ухо:

- Слышь, Жирный. У меня - порядок.

- Врешь.

- На два рваных... Точняк, говорю. Что я тебе врать буду! Неинтересно, гадом быть. Ей тоже не понравилось...

На дамской половине палатки зашевелились потревоженные девушки, и Вовка стих.

На следующий день они ушли на рынок покупать на оставшиеся деньги баранины, чтобы вечером устроить торжество. Купили дешевого белого вина "Саэро".

Вечером, когда шашлык был съеден и вино выпито, девушки стали беспокоиться, поглядывать по сторонам вдоль темнеющего пляжа, переговариваться. Ромка с тревогой думал, как быть с Хельгой.

Вдруг послышался гортанный говор. Из кустов прямо к палатке вышли три парня в белых рубашках.

Вовка потянулся к ножу, которым резал мясо. Но девушки неожиданно заулыбались парням, как старым знакомым. Хельга шутливо постучала пальцем по циферблату часов, а инженер Дайна сказала, простирая руку над "квартирантами":

- Эти мальчики - наши друзья, Вахтанг: Вова и Рома. Они из Москвы, им негде жить. Я тебе рассказывала.

- Тенгиз, Гамлет,- мрачно сказал Вахтанг, представляя своих друзей.

- Ну, мальчики, мы ушли,- ласково сказала Хельга, посылая москвичам воздушный поцелуй.- Нас не ждите, ложитесь спать.

Через неделю, когда Вовка пошел получать по своему паспорту деньги от Липы, невыспавшаяся, дежурная сегодня, Лайма варила курицу. Хельга и Дайна посапывали в палатке. Теперь они купались и загорали мало, теперь они днем подолгу спали.

- Слышь, Жирный,- неожиданно для себя робким голосом произнес Вовка.- У тебя это... Ты только не бойся... У тебя дед помер.

12. ИСПОЛНЯЮЩИЙ ОБЯЗАННОСТИ УЧЕНИКА ЧЕРТЕЖНИКА

...Ромка выскочил из лифта и чуть не выбил из рук Аси Тихоновны щербатое блюдо с холодцом.

- Как дам, сволочь, студнем по башке!.. Ой!.. Рома. Ро-о-омочка,старуха привалилась к нему тучным колышущимся телом.

Ромка, учуяв, что поминать деда Ася начала уже давно, на всякий случай перехватил тяжелое блюдо.

Дверь в квартиру была открыта. Так было всегда, когда в коридоре кто-нибудь умирал, любой мог зайти помянуть. Из дальнего конца коридора навстречу, скособочившись, стремительно шла седая, состарившаяся Нина-дурочка. У Нины была болезнь Дауна, хотя ее мать Вера Марковна упорно уверяла коридор, что Нина "неразвита" в результате тяжелых родов.

По привычке Ромка поздоровался с ней, хотя знал, что Нина не понимает. Здоровался он с ней автоматически, как в детстве говорил "спасибо", узнавая по телефону время.

В квартире стоял ровный застольный гуд.

- Липа! - слезливым голосом позвала Ася.- Ты погляди, кто приехал!..

Липа выскочила из кухни, бросилась целовать внука:

- Нету больше нашего дедушки... Нету, Ромочка... Люсенька! Рома приехал... Опоздал наш мальчик!..

В переднюю вышел Лева в черном костюме - раньше у него такого не было,подождал, пока бывшая теща отпустит внука.

- Что ж ты раньше-то?..

- С билетами напряженка...- пробормотал Ромка,- не успел...

Из комнаты выскользнул кот, потерся о ногу Ромки.

- Котяра...

Комната была заставлена столами. Зеркало над комодом рядом с портретом Марьи Михайловны было завешено темным платком, и зеркальная дверка шкафа тоже. Окна были открыты настежь, за окном тарахтел молкомбинат. К фотографиям родственников над телевизором прибавилась еще одна - дедова, молодая, в очках без диоптрий и булавкой, протыкающей воротничок сорочки у кадыка.

Поминки шли давно - гости были не свежие: мужчины без пиджаков, женщины обмахивались кто чем.

- Мой сын! Сын приехал! - Голос у мамы был звонкий, веселый. Она пробралась к нему между стульями, обняла, привстав на цыпочки.- Какой огромный! Как загорел! Да ты же красавец! Нет, ну он же красавец, товарищи! Ален Делон! Ну, правда, Левик? - она обернулась за поддержкой к бывшему мужу.- Как тебе нравится наш сын...

- Ну, ладно, мам...- промямлил Ромка.- Здравствуйте.

- Отпустили ребенка одного...- забубнила Липа, усаживая внука рядом с собой.- Кушай, Ромочка. Ты руки вымыл?

Мама вроде не постарела. Только покрашена была как-то странно: вся голова темно-коричневая, а спереди большой седой клок. "Красиво",- отметил Ромка.

- ...Лева должен был взять отпуск и поехать с ребенком,- объясняла кому-то Липа.- Раз берешь на себя ответственность...- И осеклась.

Липа забыла, что Лева ей не зять, а бывший зять, и Ромка уже не ребенок; что у Левы своя жизнь, а у ее дочери Люси - своя. Кроме того, Липа забыла, что внук исключен из школы с оставлением на второй год и ни о каком отдыхе на море не должно быть и речи, что внук убежал на море своевольно, без родительского благословения.

Но не забыла Липа главного: что Лева недавно перешел работать в Моссовет и в скором времени должен получить двухкомнатную квартиру на себя и на Ромку, о чем она, разумеется, хотела поставить в известность дочь на Сахалине. А тут как раз умер дед, и Липа заказала разговор с Люсей. Люся сказала, что страшно переживает смерть папы, и все равно - получить отпуск на похороны невозможно.

Но Липа знала свою дочь. В конце телефонного разговора она, как бы невзначай, сообщила Люсе об изменениях в Левиной жизни. Люся сказала, что это ее совершенно не интересует, и вылетела в тот же день.

Ромка высматривал, кто пришел1 покивал бабушке Шуре, дедушке Саше, тете Оле. Дуся-лифтерша сидела зажатая по иронии судьбы с двух сторон своими врагами - Верой Марковной и Ефимом Зиновьевичем. Время от времени Вера Марковна выходила в коридор проверить Нину.

Были племянники деда с женами, один из них зам-министра чего-то не очень главного, куда входят бани,

прачечные, металлоремонт... Был дедов двоюродный брат, полуглухой клепальщик из Тейкова, впервые за многие годы выбравшийся в Москву.

Рядом с бабушкой Шурой сидела гордая тем, что ее позвали, Грыжа. Она последние годы зачастила к Липе раскладывать пасьянс и смотреть телевизор. У себя Грыжа телевизор не смотрела, экономя глаза и электроэнергию, и вечером вообще старалась света не включать. Грыжа консультировалась с Липой по всем вопросам, требующим образованности: куда написать, чтобы поставили ванну, где получить пропуск на ближайшее рождество в Елоховский собор, потому что к своей соседке по квартире Дуське-колдунье обращаться за религиозной помощью не желала и даже написала в Елоховский собор анонимку, обвиняя Дуську в том, что она в бога не верит, потому что ворует творог на молочной кухне у детей и продает его жильцам дома. Липа звала Грыжу "Наташа", а та ее уважительно "Липа Михайловна", хотя была старше Липы на восемь лет. Грыжа очень интересно говорила, как бы немножко подвывала, и Ромка часто не мог разобрать, плачет Грыжа, когда говорит, или смеется. Тем более что в том и другом случае Грыжа вытирала глаза концом косынки. А грыжей своей, за которую получила прозвище, очень гордилась, обращала на нее при случае внимание слушателей и расстаться с ней не хотела.