Колокол - Айрис Мердок

Тоби удивило и порадовало это открытие. Прежде он как-то не отдавал себе отчета в том, что находит Дору привлекательной, но теперь, когда он решительно исследовал свое умонастроение, подогревая объяснения, которые раньше счел бы непристойными, ему показалось, что неравнодушен он к се чарам довольно давно. Действительно, у нес такая чудная головка в обрамлении прямых прядей золотисто-каштановых волос — словно с итальянской картины; к тому же Дора такая кругленькая, можно сказать, пышка. На время воображение Тоби смутил более откровенный образ Доры. Но более всего видел он ее лицо: полный рот, мягкие черты, материнское, ободряющее выражение глаз. И если от более холодного образа Кэтрин, при всей его прелести, мысли Тоби отлетали, как от статуи Артемиды, то в своих воспоминаниях о выражении лица и жестах Доры он находил теплое поощрение и приглашение.

Эти фантазии прервал звук движенья из монашеской часовни. Послышались мягкие шаги и шелест тяжелых юбок. Тоби в страхе вскочил. Должно быть, настало время для sext [36]. Он стоял, вслушиваясь в шаги и наводящее на сомнительные мысли шуршание юбок. Какое-то время они продолжались, затем раздался оседающий звук — будто громадная птица усаживалась в гнездо. Наступила тишина, и наконец ее прорезало одинокое сопрано, вознесшее бесхитростное песнопение. Тоби был потрясен. Было что-то чудовищное, почти вызывающее в невидимой и неприступной близости стольких женщин. Утверждение о полной непричастности мирян к монастырской жизни нельзя полностью принимать на веру; это соприкосновение показалось Тоби раздражающим, бередящим, возбуждающим. У певшей монахини был очень тонкий, поставленный голос, немного похожий на голос Кэтрин. Песнопение длилось, пока ужасающая чистота и суровость его не стали непереносимыми. Он развернулся и, спотыкаясь, пошел из часовни наружу.

На слепящем солнечном свету он ощутил невыразимую тоску и безутешность. Он чувствовал смутное желание совершить что-нибудь дерзкое, насильственное. Сознание того, что он прогуливает работу в саду, беспокоило и в то же время доставляло удовольствие. Неторопливо свернул он в сторону от дамбы и двинулся вдоль монастырской стены по направлению к главной дороге, которая была еще далеко. Он шел вплотную к стене, ведя по ней рукой. Высоченная стена была сложена из небольших квадратных камней, гранита и бурого железняка, и вид имела крапчато-золотистый. Пыль от сухой поверхности стены цветочной пыльцой оставалась у него на ладони. Опустив голову, брел он, до крайности злой на себя и весь мир.

Вскоре по обе стороны стены, забиравшей в сторону от озера, появилась кайма деревьев, и Тоби очутился в лесу. Чуть позже он понял, что место ему знакомо. Слева открывалась широкая хвойная просека, ведущая к озеру, и в дальнем ее конце он видел, как солнце играет на поляне совсем неподалеку от сторожки. Воспоминания о минувшем вечере ожили в нем, и у него возникло странное чувство, будто он неверующий, а за ним — ощущение крайней испорченности. Насилие рождается из желания убежать от себя. Тоби взглянул вверх, на стену.

Еще пару дней назад он и вообразить себе не мог, что можно перелезть через монастырскую стену. Теперь ему вдруг показалось, что раз уж все так запутано, так все и дозволено. Чувство это тем не менее было неприятным. Сильное возбуждение охватило Тоби, и тут он понял, как сильно за минувшие полчаса он был выведен из физического равновесия. Он отступил под прикрытие деревьев и огляделся. Сердце бешено колотилось в груди. Он вспомнил маленькую калитку в стене, выходившую, как он видел, на просеку; но ведь она наверняка заперта. Он изучающе осмотрел стену. Она была очень старой, камни лежали не впритык, виднелось много шероховатостей и выступов. Он выбрал местечко, где камни кое-где выдавались вперед или отступали вглубь, и начал карабкаться вверх, нащупывая, за чтобы руками уцепиться в расщелинах.

Это было труднее, чем казалось. Податливые камни сыпались по краям, и Тоби с оцарапанными запястьями рухнул на землю. Тут он разъярился. Буйное желание увидеть монастырь изнутри завладело им. Волнующее чувство опять охватило его, и в небывалой степени, — будто он вот-вот пройдет в Зазеркалье. Стена представляла собой как раз подходящую степень сложности. Она была препятствием, но преодолимым. Тоби вновь пошел на приступ.

На сей раз он выискал прочную опору под ноги и, распластавшись посреди стены, начал нащупывать наверху надежное место для пальцев. Нашел, подобрал одну ногу повыше. Он вслепую тянулся вверх, надеясь ухватиться за край. Рука нащупала свободную кромку, и, запустив пальцы в мякоть из мха и каменного крошева, он сумел зацепиться. Затем взялся другой рукой, нижняя опора начала уходить из-под ног. Он закинул один локоть через край стены, ноги заскреблись по осыпающейся поверхности, ища подпоры. В следующий миг, сопя и распрямляя руки, он подтянулся, оперся на грудь и перебросил ногу через край. Сидя верхом на стене, он отдыхал.

Обессиленный, с победным видом,

обозревал Тоби открывшуюся картину. К своему удивлению, он увидел, что хвойная просека продолжается и по другую сторону. Отсюда он не видел, куда она уходит. На территории монастыря лес был такой же густой, и никаких строений видно не было — только далеко справа проглядывала нормандская башня. Тоби почувствовал мгновенное разочарование. В общем-то изнутри все выглядит в точности так же, как снаружи. Он перебросил ноги на внутреннюю сторону стены и стал озираться. Может, случится что-нибудь, может, монахиня мимо пройдет. Но он сидел, а лес оставался непроницаемым и безмолвным.

Когда Тоби взбирался на стену, он ни о чем, кроме как взглянуть на монастырские земли, не помышлял. Теперь же, когда он был на стене, в нем заговорило настойчивое, как физическая потребность, желание: его так и подмывало спрыгнуть вниз, на территорию монастыря. Мгновение-другое он подождал и понял, что не стерпит. Потянет еще, но рано или поздно он должен спрыгнуть. Осознав это, он так возбудился, что разом спрыгнул, приземлившись довольно-таки шумно и порвав одежду о куманику. Он поднялся и замер, тяжело дыша и вслушиваясь. Все было по-прежнему тихо, он осторожно отошел от стены и потихоньку двинулся к просеке, надеясь посмотреть оттуда на монастырские строения.

Вздрагивая и чувствуя, что в любой миг суровый голос может призвать его к ответу, Тоби вышел на поляну в конце просеки. Просека была ровная и ухоженная. Но вела она не к какому-нибудь строению, а к еще одной стене, поменьше, и в ней была калитка. Больше ничего видно не было. Тоби постоял немного, осмотрелся. Интересно, что будет, если его заметят? Воображение Тоби разыгралось: понесутся ли к нему монахини с пронзительными воплями или вакханками набросятся на него? Он не знал, какая картина страшнее или на самом-то деле — он поразился, что раздумывает над этим, — восхитительнее. Он стоял в расслабляющей тиши этого места, и страх за то, что он сделал, нарастал. Надо бы подобру-поздорову лезть обратно, решил он, однако вторая стена поодаль на просеке и дверца в ней были слишком заманчивы. Он глаз не мог оторвать от дверцы и минуту спустя обнаружил, что крадется к ней меж деревьями.

Добравшись до нее, он оглянулся. Высокая монастырская стена казалась далекой. Можно бы бегом еще успеть вернуться, подумал он. Но обернулся к маленькой дверце. Стена здесь была пониже, но все равно высокая — сверху не заглянешь. По обе стороны она уходила в гущу деревьев, но за стеной деревьев не было. Просека обрывалась на этом самом месте. Тоби положил руку на засов, и щеколда подалась вверх с громким щелчком. Он толкнул дверцу, та легонько заскрипела и стала медленно отворяться. Шум напугал его, но он продолжал толкать дверцу, за которой открывался ковер коротко подстриженной травки. Он шагнул в проход и очутился на кладбище.

От неожиданности Тоби застыл в дверном проеме, все еще держась за дверцу. Он был в окруженном прямоугольником стены зеленом пространстве, и в нем аккуратными рядками тянулись могилы, над каждой высился маленький белый крест. Гряда довольно-таки мрачных темных кипарисов на солнечном припеке у дальней стены придавала этому месту до странности южный вид. Ужас от увиденного был так велик, что почти не усугубился тем, что совсем рядом он увидел двух монахинь — они, наверно, ухаживали за могилами. У одной в руках были ножницы. Неподалеку стояла газонокосилка, но ею явно не пользовались — иначе Тоби услышал бы ее шум

. Тоби смотрел на монахинь, монахини, разогнувшись и оторвавшись от своей работы при скрипе отворяющейся калитки, смотрели на Тоби.

Монахиня с ножницами положила свой инструмент, что-то тихо сказала второй монахине. Затем она пошла к Тоби, обметая травку длинным подолом. Не помня себя от страха и стыда, смотрел он, как она приближается.

Когда она приблизилась настолько, что он мог сосредоточить свой обезумевший взор на ее лице, он увидел, что она улыбается. Рука его сползла с калитки, и он непроизвольно отступил назад, за черту кладбища. Она вышла следом, затворила за собой калитку, и они остались один на один на просеке.