«Мозг» флота России от Цусимы до Первой мировой войны - Кирилл Назаренко

Глава пятая

ЗАВЕРШЕНИЕ РЕОРГАНИЗАЦИИ «МОЗГА» РУССКОГО ФЛОТА (1910–1914 гг.)

Новый морской министр И.К. Григорович записал в дневнике через несколько дней после своего назначения, что оно было внезапным и для него самого[413]. Смену караула «под шпицем» С.Ю. Витте прокомментировал так: «Пока же носятся такие слухи: что Григорович человек толковый, знающий, впрочем, достаточно переговорить несколько слов с Воеводским и Григоровичем, чтобы видеть разницу между тем и другим: второй — человек серьезный, а первого серьезным человеком считать трудно. Затем говорят, что будто бы Григорович ведет все дело весьма рискованно, что все его обещания и проекты в конце концов не будут выполнены, что, между прочим, теперь, в Морском министерстве водворилось такое взяточничество, какого прежде никогда не было; но все это пока одни разговоры»[414]. Вообще надо сказать, что с именем И.К. Григоровича постоянно связывались слухи о различных махинациях. Можно вспомнить для примера хотя бы скандальные статьи H.M. Португалова, обвинявшего его во всех смертных грехах. Видимо, эту кампанию надо связывать с бурной и довольно успешной деятельностью на постах товарища министра и позднее министра, а может быть, и элементарной завистью. Положительно о деловых качествах нового морского министра отзывались многие государственные деятели того времени, например С.Д. Сазонов[415] и В.Н. Коковцов[416]. Ивану Константиновичу Григоровичу было 57 лет, когда он стал министром. Можно с полным правом сказать, что он был «соленым» моряком — за 22 года после выпуска из Морского училища (так в 70-х годах XIX в. назывался Морской кадетский корпус) он проплавал по цензовому счету 10 лет. Кроме морского опыта, И.К. Григорович обладал дипломатической подготовкой, так как почти два года пробыл морским агентом в Англии. Во время русско-японской войны он командовал эскадренным броненосцем «Цесаревич», а затем стал командиром Порт-Артурского порта во время обороны крепости. За боевые заслуги он был награжден орденами св. Владимира 3-й степени с мечами, св. Станислава 1-й степени с мечами и получил за боевые отличия чин контр-адмирала. После окончания войны И.К. Григорович два года командовал портом императора Александра III (Либава), где проявил себя неплохим хозяйственником.

Вопрос же о коррупции в Морском министерстве расследовался Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства весной-летом 1917 г. По ее заключению, главным казнокрадом в морском ведомстве был вице-адмирал Михаил Владимирович Бубнов, занимавший с апреля 1911 по май 1915 г. должность товарища морского министра[417]. Учитывая, что назначение М.В. Бубнова было одним из первых кадровых решений И.К. Григоровича как министра, можно предположить, что их связывали хорошие личные отношения. Возможно, именно этим обстоятельством объясняется то, что Иван Константинович поначалу покрывал своего подчиненного, однако в конце концов предпочел расстаться с ним после разделения обязанностей товарища морского министра между первым и вторым помощниками министра в конце мая 1915 г.

Не прошло и месяца со дня назначения И.К. Григоровича, как А.А. Эбергард подал ему 14 апреля записку, в которой поставил вопрос об упразднении Законодательной части ГМШ[418], что, конечно, не было случайностью. При С.А. Воеводском это учреждение фактически монополизировало всю деятельность по разработке проектов преобразований структуры министерства. Начальник МГШ критиковал Законодательную часть и демонстрировал ее некомпетентность и неумение работать на примере истории разработки «Положения об охране рейдов». По словам А.А. Эбергарда, когда 3 июня 1910 г. в это учреждение был передан проект данного документа, то Законодательная часть запросила МГШ, в чем заключаются недостатки действующего «Положения», не зная о том, что ничего подобного в русском морском ведомстве тогда не существовало. Когда МГШ сообщил об этом, чиновники Законодательной части направили этот ответ С.А. Воеводскому, который наложил резолюцию: «Нахожу ответы Генерального штаба не обоснованными и только задерживающими дело. Сообщить в Генеральный штаб мое приказание дать необходимые сведения»[419]. В ответ на это из МГШ писали: «В нем (в докладе Законодательной части морскому министру. — К.Н.) искажена истина. Имеется ссылка на полицейскую и хозяйственную охрану, тогда как речь идет о военной охране, что Законодательная часть не могла усвоить до сего времени»[420]. Необходимо пояснить, что под полицейской охраной подразумевалась охрана общественного порядка, под хозяйственной — служба сторожей, а под военной — охрана и оборона объекта военными подразделениями. А.А. Эбергард указывал, что абсурден сам порядок, когда законопроекты вырабатывает не учреждение, в них заинтересованное, а особый орган, на который может быть возложена только юридическая экспертиза. Еще в момент создания Законодательной части в 1903 г., министр финансов С.Ю. Витте выступал против этого. После разделения МГШ и ГМШ в 1906 г. основной довод в пользу существования этого учреждения и вовсе отпал, так как теперь ГМШ не перегружен работой. А.А. Эбергард предлагал при сохранении Законодательной части оставить в ее ведении экспертизу соответствия законопроектов существующим законам, право указывать на законы, необходимые для согласования разрабатываемых законопроектов, право принимать решения о надлежащем направлении законопроектов, право представлять на утверждение морского министра толкования смысла действующих законов. В том случае если начальник учреждения, представившего законопроект, не согласен с заключением начальника Законодательной части, то они должны были совместно доложить об этом министру. 16 апреля 1911 г. И.К. Григорович наложил на записку резолюцию: «Согласен. Внести в Адмиралтейств-совет»[421]. Естественно, что попытка поставить под вопрос необходимость существования Законодательной части и компетентность ее служащих вызвала отпор со стороны этого учреждения. Ее начальник С.М. Радкович был не против того, чтобы законопроекты разрабатывали сами заинтересованные учреждения, но внесение их в Адмиралтейств-совет, по его мнению, должно остаться в руках Законодательной части. В поддержку этой позиции высказались также И.Е. Стеблин-Каменский и С.П. Дюшен. Главный военно-морской прокурор Н.Г. Матвеенко поддержал А.А. Эбергарда[422]. Поэтому к концу апреля в Законодательной части был разработан новый законопроект, согласованный с Канцелярией Морского министерства[423]. Проект возлагал первоначальную разработку законопроектов, кроме тех, что были предусмотрены ст. 97 ОГЗ, то есть по судебной части, на заинтересованные учреждения или специально создаваемые особые совещания. После принципиального одобрения морским министром проекты должны были поступать в Законодательную часть для разработки «в отношении формальном». Затем переработанный проект сообщался учреждению-разработчику для выяснения правильности изложения его по существу дела. Когда прошедший все эти стадии документ вносился в Адмиралтейств-совет, его докладывали совместно представители Законодательной части и учреждения, внесшего законопроект. Кроме того, на чиновников Законодательной части возлагалось ведение делопроизводства специальных комиссий и особых совещаний в Морском министерстве. Данный проект рассматривался в Адмиралтейств-совете 27 апреля и 4 мая 1911 г. 28 мая И.К. Григорович приказал подготовить всеподданнейший доклад по журналу совета[424], а 30 июня того лее года он был утвержден царем[425]. Как видим, уже через несколько месяцев после назначения нового морского министра произошло первое изменение в центральном аппарате ведомства после декабря 1906 г., когда была учреждена Канцелярия министра.

После ухода С.А. Воеводского надежды МГШ на проведение в жизнь его идей вновь воскресли. К 22 июня 1911 г. в МГШ были подготовлены две схемы организации управления флотом и морским ведомством[426], под № 1 и № 2. Офицеры МГШ твердо стояли на однажды занятых в 1906 г. позициях. Согласно их предложениям, морское ведомство предлагалось разделить на три части, так же как и в проектах 1906–1909 гг. «Замысел» возлагался на МГШ, руководство «силами» — на командующих флотами, а распоряжение «средствами» — на товарища морского министра. Отличие двух вариантов между собой состояло только в том, что первый предусматривал подчинение ГМШ товарищу морского министра, а второй — непосредственно министру. По ряду признаков можно судить о том, что для МГШ вариант № 1 был основным и желательным, а вариант № 2 был представлен министру из дипломатических соображений. 23 июня И.К. Григорович, однако, одобрил схему № 2[427]. На следующий день в МГШ состоялось совещание с участием С.М. Радковича[428]. На нем представители МГШ усомнились в том, можно ли именовать орган, заведующий «комплектованием флота, школьной частью, медицинской частью и учетом личного состава» Главным Морским штабом[429]? По мнению сотрудников МГШ, непосредственное подчинение ГМШ министру приведет к перегрузке последнего, однако распоряжение И.К. Григоровича было выполнено, и все три варианта организации ведомства, предложенные совещанием, предусматривали именно такое положение ГМШ. Собравшиеся решили, что следует разгрузить Адмиралтейств-совет от мелочных обязанностей. «Странным представляется, что образец пушки, снаряда, мины и прочее не подлежит рассмотрению Адмиралтейств-совета, а образец стула или уполовника утверждается этим Высоким Советом»[430]. Мысль о превращении Адмиралтейств-совета в авторитетный совещательный орган при главе ведомства, состоящий из начальников подразделений министерства, была не нова. Она высказывалась как представителями МГШ в конце 1907 г., так и в целом ряде записок.